Все дороги в Петербурге ведут в балет. Ибо нет в городе сквера, набережной, дворца, двора-колодца, где не угадывался бы образ, подобный миражу, то дивный - Анны Павловой, то кокетливый - Матильды Кшесинской, то трагический - Ольги Спесивцевой. Прогуливаясь в дни июля, на излете белых ночей, по Петербургу, едва дух переводя от ветра с Балтики перемешанного с восторгом перед вот этой прямотой-прямизной проспектов, величием шпалер-дворцов вдоль Невы, перед отражением фасадов, что раскрашивают Мойку цветными карандашами, перед Ангелом Александрийского столпа, словно летящего по воздуху, понимаешь почему именно здесь, в Петербурге, на улице Росси, самой красивой улице мира, выстроенной архитектором в память о матери-балерине, вдруг вспыхнул однажды русский балет диковинным цветком, а император Александр III дал ему светское благословение на служение. Империи.
Русский балет, как Петербург, - искусство идеальных линий и небесных видений, искусство самоотречения монаха и жертвенности воина... Гуляя в эти дни июля по Петербургу, на излете белых ночей, непрестанно думала об Улановой – музе русского балета. Балерины неподкупного благородства. Балерины покоя Невы. Балерины, чья слава увенчана шпилем Адмиралтейства. «В Петербурге нет ничего некрасивого, - вспоминала слова Улановой. – В Петербурге – всё красиво. Этот город меня научил всему». Уланова – один из сфинксов Петербурга.
«Не понимаю тягу людей ко всему интимному, - произнесла Уланова в начале 90-х. – Если у нас была бы такая же жара как в Африке, то люди ходили бы даже без набедренных повязок». Пророчество.
Жара. Нигде, пожалуй, так дико не смотрятся люди «без набедренных повязок», как на Невском проспекте под сенью регламентированных нарядов, торжественных променадов, тайн адюльтеров. Сегодня разве что камень дворцов хранит безучастно память о том. Сегодня Невский проспект вскипает: девушки в шортах-трусах, дамы, приятные во всех отношениях, в трусах-«стрингах» под прозрачной тканью юбки или брюк, представители сильного пола в штанах выше колен с принтом в цветочек. Новые санкюлоты. Они тусуются на Невском, пьют пиво, заглядывают в Казанский собор. В Казанском соборе специальный служащий останавливает, выдает фартуки-юбки срам прикрыть.
С одной стороны, мода на «стринги» - бизнес, один показ белья Victoria's Secret чего стоит! собирает звезд Голливуда и воротил с Уолл-стрит. Точно такая же мода сейчас на сценографию в театре, к примеру. Счет за декорации выставляется времён «Травиаты» Висконти или «Ромео и Джульетты» Вильямса, занавес открывается, а вместо декораций – от мертвого осла уши: в моде - минимализм. С другой стороны, «стринги» - уже политика. Трудно забыть, что за глум стоял коромыслом среди «прогрессивной общественности» в «перестройку». Что за сарказм сопровождал пересказы о выставке советского нижнего белья, будто бы устроенной Ивом Монтаном в Париже смеха ради. Как-то в СССР было принято стесняться нижнего белья, как-то оно не торчало в витринах магазинов, не прикалывало в журналах мод, не валялось на рыночных развалах. «Стринги» как оргоружие, - феномен наших дней и твит, с позволения сказать, примадонны. Обвинив Россию в 23-летней войне и грудью встав на защиту миротворца Украины, Алла Пугачева твитнула: «как стало известно, российские пограничники не пускали в РФ с Украины бегущих казаков потому, что те были в кружевных трусах». Так Народная артистка СССР с орденом «За заслуги перед Отечеством» трех степеней в придачу «обыграла» новость о запрете кружевных трусов в таможенном союзе (неужто не запретили?), поглумилась над Отечеством.
