Архимандрит Павел Прусский (Петр Иванович Леднев) родился 16 января 1821 года в городе Сызрани в старообрядческой семье и сам в первую половину жизни принадлежал к старообрядцам-федосеевцам, занимая среди них весьма видное положение как хороший, видимо, лучший, начётчик.
Федосеевсий (феодосиевский) безпоповский толк возник в конце XVII- начале XVIII столетий на новгородчине. Его основателем был бывший диякон деревни Крестецкий Ям, близ Новгорода, Феодосий Васильев (1661—1711), сам коренной Рюрикович, из рода князей Урусовых, основавший первую общину. Согласие оформилось чуть позже, в начале 90-х годов XVII в.
«Так как и после Никона гонения на христиан не прекращались, то многие из народа продолжали веровать, что действительно наступили последние времена – рассказывал в Своей Истории древлеправославной (старообрядческой) Церкви знаменитый наставник Феодор Евфимиевич Мельников <…> - Возникло новое верование, что антихриста нужно понимать духовно: антихриста как исключительной личности не будет. Учение об антихристе - это ложное учение, нечестивое заблуждение, как и все последователи этого заблуждения. Антихрист стал какой-то собирательной личностью, существующей искони веков, с апостольских времен, ибо тогда уже, при апостолах, появились и ложные учения, и последователи их, страшные гонения и жестокие тираны христиан. Это новое учение о таком соборном и многовековом антихристе ( его еще называли «расчлененным антихристом» - ВК) и о воцарении его в мире вызвало в старообрядчестве разделение <…> Вместе с новым понятием об антихристе возникло и новое учение о священстве. Некоторые старообрядцы начали утверждать, что священство окончательно прекратилось и безвозвратно погибло, ибо не стало истинных священников, все они превратились в слуг антихристовых. Можно поэтому жить и без попов. Таким образом в старообрядческой среде возникло безпоповство. Впрочем, пока живы были «старые попы» (в некоторых местах они сохранялись до начала XVIII в), ими пользовались все старообрядцы. Но дальше…
Новое учение о духовном антихристе разделяли далеко не все. И тем более сами идеи безпоповства. Большинство старообрядцев стало принимать «беглых попов», так или иначе приходивших «от никониян». Но в данном случае речь не об этом…
Оставшись без священства, безпоповцы утратили и таинства: Евхпристию, миропомазание, брака и елеоосвящение. Крещение и покаяние стали совершать сначала простые миряне, а затем избранные наставники, которые правили и церковные службы.
Вопрос о браке приобрел среди безпоповсцев едва ли не главное значение. Федосеевцы отвергли безсвященнословный брак, так как считали, что наступило Царство антихриста и продолжение рода человеческого стало преступно. В 1694 г. состоялся в Новгороде собор безпоповцев, на котором супружество было совершенно отвергнуто … 5-е, Брачное супружество совершенно отвергать законополагаем, потому что по грехом нашим в таковая времена достигохом, в ня же православнаго священства в конец по благочестию лишились. А посему и союзом брачным некому обязать, кроме как антихристовым попам, а безвенчанные браки имут запрещение от царя Алексея Комнина. Да и Апостол глаголет яко имущие жены яко неимущие будут( ↑ Из Приговора или уложение Новгородскаго собора 1694 года. См. книга Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе в XVII веке. -СПб., 1898 г.). В принципе ту же точку зрения разделяли и поморцы, которые уже позже, в начале XIX века, ее изменили.
Впрочем, браки, заключенные до раскола, так называемых староженов федосеевцы ( в отличии от поморцев) признавали, а впоследствии учение Феодосия было подвергнуто некоторым изменениям. На соборе 1752 г., называемом "Польским", брачные федосеевцы разделены были на две партии - староженов и новоженов. Первыми назывались вступившие в брак до перекрещивания в согласие, а вторыми – начавшие сожительство уже после перекрещивания. Староженов принимали на общественную молитву, но за чадородие подвергали отлучению. Новоженов на моление не принимали, а детей крестили с обещанием родителей разойтись. На практике это выглядело примерно так: при желании вступить в брак, молодые ( и не обязательно ) люди, не порывая с общиной, становились «не молящимися», а по истечении времени «переходили на чистое житие» и возвращались в общину вместе с детьми. Так сложился институт хозяек, память о котором до сих пор сохранилась в речи, далеко не только старообрядческой. Но безбрачие большинству было все же не по силам.
Со второй половины XVIII столетия федосеевцы постепенно становятся самым многочисленным и влиятельным направлением в безпоповстве,. Их центром с 1771 года становится община Преображенского кладбища в Москве, основателем и первым наставником которой был Илия Алексеевич Ковылин(Кавылин,1731—1809), бывший дворовый человек князей Голицыных. . Руководители общины выкупали крестьян, принявших учение федосеевцев, также часто община принимала и укрывала беглых крепостных, особенно женщин. Большинство же членов общины работало на хлопчатобумажных мануфактурах в Лефортове и жило там же.
Учитывая неожиданный и порою странный взлет Ковылина, невозможно не обратить внимания на некую «тайнопись», связанную с его родовым именем Ковылин легко произносится как Кобылин, а Кавылин легко соотносится со вторым произношением имени предка Романовых Андрея Кобылы – Камбила. Голицыны, как и Долгоруковы, всегда «дышали в затылок» Романовым (вспомним «дело верховников»). Но и со двора самих Романовых вышел когда-то лже-Димитрий, лже-Рюрикович… Тайны русских смут… Не будем забывать, что речь идет о времени лже—Петров Третьих, одним из которых был Емельян Пугачев, а другим – знаменитый скопец Кондратий Селиванов. Кем был на самом деле Илия Алексеевич ? Точнее, что хотели на самом деле сказать те, ктоотпускал его волю ?
В 1771 году в Москве разразилась чума. Ежедневно умирали сотни людей. Городские власти были не в силах бороться с болезнью, но даже убирать умерших. Необходимо было сделать так, чтобы эпидемия не распространилась на всю Россию… Здесь пришли на помощь старообрядцы – поповцы с Рогожского кладбища и федосеевцы с Преображенского. Среди них был и И.А.Ковылин. Императрица Екатерина уже произнесла свою знаменитую Речь в Сенате 1762 года о двуперстии и Никоновой справе и готова была идти старообрядцам навстречу.
Глаголемое Собрание от церковной истории, древлеправославных християн, именуемых федосеевых и филипповых: и о их некоем междуусобном несогласиирассказывает:
В 1771 году, по Божию попущению, умножающеся тогда в Москве моровой заразе, нашему християнскому обществу разрешено было правительством устроить больницы для заболевающих внутрь столицы [Русск. Архив, выпуск 5, 1864 г., стр. 246]. И во оных больницах принимались тогда зараженныи болезнию люди разнаго звания. И от перваго сентября месяца по декабрь, как являет история из оных больниц, выздоровевших и возвратившихся в свои дома до шести сот человек, такое значительное количество выздоравливавших тогда в наших больницах, не сравнительно и преимуществено пред прочими, приводит внешних историков во удивление. И они признают воду быть тут целебным средством, пишут так: «что приходящим в ковылинскую больницу, федосеевцы во главе с Ковылиным и Зенковым не упускали случая дать понять обращавшимся к ним, что Москву карает Господь за отступление никониян, и что единственное средство спастись состоит в обращении к древнему православию» [Раскол. Дела, Андреев, стр. 199]. Автор Собрания, правда, выражает сомнение в том, что именно Ковылин был главным устроителем помощи больным: Впоследствии, хотя и зделался Ковылин знаменитым членом християнскаго общества и главным попечителем оной больницы, но его должность состояла – внешяго попечения, а не духовнаго в больнице правления, как это пишут некоторыя от неведения. По нашей християнской истории, такожде и по некоторым гражданским, что при начале устройства больницы, в 1771 году, зведующий там духовным правлением был, как выше сказано, старейшим настоятелем, Илья Иванович, который в том же году и житие свое скончал, оставил о себе добрую и похвальную память, не точию в християнском мире, но и во внешнем.
Здания богаделен и часовен были воздвигнуты из кирпича ковылинских заводов. При этом Илье Алексеевичу удалось привлечь для строительства известных русских архитекторов В.И Баженова и Ф.К.Соколова. В храмах Преображенского кладбища стараниями Ковылина были собраны со всей России древние иконы. Главным попечением И.А.Ковылина была благотворительная деятельность: забота о сиротах и престарелых, устройство безплатных столов для ежедневного кормления неимущих, независимо от их вероисповедания. В Преображенской обители была открыта богатейшая библиотека, созданная Ильей Алексеевичем. Учитывая важное место, которое занимал Баженов среди русских масонов, нельзя исключить того, что все происходившее имело место быть не без помощи «братьев-каменщиков» Ковылин был связан с масонами - высказывал свое предположение об этом Петр Паламарчук в книге «Сорок сороков»: - об этом свидетельствуют не только "пламенеющие пентакли" на стенах надвратной моленной, но и постройка некоторых зданий Преображенской богадельни таким выдающимся архитектором-масоном XVIII в., как В.И.Баженов; по стилю они схожи с русской "готикой" неоконченного баженовского дворца в Царицыне. Так или иначе на благотворительность Ковылин завещал 300 000 рублей - по тем временам деньги совершенно небывалые. Многие писали, что сам Ковылин ощущал себя ни больше ни меньше, как Патриархом всея Русiи.
