Часто в зале суда вы можете видеть поучительную картину. В момент осуждения серийного убийцы камера выхватывает из рядов присутствующих его мать — и вы видите её горестное лицо. Она восклицает: «Нет, нет, что вы! Мой сынок никогда бы не совершил тех страшных преступлений, в которых его обвиняют! Его оклеветали, подставили! Ведь он был таким хорошим мальчиком, вот, посмотрите на его табель за восьмой класс!».
Однако проблема взрослой жизни состоит в том, что судьба человека не заканчивается в восьмом или в десятом классе — любого человека оценивают и на суде людей, и на суде истории только по сумме его достижений и просчётов, заслуг и преступлений. И логика, которой следовали высокие мужи Российского государства, открывая в Санкт-Петербурге памятную доску президенту Финляндии Карлу Густаву Маннергейму, мне непонятна.
Жалкая попытка ограничить жизнь Маннергейма даже на памятном знаке только периодом c 1887 по 1918-й год, когда он верой и правдой служил Российской империи, упирается в совершенно другой период жизни фельдмаршала — с 1941-го по 1944-й год, когда финские войска обеспечивали с севера кольцо страшной ленинградской блокады, унёсшей жизни 641 тысячи жителей города на Неве.
От этого страшного преступления, совершённого при активнейшем участии Маннергейма, никуда не спрятаться, и его «табель» успехов и заслуг на службе у Российской империи никак не может служить оправданием на суде истории, который оценивает любого политика по сумме его деяний.
Безусловно, Карл Густав Маннергейм был патриотом Финляндии. Именно он обеспечил независимость бывшей части Российской империи, причём обеспечил самыми жёсткими мерами — достаточно вспомнить о резне 1918-го года, когда при установлении финских порядков в Выборге было убито более 1200 человек — в основном сочувствовавших большевикам мирных жителей. Было ли это актом служения Российской империи? Нет, отнюдь. Маннергейм, как и другой «отец нации» — поляк и будущий глава польского государства Юзеф Пилсудский, - был настоящим финским националистом, разрушителем распадающейся Российской империи. Финн Маннергейм, поляк Пилсудский, украинец Скоропадский — все эти российские подданные выбрали путь построения собственных национальных государств, по сути, отказавшись от имперской идеи единения.
Именно в этот момент и расходятся исторические пути Маннергейма и России, причём расходятся по инициативе самого Маннергейма, который выбрал не Россию, но независимую Финляндию. Но даже тут ещё был бы простор для некоего исторического манёвра, не закрой его фельдмаршал Маннергейм своими следующими действиями в истории. За период с 1918-го по 1944-й год Финляндия четырежды воевала с РСФСР и СССР, и в трёх конфликтах Маннергейм принимал активнейшее участие — как командующий финскими войсками в 1918-м году и как главнокомандующий впоследствии, в Финской и Великой Отечественной войне.
Именно войска Маннергейма осуществили под его командованием массовые убийства в Выборге, именно армия Маннергейма замкнула кольцо блокады Ленинграда, какими бы историческими сказками сейчас ни кормили доверчивую общественность. Нет никаких сведений о том, что финские войска каким-либо образом помогали осаждённому городу или «остановились по приказу» фельдмаршала, не участвуя в штурме, — нет, наступательный порыв финских войск просто разбился о стойкость защитников Ленинграда, после чего фельдмаршалу Маннергеймув самом деле пришлось три года сидеть на линии старых финских укреплений, забранных у Финляндии в результате Финской войны 1939-1940 годов.
Не выдерживает критики и тезис о «неизбежности» участия Финляндии в войне. Достаточно вспомнить лишь два исторических факта: союзные Третьему Рейху Испания и Швеция предпочли не объявлять войну СССР, ограничившись лишь посылкой добровольцев. Что интересно, и испанцы, и шведы оказались в итоге именно под Ленинградом — шведские добровольцы штурмовали советскую крепость Ханко (Гангут), а испанская «Голубая дивизия» обеспечивала блокаду Ленинграда с юга. Но, по крайней мере, ни Испанию, ни Швецию, ни их весьма одиозных, во многом националистических и фашистских политиков и государственных деятелей того времени нельзя обвинить в военных преступлениях.
А вот второй факт уже однозначно говорит не в пользу Финляндии и Маннергейма. Всё дело в том, что советско-финская война 1941-1944 годов началась не 22-го, а 25-го июня 1941 года! За эти три дня высшее финское руководство, судя по всему, холодно и трезво взвесив все «за» и «против», приняло окончательное решение об агрессии против СССР, причём осуществило такую агрессию в наиболее жёсткой, открытой и полномасштабной форме. И в этом отношении финское руководство переплюнуло и испанца Франко, и шведа Густава V, и болгарского царя Бориса, каждый из которых принимал своё непростое решение о сотрудничестве с Третьим Рейхом, стремясь сохранить свою страну. Но ни шведы, ни испанцы, ни болгары в открытую с СССР не воевали. А Финляндия и Маннергейм лично — не только воевали, но делали это сознательно.
И чтобы закрыть вопрос с Маннергеймом: почему советско-финская война закончилась уже в 1944-м? Да потому, что в 1944-м году стало окончательно ясно, что Германия проиграла. И что, окажись Финляндия в стане проигравших,— ей не избежать тотального переформатирования собственной судьбы, в рамках которой Густав Карл Маннергейм вполне бы мог стать военным преступником. Но Сталин и советское руководство пошли на мир с Финляндией. Потому, в общем-то, что ценили жизни советских людей и солдат армии СССР.
И конечно же, и Сталин, и вся плеяда «маршалов Победы», и весь советский народ тогда сражались за СССР, за историческую Россию. Именно их память стоит увековечивать в городе на Неве, чью блокаду в страшные годы Великой Отечественной войны мы будем помнить как блокаду Ленинграда.
А именем Маннергейма можно, если уж очень хочется, назвать какой-нибудь безымянный остров или сопку на границе с Китаем. Ведь именно туда ездил будущий фельдмаршал в 1906-1908 годах во время своей экспедиции по линии того самого Русского географического общества (РГО). Ездил, понятное дело, как русский разведчик, с целью оценки гарнизонов, дорог, мостов и рек, но официально — с целью исследования Западного Китая.
Судя по всему, настоящую память сейчас хотят заменить выдуманной историей, которую нам предлагают чтить и чествовать. Но даже участие высокопоставленных разведчиков в церемонии открытия доски не скроет настоящей истории, в которой «доске позора и беспамятства» — не место в Ленинграде, не место в Санкт-Петербурге.
Фото: "Радио Балтика"