Невский проспект сегодня – аллегория пропасти. Пропасти между Отечеством русского балета и Отечеством уродской попсы. Но есть еще в Петербурге двор-колодец, в котором русский балет в его величии былом и служении Империи сверкает, как драгоценными камнями, миражами имен: Анна Павлова, Матильда Кшесинская, Ольга Спесивцева, Тамара Карсавина, Вера Коралли, Елена Люком, Агриппина Ваганова, Наталья Дудинская, Татьяна Вечеслова, Галина Уланова... В доме, окна которого выходят в этот двор-колодец, живет Алла Осипенко. Атмосфера начала ХХ века здесь - реальность. Фотографии: мама у новогодней елки, Невский проспект, 1911 год; дед Боровиковский – сенатор, в парадном мундире; имение под Полтавой, родовое гнездо Боровиковских-Софроницких; дядя Владимир Софроницкий – выдающийся пианист – еще совсем мальчик… мир, в котором Алла Осипенко, балерина-легенда Кировского театра, уединяется от агрессии современных мод.
«ЗАВТРА». Алла, приезжая в Петербург, невольно задумываешься об искусстве, о жизни дореволюционной России, о судьбах балерин, кто-то Россию покинул, кто-то остался верен служению советской России. Была ли пропасть для балерин между старой и новой Россией, или же новая Россия являлась продолжением старой?
Алла ОСИПЕНКО. Я близко была связана с домом Елены Люком и с домом Татьяны Вечесловой. Елена Михайловна, конечно, любила рассказывать мне о великих князьях, своих поклонниках, которые были тогда великие князья, но мальчики. Как великий князь, к сожалению, не помню уже его имени, катал её на рысаках по заснеженному Невскому проспекту, или о том, как её муж, известный купец Латонин, открыл однажды дверь дачи, они отдыхали в Стрельне, и застал великого князя, припавшего к её ногам. Любила рассказывать, как в Мариинский театр приходил Николай II, тогда еще цесаревич, приходил он, конечно, к Кшесинской, но всех угощал конфетами… В ней это всё было живо и выливалось в какие-то отрывочные воспоминания.
«ЗАВТРА». А какова судьба мужа Люком?
Алла ОСИПЕНКО. Латонина? Вы знаете, не знаю. То ли он умер, то ли... у неё же была связь очень серьёзная с Борисом Васильевичем Шавровым, с нашим балетным, потом он был моим педагогом. Связь была очень серьёзная, сильная, но до замужества не довела.
«ЗАВТРА». Люком переживала?
Алла ОСИПЕНКО. Бобиш!... – произносила она, и замолкала; и после паузы: «а потом, знаете, женился на кОмсОмОлке!» (смеётся). Для неё это была закрытая книга, что такое комсомолка. А Александра Николаевна была такая комсомолка очень серьёзная.
«ЗАВТРА». Александра Николаевна – это кто?
Алла ОСИПЕНКО. Жена Шаврова.
«ЗАВТРА». Балерина?
Алла ОСИПЕНКО. Да. Характерная.
«ЗАВТРА». Как её фамилия?
Алла ОСИПЕНКО. Блатова её девичья фамилия. И она была во всех этих профсоюзах, во всех... не знаю, я нигде не была, поэтому не знаю, как они назывались. Такой деятель она была, от балета деятель. А Елена Михайловна оставалась до конца своей жизни – вся в муфточках, мехах, шарфиках и говорила: «вот так, Александра Николаевна, вот они-с… и вот Бобиш, но вот как Бобиш мог?!» Для неё это была закрытая книга.
«ЗАВТРА». Люком продолжала жить в своей огромной квартире?