Московское Кладбище было – писал потом в своих Воспоминаниях архимандрит Павел – очень сильно в материальных средствах, и все, в разных местах существования, федосеевские обители материальными средствами скрепляло в одно целое. Если в какой обители произойдут какие-либо несогласия с Кладбищем в толкованиях о вере, Кладбище отказывало ей в материальных средствах, доколе не смирится. Также и московские купцы-федосеевцы без рекомендации Кладбища не дадут такой обители никакой милостыни, а когда смирится и попрощается, и обещается, что впредь так, не согласно с московскими отцами, толковать не будет, то и от Кладбища и от купцов опять получит обычную материальную поддержку. Этим Кладбище и держало всех в подчинении себе.
Безбрачие вызывало безчисленные соблазны, в том числе внутри самой безпоповской среды. Позже архимандрит Павел Прусский о таком безбрачии писал как о не только лицемерном, но и прямо греховном : А в каком смысле и насколько признаются законными, это можно видетьиз того, какому наказанию за тот же самый законный брак подвергаются здесь «старожены»: «а которые законные браки прияты в церковь, и будут детей рождати, и таковых наказывати отцем духовным: за первого полгода отлучать, за второго год, за третьего два лета» - Должно заметить, что отлучению подвергаются супруги, как только обнаружится чревоношение, т.е. в уложении нет наказания за брачное сожитие, но лишь за то, что обнаружилось сожитие чадородием. Значит, строго наказание полагается не за брачное сожитие, а за чадородие (Полн. собр соч, т. 3, с.49). Тем не менее дети рождались, семьи крепли, а исполнение правила превращалось в некую механику…
Федосеевцы сами делились на толки: часть рижских и польских федосеевцев («новожёнов»), стали признавать брак, заключаемый простецом ( аристовцы). С другой стороны кондратьевцы настаивали на полном безбрачии. Часть тяготившихся безбрачием переходила в поморские общины брачного согласия, а некоторые — в Единоверие. На своем соборе 1883 г. федосеевцы подтвердили постановления польского собора 1752 г., но и после него неразбериха продолжалась.
Вопрос о браке – конечно, не только он, но с него все началось - стал тем оселком, с которого началось обращение Навла Прусского - одного из видных федосеевских начетчиков - к Греко-Российской Церкви. Но, на самом деле, не только.
+ + +
Родители архимандрита Павла – сызранские граждане Ледневы, сословия купеческого – по метрикам принадлежали к Господствующей Церкви, в которой он и был крещен с именем Петра, но на самом деле были федосеевцами.. Как почти у всех старообрядцев, дом семейства Ледневых был полон книг. Дед Петра был беглопоповцем, то есть священство от Господствующей Церкви признавал, но при «проклятии ересей» и разрыве с иерархией. Поэтому в доме Ледневых постоянно шли «прения о вере», впрочем, не нарушавшие семейного мира. Из них маленький Петр и узнал почти обо всем, что волновало тогда многомиллионное старообрядчество.
Но еще запомнилось Петру Ледневу детское его посещение старинного Ипатьевского монастыря, из которого призван был на Престол будущий Царь Михаил Феодорович Романов, предок, как он сам писал, теперь благополучно царствующих государей (он всегда, в том числе и в безпоповстве почитал Царствующий Дом). Михаил Феодорович, как и вся Россия в его пору, «ходил по старинам», и федосеевцы чтили его и его род, хотя и скорбели о последующем, как они считали «отпадении» ( почему наставники и учили «не молиться» о Царе). Отец сам рассказывал Петру о Михаиле Феодоровиче – как его оттуда просили на царство, у его матери и, чтобы удобнее преклони ть ее к прошению, приносили чудотворную икону Пресвятой Богородицы, имкнуемую Феодоровскую, и как м ать Михаила Феодоровича вручила его Божией Матери пред святою ея иконою. Было это во время их с отцом плавания по Волге: отец торговал пшеном и часто брал мальчика с собой. В следующее плавание (Петру тогда было десять лет) они причалили к Костроме надолго, и в один из дней мальчик сам дошел до реки Костромы, перешел мост и вошел в ворота Ипатьевского монастыря. Там к нему подошел ризничий и долго расспрашивал, кто он и откуда, и Петр все ему рассказал. Ризничий сказал: иди за мной, - я тебе кое-что покажу. И ввел меня в церковь, потом отпер ризницу, показывал там разные предметы и объяснял мне их назначение: это вот архиерейские облачения, это омофоры, митры, панагии; потом показал древние книги, письменные и харатейные; наконец, показал святое Евангелие древнее и приказал мне к нему приложиться. (с.322-323)
Петр более всего любил книги и уединение. Вначале учение о безбрачии пробудило в душе мальчика искреннее желание совсем удалиться от мира, усиленное смертью любимой матери. В это же время один из федосеевских стариков перекрестил Петра федосеевским крещением, и он удалился для подвигов в пустыню, где прожил несколько лет в уединении. О нем пошла молва, и наставники стали готовить его к своему делу. Однако уже тогда «брачный вопрос» стал смущать юношу: младенцев, рожденных в брачном сожитии, наставники не допускали до крещения, а рожденных вне такого сожития, крестили безпрепятственно. Исповеди брачных не придавали силы. Но молодой человек относил тогда свое смущение на счет собственной немощи Он решает принять иночество и едет в Москву на знаменитое тогда Преображенское кладбище, разумеется, не зная и не думая, что именно с этим местом будет потом связана вся его жизнь уже в качестве архимандрита Господствующей Церкви и наставника Единоверия.
Строгие меры Императора Николая I против старообрядчества, вызванные на самом деле тем, что польские революционеры, в том числе известный Михаил Чайковский, он же Садык-паша ( он принял Ислам), помогали части поповцев обрести епископа ( так родилась Белокриницкая иерархия ), в конце концов ударили по всем ревнителям древлего благочестия – этого из истории не выбросишь, хотя объяснения гонениям историки, как старо-, так и новообрядческие, как правило, не дают – умалчивают. Федосеевцы стали думать о создании второго центра - в более безопасном месте. В 1848 году на средства кладбища Петр Леднев, еще мирянин, был отправлен в Восточную Пруссию, где в поселке Экертсдорф, (ныне поселок Войново на северо-востоке Польши) устроил Войновский старообрядческий монастырь, а вскоре и сам принял иночество. Это произошло в Злынском беспоповщинском монастыре (Черниговские слободы), где он принял постриг с именем Павел. В 1851 году, вследствие раздоров в своем монастыре, он удалился на время в Климоуцы (близ Белой Криницы), где основал немногочисленную поморскую (безпоповскую) общину. Поморскую – именно потому, что стал брать «новоженов» на исповедь, как это делали и делают признающие брак поморцы, основателем согласия которых был Иван Алексеев (1708 -1776), который в своей книгеТайна брака утверждал, что брак есть таинство не по причине венчания, а по самому существу супружеской любви. Произошло такое пременение во мнении у отца Павла, на которого книга Ивана Алексеева произвела сильное впечатление, около 1856 года.
+ + +
Краткая история войновской обители такова. В 1820 - 1830-х гг. старообрядцы - около 380 семей (1213 человек) - поселились около Мазурских озер, и возникло более 10 небольших старообрядческих деревень: Зеленная Пуща, Войново, Свигнайно, Иваново, Онуфриево и другие. Здесь в 1837 г. была основана первая моленная в деревне Свигнайно, а в 1840 г. - в деревне Войново (около 145 человек; в 1872 г. - около 400), ставшей центром старообрядческой колонии. Среди основателей деревни Войново был некий Сидор Борисов, выходец из Режицкого уезда Витебской губернии. В 1836 г. старцем Лаврентием Растропиным (1762 - 1851) здесь и был основан известный Войновский монастырь. Во главе с иноком Павлом Прусским в 1847—1867 Войновский Свято-Троицкий монастырь пережил расцвет. Павел Прусский увеличил монастырь, построил новые здания, основал библиотеку; иноки в монастыре воспитывали и обучали церковной грамоте детей, в том числе присланных из России. Кроме того Павел Прусский основал женский монастырь в Пупах (ныне Спыхово, Польша) близ Войново. По его инициативе возникло немало молелен в России, где настоятелями были бывшие ученики Войновского монастыря. Инок Павел Прусский стал признанным вождем не только федосеевского согласия, но и безпоповщины как таковой – по всей России.
В 1858 году Павла Прусского вызвали на Преображенское кладбище для объяснений по вопросу о браке. Оно закончилось разрывом. А в 1861 году Павел Прусский установил в Войновском монастыре моление за возвращение священства.
Когда мы утвердились в учении о вечном и неизменном существовании церкви с иерархией и таинствами<…>, Принять епископа мы думали не так, как поступили белокриницкие, - без всякого чиноприятия, не только по второму чину (чего мы не могли и исполнить за неимением священника и мира), но и по третьему, а только взявши с него обещание, чтобы служил по старопечатным книгам и не разделял укоризн на эти книги и на старые обряды; со своей стороны мы должны были верить, что та церковь, от которой он пришел к нам, не лишена даров Святаго Духа в таинствах. На таковых условиях возстановить старообрячдческую иерархию мнилось нам делом несомнительным. Это мнение стали разделять многие не только из наших безпоповцев, но даже начитанные из поповцев, сознаваясь, что такая иерархия будет много лучше австрийской, - и они сочувствовали нашей мысли и желали ея осуществлению - сказано у отца Павла в Воспоминаниях
Но принять епископа без вхождения в материнскую Церковь, как поступили «австрийцы», для Павла Прусского и других войновских безпоповцев было неприемлемо. Равно как и обычное беглопоповство. В последнем особенно подозрительно было наличие не только расстриг, но и вообще «священников» без ставленнических грамот и даже порой без рукоположения:
Ко всему этому прибавились и еще важные обстоятельства. Посещал Войновский монастырь также и известный Василий Кельсиев, деятельный сотрудник «лондонского центра» под возглавлением революционного вождя Герцена, за которым стояли мировые банковские центры, прежде всего, конечно, Ротшильды. Старообрядчеству Герцен уделял очень много внимания, надеясь привлечь его к борьбе против Романовых, которым, как он уверял, ревнители древлего благочестия должны «отомстить». Сотрудник Герцена В.Н. Кельсиев начал в 1860 году публиковать собрание документов о старообрядцах. С 1862 года выходило специальное приложение к Колоколу, предназначенное для старообрядцев, — Общее вече, основным автором которого был друг Герцена Н. П. Огарев, писавший, что революционную интеллигенцию и старообрядцев объединяет стремление создать царство правды на земле. Герцен и Огарев объявили, что готовы создать в Лондоне старообрядческий монастырь, собор, типографию и даже епископство. К Герцену поехал белокриницкий епископ Коломенский Пафнутий, и встреча закончилась полным разрывом. 24 февраля 1963 года старообрядческий митрополит Московский Кирил издал архипастырское послание, в котором говорилось: К сим же завещеваю вам, возлюбленнии: всякое благоразумие и благопокорение покажите пред Царем вашим,в чем не повреждается вера и благочестие, и от всех враг его и изменников удаляйтесь и бегайте… наипаче от злокозненных безбожников, гнездящихся в и оттуда своими писаниями возмущающими европейские державы. Еще ранее, в 1862 году появилось написанное известнейшим белокриницким начетчиком Илларионом Кабановым (Ксеносом) Окружное послание, где в числе прочего напоминалось о необходимости приношения пятой просфиры за Царя , Царствующий Дом и Палату. В это же время в среде белокриницкого епископата усиливаются настроения к «отложению от Австрии» (см. в т.ч.http://samstar.ucoz.ru/news/okruzhnoe_poslanie_dokumenty_1871_1898_gg_chast_2/2011-10-07-4856). Более того, в Окружном Послании выражается готовность к воссоединению с Греко-Российской Церковью при условии снятия ею клятв 1666-67 гг.
С Ксеносом отец Павел, уже будучи в Единоверии, многажды встречался, и они были почти единомысленны, но Илларион Георгиевич не был готов переходить в Греко-Российскую Церковь и привести своих единомысленных до снятия клятв 1666-1667 гг., о чем еще пойдет речь. А вот с Кельсиевым пришлось вести беседы нелицеприятные. Вот что уже через много лет рассказывал отец Павел в Воспоминаниях:
В один из моих приездов из Пруссии в Россию, и менно в 1863 году, на прути в Москву остановился яв петербурге, как и всегда это делал. В петербурге я останавливался тогда у купца Мартьянова. Он мне сообщил, что некоторые из благородных людей желают со мною познакомиться<…> На другой день явился к нему некий дворянин, а затем и еще один. Этот последний и был Кельсиев, который прямо сказал, что пора поднимать народ, что пришло время, все недовольны… Рассуждал он долго, и всячески старался показать, что знает старый обычай и по-старому молится. Прожил он у Мартьянова три дня. Когда в конце концов выяснилось, что согласия со старообрядцами у него не получается, и гость услышал ответ, что простой народ, как бы тяжело ему ни было, всегда готов умереть за царя, он изрек: «если вы и не будете с нами согласны, и не станете нам помогать, а мы все-таки в вашу пользу будем работать» Я спросил – вспоминал отец Павел: - а почему вы будете работать в нашу пользу?» Кельсиев ответил: «потому что ваша польза сопряжена с нашей пользой»
И вот чем все закончилось:
Когда мы проводили Кельсиева, Мартьянов сказал: “вот, что случилось! Слугу антихриста, готовящего ему путь, пришлось в лицо увидеть!» Это Мартьянов сказал на основании слов св. Златоуста на 2-е послание с солунянам, что антихрист придет, когда упразднится римския власти могущестьво, и что упразднять власть – значит готовить антихристу путь. Потом мы разсуждали с Мартьяновым об этих словах Кельсиева: мы станем работать в вашу пользу и без вашего согласия». Их цель, разсуждали мы, чрез разрушение церкви достигнуть разрушекния государства, а когда достигли бы они оазрушения церкви и государства, тогда добрались бы и до нас; мы им нужны, только для достижения их цели. И мы порешили лучше терпеть от «никониян» всякое гонение, нежели соглашаться с безбожниками и тем, чрез разрушение власти, готовить путь антихристу. С тех пор я понял и то, откуда идут эти толки и старания о свободе религий, о свободе раскола, - от безбожников, стремящихся чрез разрушение церкви достигнуть разрушения самодержавной власти!
Кельсиева выпроводили
И отец Павел вспоминал:
По возвращении в Лондон и потом эживя в Турции, Кельсиев ни в какие сношения со мною не входил. Но мне пришлось и еще раз увидется с Кельсиевым. Это было уже после моего присоединения к церкви. Кельсиев, принесши правительству повинность, возвращался тогда из-за границы и, бывши в Москве, приехал в Никольский Единоверческий монастырь посетить о. Пафнутия, который был тогда настоятелем. Я жил тут же: Кельсиев посетил и мою келью. Он говорил тогда, что опять стал христианином и будет верным правительству, что все прежнее он выбросил из головы. Искренно ли говорил он, - это знала его совесть.
История с революционерами высветила еще одно важное разногласие между безпоповцами - о молении за Царя, воспрещенном федосеевским «каноном». Будто бы Царь еретик, а молиться за еретика нельзя. Павел Прусский с самого начала утверждал обратное:
А по учению апостольскому, изъясненному святым Златоустом, и за неверных царей молиться есть только справедливый долг, ибо они за подчиненных им воинствуют, и если не молиться, то надо сами воинствовати, или бегати и блуждати. И Апостол, по изъяснению Златоуста, не просто молиться повеленвает зща неверных царей, но и во время таинств, то есть на святой литургии, в приношении поминать, ибо сия молитва не просто за невернаго, но с нею совокупляется благосостояние верных: да тихое, рече, и безмолвное житие поживем.
Павел Прусский решительно отвергает навязанное Русской Церкви еще Никоном (который вообще считал не только епископа, но и любого священника, выше Царя, см. егоРаззорение) приравнение епископа к Царю и отсюда обратную реакцию безпоповского старообрядчества – отказ молиться за «царя-еретика». Получалось, что немоление за Царя для старообрядцев было тем же самым никониянством («Священство выше Царства»), только наизнанку.
Размышления инока Павла Прусского, самого видного по тому времени федосеевского наставника и начетчика о браке, священстве, молении за Царя и об остальном подобном привели его в конце концов к разрыву с согласием. Перейдя вместе с пятнадцатью монахами своего монастыря в Единоверие, в 1867 году Павел Прусский был вынужден покинуть Войновский монастырь. Вскоре он уехал в Москву и сблизился с Московским митрополитом Филаретом (Дроздовым). Притом, что взгляд его на Старообрядчество и Единоверие был вполне в духе времени: на верность древлему русскому благочестию он смотрел как на «слабость», а само Единоверие видел как учреждение временное, допускаемое лишь по «снисхождению». С другой стороны Владыка умел быть гибким и менять некоторые свои мнения. Уже после 1864 года, когда в единоверческой среде возник проект( его автором был крупный единоверческий деятель, петербургский священник отец Иоанн Верховский), по которому уничтожалось само название Единоверия, а единоверцы поповцы образовывали единое старообрядчество с независимой от Синода иерархией. (разумеется, первый епископ должен был получить синодальное поставление), митрополит Филарет стал предлагать дать единоверцам викарного епископа богородского (г. Богородск, ныне Ногинск Московской области, в значительной степени был заселен старообрядцами). Но из 22 греко-российских архиереев только 10 высказались за дарование единоверцам особой иерархии, и Синод такого решения не принял.