Алла ОСИПЕНКО. Да, но квартира была уплотнена, так что из двенадцати комнат осталась одна. Комната была метров двадцать пять, и в ней и столовая и гостиная из красного дерева и французская белая спальня всё было запихнуто.Но, тем не менее, ей было удобно. Она мне говорила: «А вы знаете, Алла, очень удобно жить в одной комнате, потому что всё под рукой», никуда ходить не надо. И она одной рукой из-под кровати конфеты доставала, другой - из-под стола мускат. А домработница Доня у неё была, та на неё только покрикивала. Елена Михайловна её боялась ужасно: «Доня идёт, давай соберём...» и прятала мускат тут же. Доня идёт!
«ЗАВТРА». Елена Люком была ведь одной из восхитительных Жизелей. Спесивцева, а потом Люком.
Алла ОСИПЕНКО. Да. Но я не видела, конечно, уже не застала. Но могу себе представить. Еще она Кошечкой была прелестной в «Спящей красавице». А внешность у неё была… знаете, она на Суворова была похоже. У неё на лбу был такой куделёчек, волосы всегда себе накручивала, виски гладенькие, и потом опять были кудри. «Елена Михайловна, вы не меняли никогда причёску?» - «Нет, а мне что не идёт? Мне кажется, мне очень идёт». Так всю жизнь и проходила с одной причёской. Очаровательная, конечно же, была. Слава богу, Марина, что моему поколению ещё повезло, особенно мне повезло, потому что я была вхожа в некоторые дома и меня любили как-то. Мы жили тогда все на Невском, на Невском тогда еще здоровались при встрече, что сейчас и представить невозможно. Один тот факт, что я была у Елены Михайловны в гостях дома, было для меня просто чудом, конечно. Просто чудом.
«ЗАВТРА». Уланова приблизительно также говорила: слава Богу, что еще оставались люди, кто занимались нашим воспитанием. Ваганова в борьбе за классический балет тоже ведь боролась за ценности «старого» мира. Вы – последняя ученица великой Вагановой. Какой Вы ее вспоминаете сегодня?
Алла ОСИПЕНКО. Вы знаете, они с Еленой Михайловной Люком такие разные в моём воспоминании. Елену Михайловну обожали, а Агриппину Яковлевну уважали и боялись. Когда я училась у Вагановой, она уже начинала болеть. Но, тем не менее, приглашала меня домой, и, полулежа на диване, давала мне уроки. Она со мной и вариацию из «Щелкунчика» дома готовила, рассказывала о балете. У неё всегда коробки конфет на столах были, и после репетиции она говорила: «возьми конфетку». «Спасибо, Агриппина Яковлевна, нет». «Возьми конфетку!», и ты уже хватаешь эту конфету и думаешь: только бы не вывести её из себя.
«ЗАВТРА». Алла, верно ли, что Ваганова одевалась у Вашей тёти, известной в Ленинграде портнихе?
Алла ОСИПЕНКО. Я узнала об этом только тогда, когда Агриппины Яковлевны не стало… При жизни Вагановой и представить было невозможно, что она как-то была связана с моим домом… Но что интересно. Когда Ваганова приходила в училище на урок, всегда элегантная, в костюме, и снимала пиджак, то я, глядя на блузу, всю в жабо, думала: надо же, как крёстная моя шьёт! Крёстная иногда, знаете ли, собирала чемоданчик, укладывала в него все необходимое и исчезала, что было необычным. Она была известной портнихой, и заказчицы сами приходили в наш дом. Потом крестная возвращалась, немножко навеселе… И только после смерти Агриппины Яковлевны я узнала: крестная ездила к ней на примерки. Но никогда и представить было невозможно, что Ваганова как-то связана с моей семьей.
«ЗАВТРА». Можно ли сказать, что с Вашим поколением связь оборвалась с той дореволюционной Россией? с тем дореволюционным балетом?
Алла ОСИПЕНКО. Вы знаете, скорее моё поколение попало в такую связь с такой Россией. Скорее так. Балетмейстер Бурмейстер – у него же был роман с Вечесловой – взял меня с театром Станиславского в Париж. Это был пятьдесят шестой год, и в Париже нас встречали представители еще первой эмиграции. Когда они узнали, что я одна из Ленинграда, то всё внимание было обращено ко мне, после чего в труппе меня невзлюбили. (улыбается) Полагаю, что эмиграция тогда вся была из Петербурга.