В Господствующей Церкви инок Павел был неофитом. В дальнейшем это определило и сильные стороны его деятельности в Единоверии – твердую убежденность в том, что Церковь едина, и слабые – отказ распространять Единоверие в среде «никониян» и готовность к такому распространению только среди старообрядцев – вполне в духе «Правил» митрополита Платона. Отсюда и будущее его в общем-то равнодушие к вопросу о снятии клятв 1666-1667 года – главному вопросу, волновавшему даже не столько старообрядцев, сколько именно единоверцев.
Так или иначе, в ноябре 1867 года митрополит Филарет (Дроздов) скончался, а 25 февраля 1868 года, в воскресенье второй недели Великого Поста, было совершено торжественное присоединение Павла Прусского к Господствующей Греко-Российской Церкви) викарием Московской епархии. После этого он поселился в Никольском единоверческом монастыре в Москве, открытом там же, на Преображенском кладбище.
Для безпоповцев переход инока Павла в Единоверие было почти ударом. Если бы, признавались они, это во сне приснилось, и тогда напугало бы. Пускай бы кто любил роскошно жить, и сладкую пищу есть, и хорошо наряжаться, и случилось бы с ними такое событие, - это было бы не диво. Но разве отец Павел такой человек? Как же и отчего случилось с ним такое событие? (http://churchtoday.ru/novosti/istoricheskie-i-povestvovatelnye-stati/istorija-edinovercheskogo-dvizhenija-v-xix-veke.html )
Можно как угодно относиться к «антираскольническим» мерам Николая Первого (так, очевидно не было положительным обстоятельством запечатывание храмов на Рогожском кладбище в том же 1854 году) но меры эти были направлены все-таки не на навязывание собственно нового обряда и вообще никониянства, а именно на перевод старообрядцев в Единоверие, да, часто под нажимом и не вполне тактично, причем этот нажим порой навязывала не столько государственная власть, сколько синодальный епископат. Но так или иначе позиции Единоверия были укреплены. Оно было введено в 1828 и 1836 гг. на Иргизе, в 1849 г. на Керженце, в 1847-48 в Стародубье. К 1851 г.насчитывалось 179 единоверческих церквей. К сожалению, бывали неискренние присоединения. Так в последние дни 1854 г., когда в Москве, при действии закона ο торговле раскольников только на временном праве, наступил последний срок внесения капиталов на новый год, купцы-старообрядцы почти все переписались в Единоверие. Единоверческими стали сразу несколько монастырей. Вновь учреждены были монастыри мужской Воскресенский в оренбургской епархии (1849), женский на Всесвятском кладбище в Москве (1862). Покровский Черниговский монастырь был в 1848 году возведен в число штатных обителей первого класса, с содержанием от казны. Число «записных» единоверцев к середине XIX века увеличилось в несколько раз и составляло едва ли не четверть населения Российской Империи.
Опять-таки, можно по разному относиться к «николаевским мерам», но само по себе древлее благочестие и русский церковный чин – если они не были связаны с расколом – эти меры, так сказать, «реабилитировали». Двуперстие перестало быть зазираемым. По-старому теперь молились люди разных сословий, не только крестьяне и купечество, но и дворяне.
+ + +
Никольский единоверческий монастырь был открыт уже в следующее Царствование - по Высочайшему соизволению Императора Александра Второго и по представлению митропролита Филарета после перехода из Белокриницкого согласия в Единоверие значительной части «австрийского» духовенства: Ануфрия, епископа Браиловского, наместника Белокриницкой митрополии, Пафнутия, епископа Коломенского, Иоасафа, священноинока Белокриницкого монастыря, Филарета, архидиакона Белокриницкого митрополита Кирила и священнодиакона Мелхиседека. Вскоре их примеру последовали Сергий, епископ Тульский и Кирил, протодиакон Московского архиепископа Антония, а затем Иустин, епископ Тульчинский, архимандрит Викентий, священноинок Козьма и Феодосий, cвященнодиакон Тобольского епископа Савватий.
Монастырь был открыт на бывшем мужском отделении безпоповского Преображенского богаделенного дома, где уже с 1854 г. существовала приходская Никольская единоверческая церковь, которая была поставлена по повелению Императора Николая Первого на месте бывшей Успенской моленной на мужском дворе С открытием монастыря ея причт не был упразднен и служит совместно с монастырским. Среди монастыря стоял Успенский храм, в нем два престола: Успения Богородицы, освященный в 1857 г., и святителя Николы, освященный еще в 1854 г. Освящение храмов последовало по Высочайшей воле вследствие присоединения к Единоверию главных безпоповских прихожан Преображенского дома: Гучковых, Носовых, Гусаровых, Бавыкиных, Осиповых и других. На свои средства они устроили алтарные пристройки и другие приспособления. Позже к ним были присоединены отдельно стоящая колокольня, построенная в 1876 — 1879 гг. на средства Алексея Ивановича Хлудова (1818—1882), известного предпринимателя, собирателя старопечатных книг, и Ивана Васильевича Носова. Монастырь был славен своими иконами – все только дониконова письма - XIV, XV, XVI и XVII веков, включая иконы письма преподобного Андрея Рублева. Среди монастырских икон была особо чтимая древняя икона св. Иоанна Предтечи, которая участвовала в общемосковских крестных ходах вместе с другими святынями.
Монастырь был закрыт в начале 1920-х гг. Библиотека Хлудова передана в Государственный Исторический музей (ГИМ), а в 1923 г. туда поступил и весь архив с остатками рукописей монастыря в Москве оказался в ГИМ, где хранится и поныне, иконы — в Государственный Исторический музей. Такая же судьба была у собрания Егора Егоровича Егорова, подаренного им в начале XX в. Преображенскому богаделенному дому. После закрытия монастыря, по словам одного из старообрядцев, занимающих ныне часть Никольской церкви, единоверцев из нее «выгнали» Успенская (Никольская) церковь принадлежала впоследствии обновленцам, которые продали половину ее старообрядцам новопоморского согласия; ныне она поделена пополам между старообрядцами и РПЦ ( См. Пётр Паламарчук. Сорок сороков: Краткая иллюстрированная история всех московских церквей. В 4 т. Том 1. Кремль и монастыри)
+ + +
Простым иноком в Единоверии Павел Прусский пробыл недолго - 15 декабря 1868 года он был рукоположен в священноиноки и поставлен настоятелем Никольского единоверческого монастыря
Без преувеличения можно сказать, что он стал одним из самых известных миссионеров Российской Церкви – пишет в журнале «Благодатный огонь» ((http://www.blagogon.ru/articles/301/) диакон Борис Зыкунов.- Маршрут передвижения миссионера характеризует его последовательность и трудоспособность… Конечно, среда так называемых миссионеров была весьма неоднородной. Допетровская и особенно дониконовская старина в общем-то и не знала такого понятия, как миссионерство, распространенное на Западе. Московская Русь рассматривала самое себя скорее как хранительницу, чем как распространительницу Православия – хранительницу на последние времена, ради противостояния антихристу. В этом был смысл посланий инока Филофея о Третьем Риме. Она была вполне терпимой к Исламу, буддизму, местному «язычеству» и даже лютеранству, жестко отмежевываясь лишь от прямо враждебных Православию религий – Римо-католичества и июдейства. Труд таких святых, как преподобный Стефан Пермский был скорее личным подвигом, чем церковно-государственной политикой. Даже и индивидуальных проповедей в церквах не было или почти не было – перед выносом Креста читали Святых Отцов, а с народом священники говорили на тайных исповедях. Отсутствие проповедей связано было еще и с тем, что не полагалось иерею стоять спиной к алтарю – к Безкровной Жертве. Богослужение было обращено к Богу, а не к человеческой индивидуальности. Первыми этот уклад нарушили так называемые боголюбцы семнадцатого века, к кружку которых принадлежали, кстати, как будущий Патриарх Никон, так и протопоп Аввакум. «Боголюбцы», несомненно, под влиянием как западной Реформации, так и западной же католической Контрреформации, стремились «говорить с народом», проповедуя буквальное соблюдение всех нравственных правил. Имея благие намерения, они тоже в конечном счете способствовали начинавшейся при Царе Алексее Михайловиче «вестернизации». Раскол произошел, на самом деле, не по вине Царя, а вследствие «обмирщения» внутри самой Церкви. А когда он уже произошел, и в духовном сословии ведущее положение заняли выходцы из Западной Руси, так или иначе находившиеся либо под католическим, либо под протестантским влиянием, и особенно уже в XVIII веке, «миссионерство» пошло полным ходом, причем не в отношении инославных христиан, католиков и протестантов ( им проповедовать Православие вообще было запрещено), и не столько среди сибирских и степных «язычников», сколько в отношении (а по сути – против) коренного русского народа – древлеправославных христиан. Причем сколько бы Государи ( даже и сам Петр Великий, и тем более Екатерина II, Александры- Первый и Второй - , и особенно Император Павел) не старались «смягчить» ситуацию, Синод упорно воспитывал миссионеров в духе неприятия не только раскола ( что справедливо), но и самого русского благочестия и образа молитвы. В этой среде оказался и отец Павел, и она оказала на него свое влияние. Это было связано и с безпоповским его происхожением: он так радовался вхождению в Церковь и обретению таинств, что на многое готов был закрывать глаза.
Прежде всего, это проявилось в вопросе о снятии клятв Собора 1666-1667 годов. В 1864 году группой единоверцев во главе с петербургским священником Иоанном Верховским (1818 — 1891 ) были поданы два прошения – одна на Высочайшее Имя, другое – митрополиту Филарету. Вот как излагает суть этих прошений епископ Охтенский Симон ( Шлеев) в своей книге Единоверие в своем внутреннем развитии ( М., 2004, сс 172-173): На Московском Соборе 1667 г. , писали единоверцы, на держащихся старых обрядов и обычаев церковных, существовавших в России и бывших в действии до патриарха Никона, в вечное утверждение и присное воспоминание якобы от лица святой Восточной и Апостольской Церкви наложено проклятие<…>Эти обряды мы, говорят единоверцы про себя, никогда не исполняли, да и по настоящее время не исполняем, из сего следует, что, как непокоряющиеся Собору, должны подпасть под это же проклятие< …> Признав себя и своих священников состоящими под клятвой Собора 1667 года, единоверцы просят освободить их от клятв, разрешить от них чрез сношение Синода с восточными патриархами. Заключительные слова прошения следующие: «Этот путь, сношение с патриархами, - писали единоверцы, - царский. Мы этим путем, с помощью Бога, достигнем мира, любви и единения, что должно служить торжествои православной Церкви, силой Государстваи ограждением престола Царей наших.
Отец Павел и братия Никольского монастыря к прошению не присоединились, хотя и не выражали публичного несогласия. Более того, в миссионерском журнале Братское Слово, в многочисленных статьях он вместе с другими миссионерами продолжал доказывать не только якобы отсутствия необходимости снятия клятв, но и законность Собора 1666-1667 годов и правомерность проклятий… Мнение Павла Прусского совпадало с мнением большинства синодалов, но расходилось даже с позицией представителя государственной власти Главного Государственного контролера Тертия Ивановича Филиппова (1825—1899), высказанной в его чтениях О нуждах Единоверия в Санкт-Петербургском Обществе любителей духовного просвещения. Тертий Иванович проводил – и совершенно справедливо - мысль о том, что клятвы 1666-67 гг. положены на всех держащихся старого обряда, в том числе и единоверцев ( так сказать, объективно, по самому смыслу решений Собора) : г.Филиппов находил, «что разрешение употреблять дониконовский обряд» в Единоверии «не согласно с точным смыслом соборного определения ( 1667 г) и с прежни ми порицаниями его (обряда), что частное ограничение прав единоверцев, изложенное в правилах Единоверия, особенно в параграфе 11, ставит единоверцев в такое положение, которому в Православной Церкви нет никакого подобия»( см. Епископ Симон. Указ. соч. , с 179). Несмотря на то, что на чтениях присутствовал Великий князь Константин Н:иколаевич и ряд других высокопоставленных лиц, и они одобряли положения Филиппова, епископат отнесся к ним иначе, равно как и большинство профессуры Санкт-Петербургской духовной академии – И.Ф.Нильский, И.В.Чельцов и другие. В частности, Нильский считал, что, по существу дело, разрешение от клятв для раскольников невозможно, а для единоверцев не нужно. Это, в общем-то была уловка: формально признавая одинаковое Православие Единоверия и Греко-Российской Церкви, фактически единоверцы оказывались «недоправославными» (что подтверждалось и общим употреблением слов «Единоверие» и «Православие» - в применении только к «греко-российским»). Павел Прусский в целом разделял мнение Нильского и Чельцова и как миссионер действовал соответствующим образом. Это и позволило родиться такому выражению, как «прусское единоверие», которое, к сожалению, распространилось не только среди старообрядцев, пребывавших вне Церкви, но и среди единоверцев, в частности, в кругу о. Иоанна Верховского, среди рогожских единоверцев в Москве и т.д.
При этом ни коим образом нельзя считать, что в позиции отца Павла было что-то неискренне, лукавое, что он искал некоей карьеры или вообще чего-либо подобного. Это действительно был человек не от мира сего, христианин в подлинном, прямом смысле этого слова, «един от древних». Не получивший никакого систематического образования, - писал диакон Борис Зыкунов (http://www.blagogon.ru/articles/301/) - он рано пленился суровым аскетизмом, который проповедовали федосеевцы и о котором он так много наслышался от своих родственников. О. Павел еще молодым впечатлительным юношей разорвал всякие связи с мiром, «ради угождения Богу и спасения души». Вера в Бога и жажда спасения настолько сильно владели его душой, что, кажется, подчиняли себе все ее желания, мысли, хотения: уединенная иноческая жизнь, всестороннее знакомство с раскольническими старообрядческими учениями, беседы и споры с безпоповскими наставниками, постническое воздержание, трогательные по своей простоте молитвы к Богу – все служило средством к отысканию истины, к уразумению того пути, который ведет ко спасению. И просто, искренне, сердечно стремясь к своей цели, о. Павел верил, что непреложные обетования Божии заключены в Священном Писании и поэтому беспристрастно «испытывая» писания, проверял свои убеждения святоотеческими толкованиями. Уже 25 лет спустя после своего присоединения к Православной Церкви, отвечая на приветственную речь преосвященного Александра, о. Павел, между прочим, говорил: «Если кто из отделяющихся от Святой Церкви пожелает познать истину и будет беспристрастно искать ее в Священном Писании, т.е. не предпочитая ничего из земных самой истине, а притом еще, главное, если будет просить Бога, чтобы вразумил его в познании истины, по слову пророка: “скажи ми, Господи, путь, воньже пойду”, а не будет надеяться на один свой разум, таковой, несомненно, обрящет истину<…>. Это меня и привело к тому, что обвинения, возводимые старообрядцами на святую Церковь, когда я рассмотрел их безпристрастно, мало-помалу, одни за другими, стали исчезать, также и оправдания старообрядческого положения без священства и таинств стали оказываться неосновательными. Итак, мне уже не на чем было стоять; все старообрядческое, на чем я утверждался в отделении от Церкви, рушилось, и я необходимым нашел присоединиться ко Святой Церкви».
Правильное в целом, такое отношение имело и изъян. Положение «без священства и таинств», даже если распространять его и на поповцев, вовсе не означает, что «рушится все старообрядческое». Не могут рушиться ни древность и истинность самого старого обряда, принятого и у греков до Флорентийской унии 1439 г, ни глубокий смысл таких отверженных тем же Собором 1666-67 гг. ( пусть даже как теологумены) положений Символа веры, как именование Святаго Духа истинным , слова о том, что Егоже Царствию несть конца или служениена седми просфорах ( интересно, кстати, что опиравшееся на поддержку государственной власти никониянское духовенство выбросило принесение просфоры за Царя и Царствующий Дом). Безпоповское прошлое бросило отца Павла в другую крайность, хотя сам он лично древлее богослужение любил, любил и Единоверие, не соглашался с теми миссионерами, которые навязывали приходящим в Церковь никониянский обряд.
Откц Павел никогда не искал ничего для себя. Иноческий обет нестяжания был для него превыше всего. С заботой и грустью смотрю я на будущее Никольского монастыря, – писал однажды Н.И. Субботин (о нем выше) к Обер-Прокурору Священного Синода К.П. Победоносцеву. – Думается, что он больше всякого из московских монастырей приносит пользы Св. Церкви, – и в каком положении! Видим, как отцы архимандриты разъезжают в каретах, пышно одеты, сытно питанные, а настоятель Никольского монастыря ездит по Москве в розвальнях, чуть не в рубище, питаясь скуднее своей братии. Лучшего он и не ищет. Скажу больше: – в его убожестве еще более видится его нравственная мощь, и ею то держится монастырь.