«ЗАВТРА». И что Вы ощутили, когда попали в эту среду?
Алла ОСИПЕНКО. Я ощутила, что к бабушкам своим попала, в ту жизнь, которая на Невском была. Вы знаете, у меня как-то странно было в жизни. Я уходила в школу, где я была нормальной ученицей, где мне было комфортно. Потом я приходила домой и оказывалась в какой-то другой атмосфере, где мне тоже было комфортно. Здесь продолжали жить ещё другими измерениями. Прошлыми. И ведь мы продолжали жить в доме моего деда на Невском, и никто ее не отобрал, только фото-студии лишились.
«ЗАВТРА». Кроме того, хореографическое училище тоже дышало другими измерениями.
Алла ОСИПЕНКО. Вы знаете, я должна сказать, что в училище нам рассказывали и о Кшесинской и о Карсавиной с большим уважением. Истории балета нас учила Мариэтта Харлампиевна Франгопуло, в прошлом, сама балерина, так её ничем было не сломить. Она как жила теми измерениями, так теми измерениями и говорила с нами. И ухаживал за ней, тоже фамилия какая – Палей, Кирилл Михайлович. Так что к прошлым поколениям балерин, кроме огромного уважения, и преклонения перед талантом, мы, я-то точно, ничего не испытывали. Конечно, Мариэтта Харлампиевна преподавала нам абсолютно открыто, откровенно.
«ЗАВТРА». Алла, к Вам перешла по наследству еще такая реликвия, как пиджак красавицы Веры Коралли, возлюбленной великого князя Дмитрия Павловича, из-за которого она и уехала из России, встретилась с ним в Париже, но судьба уже не сложилась.
Алла ОСИПЕНКО. Кто же мне его подарил? Серый, гипюровый пиджачок. Я его сохранила, несколько лет назад в театральный музей отдала…. Знаете, я ведь с педагогами нередко имела какие-то частные беседы, интересовалась чем-то… Потом они знали, что я из семьи Боровиковских, и как-то старались меня поощрять… Марина Николаевна Шамшева! мой педагог, подарила мне этот пиджачок. Сказала: «Алла, возьмите, Вы его достойны»…
«ЗАВТРА». Вы его носили?
Алла ОСИПЕНКО. Носила. В Париже, на гастролях 1956 года, в нем была.
«ЗАВТРА». Не он ли принес Вам удачу? Вы стали первой в мире балериной, удостоенной премии Анны Павловой! И диплом подписали Матильда Кшесинская, Ольга Преображенская….
Алла ОСИПЕНКО. И чувствую за собой вину, и мучаюсь до сих пор ужасно. Я была свободолюбивая девочка и мало чего боялась. И один раз в жизни испугалась. Испугалась тогда пойти к Ольге Иосифовне Преображенской. Во время гастролей меня обхаживала ученица Преображенской, и вероятно, ассистентка, уже ей помогавшая. Где-то в моих сундуках даже есть фотография Преображенской, совсем старенькой. И ученица уговаривала меня, говорила: Ольга Иосифовна ждет вас, из Петербурга, ей так хочется поговорить. И вот что я испугалась??? что меня остановила тогда???
«ЗАВТРА». Алла, что значит для вас сегодня тот мир, тот мир русского балета?
Алла ОСИПЕНКО. Вы знаете, одним словом как-то и трудно сказать. Для меня, в общем, это другой мир. Я вспоминаю Елену Михайловну Люком, Агриппину Яковлевну Ваганову – это мир такой интеллигентности, так на нас непохожий… Вы, знаете, Марина, я хочу у Вас спросить: как называется у нас власть сегодня? Была власть монархическая, была советская, а сегодня?
Подготовила Марина Алексинская