В другой раз Н.И. Субботин писал к Победоносцеву: С свойственным ему безкорыстием истинного, и столь редкого в наше время безребреника, предоставив сначала Братству, потом св. Синоду издание своих сочинений, от которых нажил бы тысячи, о. Павел не имеет возможности дать своим близким экземпляра своей книги в последнем Синодском издании: не найдете ли возможными, ваше высокопревосходительство, приказать, чтобы ему предоставили в собственность хотя экземпляров пять? Дерзну и еще сказать слово, может быть, лишнее с моей стороны: если бы св. Синод преподал о. Павлу благословение за его дар и за его труды, старцу, как истинному сыну Церкви, это было бы утешением.
( см. там же)
Вообще, наверное, в том, что делал Павел Прусский для Единоверия, можно выделить, так сказать, теоретико-миссионерскую сторону его «трудов и дней», в чем-то достаточно спорную, и чисто практическую, многотрудную и подвижническую. Вот, например, о его участии в утверждении Единоверия в Гуслицах, почти в свое время исключительно старообрядческой местности на востоке современной Московской области, прежде входившей в Богородский уезд Московской губернии, а сегодня южной половины Орехово-Зуевского района с сопредельными землями Павлово-Посадского, Раменского и Егорьевского районов. Об этом рассказано, в небольшой книжице, изданной местным издательством ( Михайлов С. С. Единоверческие храмы в Гуслицах. Куровское, 2001)
К Гуслицам прежде и сейчас часто относят и соседние местности, также населенные старообрядцами, поэтому точно установить их границы довольно сложно. Впервые они встречаются в духовной грамоте князя Ивана Калиты и известны позднее как волость с центром в селе Гуслицы (ныне Ильинский погост) на одноименной реке. До середины XVII столетия эта местность, изобиловавшая неудобными для земледелия песчаными и болотистыми почвами, была малонаселенной. Небольшие поселения имелись преимущественно по Касимовскому тракту. После никоновой справы сюда, в леса, бежало много приверженцев старин. Благодаря им число гуслицких селений в течении короткого времени достигло более пяти с половиной десятков. Благодаря старообрядцам край постепенно стал процветать и экономически: многие из них заводили свои ткацкие заводы, впоследствии выраставшие в крупные предприятия. В результате край разбогател. Он был поголовно грамотен, в каждой деревне существовали самородные школы, в которых местные старообрядческие келейницы обучали детей. Были развиты иконописание, металлическое литье, переписывание старых дониконовских книг …После Высочайшего утверждения правил о Единоверии в 1800 году некоторые из гусляков воссоединяются на этих правилах с Господствующей Церковью.
В Центральном Историческом Архиве Москвы сохранилось дело об обращении в 1830-х годах к московским губернским властям крестьян экономической Запонорской волости деревни Короткой Семена Трофимова, деревни Осташковой Дмитрия Афанасьева и удельной деревни Молоковой Бориса Михайлова, а также других гуслицких старообрядцев, с просьбой о дозволении им иметь священника по примеру Единоверческой церкви (5 ЦИАМ, ф. 16, оп. 109, д. 122, лл. 1-7;)В том же архиве сохранилась и клировая ведомость Крестовоздвиженской церкви Селина за 1845 год(ЦИАМ, ф. 203, оп. 744, д. 3141).. Согласно записи, при церкви значилось 1925 прихожан мужского пола, в том числе 6 отставных солдат, 459 помещичьих крестьян, 1472 крестьян удельного ведомства, но при этом единоверцами считались только шесть удельных крестьян и столько же отставных солдат. Остальные прихожане значились «в расколе». Почему так? Причин множество, в том числе и во враждебности консисторских властей. Но ведь на самом деле большинство местного населения, окормляясь в единоверческом храме, принадлежало не к расколу, а к Церкви!
Для укрепления позиций Единоверия Московский митрополит Филарет в 1857 г. предложил учредить Богородское викарийство Московской епархии с поручением Богородскому епископу единоверческих церквей Московской и ближайших епархий. Викарийство тогда не было создано. Вместо этого в 1879 году в Гуслицах был на месте существовавшего с XV в. Преображенского погоста, что в Мошеве, построен Гуслтцкий Преображенский миссионерский монастырь, игуменом которой поставили бывшего белокриницкого инока, а теперь иеромонаха (затем игумена) Парфения ( Агеева). Монастырь был не единоверческим, перед ним была поставлена задача прямо приводить старообрядцев в никониянство. Проведя несколько лет на Афоне, Парфений русский церковный чин не любил, тем отталкивая от «миссии» гусляков, даже и готовых к воссоединению с Греко-Российской Церковью. В 1872 году ввиду явного неуспеха «миссии», Парфений был удален, и настоятелем был назначен архимандрит Иероним, относившийся к Единоверию канонически, и сам готовый служить «по-старому». Отец Иероним привез с собой отца Павла Прусского, который прежде порицал Парфения, с которым состоял во взаимно напряженных отношениях.
В 1873 году, 30 ноября по старому стилю отец Иероним вместе с отцом Павлом посетили деревню Авсюнино Рудневского прихода для беседы со старообрядцами.. Там они познакомились с мальковским крестьянином Андреем Степановым, происходившим из белокриницкого окружного согласия, который считался считался усердным прихожанином, пел на крылосе мальковской моленной и даже стал ея уставщиком.В 1872 году он прочитал книгу Восемь вопросов, поданных в Московский Духовный Совет бывшими членами Белокриницкой иерархии и познакомил с нею односельчан, часть которых согласилисчь с доводами о необходимости воссоединения с Греко-Российской Церковью, хотя большинство все же эти доводы отвергло.
Уже в декабре 1873 г. отец Иероним и отец Павел приехали в Мальково. Во время этого мероприятия состоялось знакомство Степанов принял их к себе в дом и пригласил на беседу односельчан. Беседа затем продолжилась в доме местного старообрядца-безпоповца Артема Андреева. Доводы Павла Прусского сильно подействовали на Андреева и некоторых его односельчан. В начале 1874 года Андрей Степанов и еще двое мальковцев - Лазарь Иванов и Сава Давыдов, решили присоединиться к Церкви на правилах Единоверия. Чин присоединения совершил сам Павел Прусский в своем Никольском единоверческом монастыре в Москве. В 1876 году к Единоверию присоединилась жена Андрея Степанова и остальные члены его семейства, числом до десяти человек. Несмотря на возникшую враждебность части односельчан, Степанов и еще двое мальковцев начали проповедь Единоверия на ежесубботнем базаре в селе Рудня. В 1883 году к Единоверию присоединились брат Андрея Григорий Степанов, а также крестьяне Малькова Иван Савельев, Евтей Иванов, Макар Лукьянов, Федор Устинов, Матвей Ульянов и Емельян Савельев со своими семействами. Для совершения чина присоединения ездили в Москву в Никольский единоверческий монастырь. . В деревне было уже достаточно единоверцев для открытия прихода, и в 1884 году мальковцы обратились к священнику рудневского прихода о. Матвею Преображенскому с просьбой отслужить в их деревне общественный молебен по единоверческому чину. О. Матвей обратился за разрешением в Московскую Духовную Консисторию, откуда был получен следующий ответ, что пока не имеют единоверческого священника и храма, «обряды совершать по православной церкви..." . Мальковцы начали подготовку к устроению храма. В 1888 году на доброхотные средства под покровительством отца Павла, игумена Иеронима и казначея Никольского единоверческого монастыря священноигумена Филарета была построена общественная моленная, вскоре обращенная в церковь, освящение которой во имя Рожества Христова состоялось 18 декабря 1888 года игуменом Иеронимом в сослужении братии Никольского монастыря – священноинока Иоанна и священнодиакона Иоанна. В священники был избран – по древней традиции и по Кормчей – Андрей Степанов, служивший в этом храме до своей смерти в 1916 году.
Увы, не все сложилось гладко. Участие в освящении старообрядной единоверческой церкви игумена новообрядческого Спасо-Гуслицкого монастыря Иеронима вызвало определенные проблемы с благочинным единоверческих приходов Московской епархии, настоятелем Никольского храма на Рогожском кладбище о. Виталием Лебедевым и священником московской Троицкой единоверческой церкви у Салтыкова моста о. Иоанном Звездинским, недовольными также, как они считали, искажением старого обряда и недопустимыми новшествами при поставлении. В свою очередь это дало повод гуслицким старообрядцам в их толках против Единоверия.
В 1889 году ночь под Рожество сгорела Рожественская церковь в Малькове. Почему это произошло – был ли пожар рукотворным и сознательно «подогнанным» к этому дню, или действительно имело место некое Божие попущение, видимо, навсегда останется тайной. Так или иначе то, что произошло, произошло. Хотя в 1895 году в Малькове была построена взамен сгоревшей и освящена 10 сентября по старому стилю новая каменная церковь во имя Рожества Христова с небольшой колокольней на столбах... В ней и служил всю оставшуюся жизнь отец Андрей Степанов.
Единоверие в Гуслицах с трудом, но пробивало себе дорогу. Это и сегодня – один из центров Единоверия в России.
Объективности ради надо признать, что в спорах с весьма опытными начетчиками отцу Павлу порой приходилось и отступать. Так, поражением в споре закончилась встреча в Режице ( ныне Резекне) с иноком Варнавой, когда-то братом его по Войновской обители. В миру - Иоанн, из купеческой семьи, после 3-летнего искуса стал иноком. , 11 лет следовал строгой воздержной жизни, «читал книг довольно». Происходившие в монастыре диспуты о церкви, которые инициировал Павел Прусский, породили у инока Варнавы сомнения, для выяснения которых он отправился на Восток, где встречался с александрийским патриархом Никанором, а после возвращения в Режицу, оказался на беседе отца Павла. Речь зашла о равночестности двух- и троеперстия, и даже не о равночестности, а о древности и первичности самого обычая двуперстия, которую сегодня признает вся Церковь. И инок Варнава справедливо это утверждал: ... Двуперстие употреблялось в древности, а вы все свидетельства, приводимые в защиту двуперстия, обращаете в пользу троеперстия. Мелетия отняли, о Феодоритовом слове доказали, что его нет в сочинениях Феодорита, и что оно с богословием несогласно; а теперь свидетельство Петра Дамаскина отнять хочете в пользу троеперстия. Сами Греки говорят, что в нём сказано о двуперстии, а вы утверждаете напротив.
Конечно, уврачевание почти трехвекового раскола – дело трудное и обоюдное. Не всегда у обеих сторон есть на то воля и решимость. У отца Павла Прусского были ошибки, но воля и решимость была.
Уместно хотя бы кратко рассказать о ближайших дружествах отца Павла – как среди старо-, так и среди новообрядцев. Из первых это прежде всего Илларион Егорович (Георгиевич) Кабанов (1819 — 1882) , писавший под псевдонимом Ксенос ( «странник» ), автор знаменитого, подписанного большинством Белокриницких ахиеереев Окружного послания ( 1862) против учения о духовном антихристе, о сохранении священства и Безкровной жертвы до конца мира, и против хулы на некоторые «никониянские» обычаи (четверосоставный крест, начертание Имени Божиего Иисус и т.д), вызвавшего в свою очередь весьма сложную и неоднозначную полемику окружников и неокружников, не являющуюся предметом нашего рассмотрения здесь.
Отец Павел рассказывал о том, что Илларион Георгиевич, которого даже противники старообрядчества, как тот же профессор Субботин, называли нелицемерно уважаемым с самого начала сомневался в Белокриницкой иерархии, но принимал ее, скорее, из церковной икономии: Илларион Георгиевич весьма сожалел, что в приятии митрополита Амвросия его перемазывали в Белой Кринице. Смягчая этот незаконный поступок, он говорил: впрочем, это перемазание можно считать ни за что: ведь Мавросия мазали не настоящим миром, а простым маслом за неимением мира ( т.3, с 482 и далее). Еще в безпоповские времена отца Павла и Иллариона Георгиевича объединяла мысль о желательности найти на Востоке архиереев, которые бы не участвовали в наложении клятв 1666-1667 гг. Потом отец Павел от этой мысли отказался.
Во многом Илларион Георгиевич медлил со вступлением в Греко-Российскую Церковь, опасаясь соблазна, опасаясь ввергнуть многих своих Белокриницких братьев в крайности и заблуждения. Он считал, что и Греко-Российские должны сделать шаги навстречу, и начать надо с отмены клятв. В этом они с Павлом Прусским расходились.
Уже незадолго до смерти у отца Павла была, так сказать, заочная, весьма примечательная беседа с Ксеносом. Жил некоторое время в Никольском единоверческом монастыре некто Димитрий Иванович Харитонов, крестьянин Калужской губернии, белокриницкий, для уверения в вопросе об истинной Церкви. Я просил Дмитрия Ивановича – вспоминал отец Павел – передать от меня поклон Иллариону Георгиевичу и притом сказать псаломское слово: внидем во дворы Господни!. Этими словами я априглашал его к единению со св.церковию. Илларион Георгиевич, чрез того же Дмитрия Ивановича, на мое предложение присоединиться к церкви, ответил следующими словами: «размещите прежде камение на пути!».Я сказал Дмитрию Ивановичу:когда он почитает нашу церковь двором Господним, то из-за камней на пути пусть не останавливается идти в нее: который камень пусть обойдет, через который перелезает, а вне дома Господня да не будет!» Это было последнее их сообщение.
Ближайшим другом архимандрита Павла стал профессор Московской Духовной академии «по истории и обличению русского раскола» ( так называлась кафедра), Николай Иванович Субботин (1827-1905) Сохранилась и была опубликована их обширная переписка. Субботин был инициатором и учредителем Братства святого Петра митрополита, целью которого было «обращение раскольников». С 1888 года отец Павел Прусский избран председателем этого Братства Несмотря на тенденциозность некоторых материалов, опубликованных Братством в его журнале Братское слово, в том числе самим Субботиным, многие из них, прежде всего семь томов Материалов по истории раскола за первое время его существования имеют несомненную историческую ценность
Субботин был противником Высочайшего Указа о веротерпимости от 1905 года, не столько даже по религиозным причинам, сколько по государственно-политическим: как и автор знаменитой статьи Россия и Революция ( 1848) Федор Иванович Тютчев, он знал, что «революционный процесс» не остановится на полпути. Самое интересное, что Субботин руководствовался в этих вопросах именно мнением отца Павла: ...старообрядцы, – писал о. Павел к Н.И. Субботину, – по доброй воле, или нет, но из своей пользы заодно с безбожниками и действуют против Православной Церкви. У безбожников старообрядчество наше, то есть раскол, крепкое оружие против Церкви, а вместе с Церковью и против государства: поэтому они и охраняют его, поэтому так его и защищают. Беда, беда, что государственные люди, стоящие у кормила правления, не видят и не хотят понять этих проделок врагов государства и так помогают им через покровительство расколу уготовлять беды для Церкви и государства. После подписания Указа Субботин прямо заявил в Московских ведомостях», что не примет его, и вскоре Николай Иванович скончался в подмосковном селе Томилине. Он завещал похоронить себя в Никольском единоверческом монастыре по полному единоверческому чину, что и было исполнено. Такое погребение тоже стало, в общем-то поступком. Профессор даже по смерти показывал, что борется не с древним чином, а именно с расколом. Это произошло, конечно, не без влияния отца Павла.
В своей речи в год смерти о. Павла (1895) в «Братстве св. Петра митрополита» Н.И. Субботин говорил о нем: Думаю, что после митр. Филарета о. Павел был единственный в наше время писатель, не извлекший для себя материальной выгоды из литературного труда: свой труд он совершал единственно во славу Божию и на пользу св. Церкви... Он следовал примеру древних святых отцев и древле-русских архипастырей и пастырей, не имевших и понятия о литературных гонорарах, писавших только во славу Божию и назидание чадам Церкви... “С юных лет я не был стяжателем”, как-то сказал он мне в минуту откровенности; и в завещании своем с чистою совестью мог он написать: “имущества у меня никакого нет, потому и завещевать нечего” (см.диакон Б.Зыкунов. Указ. Соч.). Не будь о. Павла, – писал однажды Н.И. Субботин к К.П. Победоносцеву, – не знаю, что будет с монастырем, – все разбредутся и не будет приюта старообрядцам, во множестве стекающимся сюда за советом и наставлениями. Сам же Субботин, который ни одного более или менее важного дела, направленного к ослаблению раскола, не предпринимал без благословения о. Павла: Если вы, – говорил он о. Павлу в день исполнившегося 25-летия присоединения его к Православной Церкви, – питали постоянное доверие к моему суждению относительно ваших письменных трудов, то я в моих собственных еще более доверялся вашему совету и суду. Поэтому нередко просил их у вас, особенно в сомнительных случаях, и всегда получал к моему полному удовлетворению.( там же)
Надо прямо сказать, что политические взгляды Победоносцева, покровительствовавшего Никольскому единоверческому монастырю и самому отцу Павлу, последний в целом разделял. Константина Петровича ( 1827- 1907 ) считают едва ли не главным в истории России врагом старообрядчества. На самом деле все было гораздо сложнее.
Три века назад немец на русской службе граф Бурхард-Христоф Миних отметил : Россия управляется непосредственно Господом Богом. Иначе невозможно представить, как это государство до сих пор существует Наверное, Победоносцев мог бы это повторить. В 1903 году, встретившись с Д.С. Мережковским по поводу закрытия Религиозно-философских собраний, он (в передаче В.В.Розанова) сказал: Россия, это - безконечный мир разнообразий, мир безприютный и терпеливый, совершенно темный: а в темноте этой блуждают волки… дикое темное поле и среди него гуляет лихой человек… - А коли так, то ничего в России так не нужно, как власть; власть против этого лихого человека, который может наделать бед в нашей темноте и голотьбе пустынной.
И еще. Победоносцев был глубочайшим реалистом, в каком-то смысле даже мизантропом. Ему приписывается фраза, сказанная в начале 1900-х Николаю II: Я сознаю, что продление существующего строя зависит от возможности поддерживать страну в замороженном состоянии. Малейшее теплое дуновение весны, и все рухнет.( Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний // Глава 11 (1933)).
Этим и только этим определялась его церковная позиция. В 1881 г. Константин Петрович писал фрейлине Екатерине Федоровне Тютчевой: Какова наша Церковь — это показывала нам история и покажет еще: Церковь наша — одно с народом — не лучше его и не хуже. В этом ее великое качество. Но Государство обязано понять его и обязано защитить ее. От кого? от целой армии дисциплинированных врагов ее и наших — всяких вероисповедных пропагандистов, которые, пользуясь простотою народной, бездействием правительства, условиями пространства и бедной культуры, врываются, как волки , в наше стадо, не имеющее достаточно пастырей. Стадо это —наша будущность; что сегодня не может быть в нем возделано, то будет возделано через десятки лет, но покуда — мы должны оберегать его от волков». И далее: «А свободой называют что? Чего требуют? Того, чтобы наряду с нашим архиереем мог посреди народа явиться в том же облачении и с тою же обстановкой — их самозванец архиерей, взятый из простых мужиков и выбранный тоже мужиком-крикуном. Народ не отличит тогда законного от незаконного —-и будет великая смута ( Река времен. Вып. 1. М.: Эллис Лак; Река времен, 1995., с. 186).
Но далее в том же письме к Тютчевой Победоносцев говорит самое интересное и важное: Раскол (обратим внимание, именно раскол, а не старообрядчество само по себе! – В.К.) у нас прежде всего — невежество, буква — в противоположении духу, а с другой стороны — хранилище силы духовной под дикой, безобразной оболочкой. Снять эту оболочку — значит добыть великую силу для Церкви, и Церковь мало-помалу добывает ее, ибо лучшие люди из раскола переходят к нам. ( там же )
Читаем между строк: сам по себе старорусский ( именно так, а не просто старый) церковный чин и образ жизни обладают такой духовной мощью, что когда они входят в законную, легитимную Церковь с апостольским преемством, она становится неодолимой.) Так говорил Победоносцев.
Обер-прокурор боролся не со старообрядчеством как таковым, а всего лишь с попытками учреждения нескольких церковных иерархий – в нарушение канонического предписания «один город – один епископ». Делал он это прежде всего как государственный муж.
Да, безусловно, обер-прокурор Синода считал невозможным поставление старообрядческого священства вне иерархии Греко-Российской Церкви. Но эта позиция, на самом деле, была продиктована не только и не столько его личным страхом, сколько положением Российского Императора, слугой которого был Константин Петрович, как внешнего епископа Церкви. И это было совершенно правильно.
Однако мало кто вспоминает о некоторых фактах. Победоносцев был лично дружен с Николой Александровичем Бугровым (1839—1911), крупнейшим промышленником Поволжья, наверное, главным светским деятелем «беглопоповского согласия» ( приемлющего священство Греко-Российской Церкви ), создателем широкой сети социальной помощи рабочим и будущим членом «Союза Русского народа» . Победоносцев лично разрешил Бугрову создание старообрядческой т.н. Бугровской школы в 1989 г. А в 1895 г. Министерством Внутренних дел был издан совершенно секретный циркуляр, которым разрешалось православным священникам переходить в беглопоповский раскол(http://www.semeyskie.ru/science_kokorin.html).
В 1885 г. Победоносцев лично предложил Павлу Прусскому принять епископский сан. То есть, став епископом, о. Павел получил бы возможность рукополагать единоверческое священство по дораскольным книгам. Он отказался. Профессору Н.И.Субботину, передавшему ему предложение Победоносцева, он отвечал : Присланное вами письмо К. П. прочитал и силу его уразумел, и по поводу его честь имею ответствовать вам. Я чувствительно благодарю К. П. и Киевского владыку и всех членов святейшего Синода за внимание ко мне, убогому человеку; но вот мое мнение по этому предмету: Во-первых, силы мои стали слишком слабы, чтобы мне быть викарием коей-либо епархии. Если бы отец Филарет не нес мои тяготы, то я еще в прошлом году был бы должен отказаться и от управления монастырем: коль паче не могу исполнять обязанности викария. Второе, занимаясь по силе моей своим делом, я нахожу себя несколько полезным Святой Церкви; а принявши обязанности викария, едва ли уже смогу принести какую пользу; да и обязанностям викария, кажется, уже поздно мне учиться А принять сан епископа, оставаясь в том же Никольском единоверческом монастыре, опасаюсь, чтобы не проложить дорогу для единоверцев стужать правительству об учреждении единоверческих архиереев и тем не подать повода к разделению иерархической власти, что я не нахожу полезным и даже считаю вредным. Об этой опасности вы сами знаете не хуже меня. А потому быть первым единоверческим архиереем я не имею желания, особенно, когда это делается, чтобы почтить меня.
По всем вышеизложенным причинам я нахожу, что едва ли будет какая польза для Церкви, если я приму епископский сан. А посему покорнейше вас прошу сообщить К.П., чтобы уволили меня от столь великого сана, как человека немощного; а за внимание ко мне, убогому человеку, прошу вас его поблагодарить (Павел (Леднев), архим. Замечания на книгу Поморских ответов: С прил. замечаний на 21-й ответ в книге «Щит веры». -М.:Братство св. Петра митр., 1891. −518 с.).
Так или иначе, если бы предложение Обер-прокурора было принято, Россия получила бы законного старообрядного архиерея задолго до 1917 года, когда это произошло на развалинах Царской власти, что обезсмысливало все происходившее и погружало в глубины смуты.
Возможно, этот отказ был самой главной и самой большой ошибкой отца Павла, связанной с его, увы, повышенной «расколобоязнью», своего рода, как это ни странно, своеобразным «неофитством» в Греко-Российской Церкви, которая стала его истинной «первой и последней любовью»
Отец Павел Прусский был также автором многих церковно-исторических и историко-богословских творений, часть которых далеко выходит за пределы вопросов раскола. При том, что они все же находятся, так сказать, «в старообрядческом поле»: «Литературная энциклопедия» говорит о нем в числе выходцев из «старообрядческой массы» среди «целой плеяды писателей, идеологически и стилистически родственных Аввакуму». Естественно, что толкования на Апокалипсис занимают у него, как и у большинства этих писателей едва ли не ведущее место.
Отталкиваясь прежде всего от учения о духовном антихристе, отец Павел опровергает также и широко распространенное мнение о том, что власть «беззаконного» в последние времена будет распространена на всю Землю.
Господь, обещавая церкви своей неодоленность, глаголет : врата адова не одолеют ей<…> и дабы кто не возмнил, что служители ада, елико хотят, толико и воздвизают на святую церковь свои ухищрения, ища ниспровергнуть ее, Господь разрушает таковое мнение сими глаголы : имам ключи ада и смерти, то есть смерть и ад не столько, сколько они хотят <…> не только то означают, что Господь живит и мертвит, низводит во ад и возводит, но и то, что в его власти попустить, и не попустить гонения на верных, и в какой степени попустить.
Всегда, до самого Втораго и Славнаго Пришествия Христова останется и земля, где будет можно и нужно спасаться. Отец Павел пишет это в утешение верным, и из старо- и из новообрядцев. Не безполезны эти его суждения и для нас, живущих в наши предпоследние времена. Они целительны прежде всего для тех, кто поддается излишнему страху, вольно или невольно веруя более в антихриста, нежели во Христа.
Мы со своей стороны уповаем, что этой «землей благой» останется наша Святая Царская Русь.
27 апреля 1895 г., в четверг 4-ой седмицы по Пасхе, архимандрит Павел скончался. Накануне отпевания Божественную литургию, у гроба почившего, совершал преосвященный Тихон (Никаноров), епископ Можайский, викарий Московской епархии (будущий свщмч. Тихон, архиеп. Воронежский). Отпевание возглавил сам высокопреосвященный Сергий (Ляпидевский), митрополит Московский. Похоронили старца, в понедельник - 1-го мая, напротив алтаря Никольского придела главной церкви Никольского единоверческого монастыре.
После смерти отца Павла среди федосеевцев распространилась молва о его будто бы тайном возвращении перед кончиной в их согласие. Конечно, сам факт его отпевания в Никольском единоверческом монастыре опровергает подобные домыслы. Но окончательный и полный ответ о его последних днях нам мало известен. Тому множество причин. Одна из них – после революции могилу его закатали в землю. Теперь по ней ходят пешеходы
Что-то мы знаем, что-то нет… И, видимо, не узнаем до Всеобщего Воскресения.
