Деревенский, вдумчивый и скромный,
Я в душе нетронутой принес
Площадям и улицам гудронным
Запахи малины и берез.
В резвую гармонику влюбленный,
Я не раз украдкой тосковал
Во дворцах, где люстры и колонны,
Где звенел оркестром карнавал.
И ничьей рукой не избалован,
Видел я за сталью и огнем –
Мой подсолнух золотоголовый
Наклонился дома над плетнем...
Эти стихи Валентин Сорокин написал в 1954-м году. Ему было 18 лет, он работал в мартеновском цехе Челябинского металлургического завода. То был тяжкий труд! Писатель Николай Воронов вспоминал о своей первой встрече с Сорокиным. «И вот входит молодой человек. Лицо у него, как у всех металлургов, людей, имеющих дело с огнем, цвета перекаленной меди - с нездоровой краснотой. Ведь помимо того, что эта была опасная работа - он в любой момент мог погибнуть, в любой момент, эта работа еще и очень вредная для здоровья. И я вижу, как у него в бровях блестят порошинки графита».
Детство и отрочество поэта прошли на затерянном в глухой тайге казачьем хуторе Ивашла. Отец Сорокина – лесник, не ошибался, когда слышал голос птицы и видел след зверя.
В уральской тайге работали ссыльные и заключенные. Здесь, сидя с ними у костра,
Сорокин впервые услышал стихи Сергея Есенина, Павла Васильева, Бориса Корнилова. В минуты короткого отдыха, вдали от лагерной охраны, образованные каторжники читали любимые произведения – о любви и воле.
«В пределах отчих я окончил 7 классов. Мать моя – Анна Ефимовна Сорокина и отец мой – Василий Александрович Сорокин проводили меня за речку. Мать поплакала и перекрестила в путь. А отец отвернулся. Воин». Так начиналась дорога восхождения – к своему призванию и предназначению.
С тех пор прошла целая эпоха! Приведённому выше стихотворению больше шестидесяти лет, но оно всё так же удивляет «прочностью» слова, красотой выражения и чувства.
Городское благополучие («Во дворцах, где люстры и колонны»), заработанное тяжким трудом («ничьей рукой не избалован»), не заслонило первые, самые сильные впечатления детства – «запахи малины и берез». И вот уже в стихах возникает образ «резвой гармоники» (сам Сорокин гармонист и сын гармониста), противостоящий коллективному «оркестру» и шумному «карнавалу». Такой трогательный образ родины сливается с образом самого поэта («Мой подсолнух золотоголовый / Наклонился дома над плетнем...»).
Это стихотворение – о личном поэтическом призвании. В нём есть чёткая самохарактеристика – «деревенский, вдумчивый и скромный», но такой набор качеств не кажется самоуничижительным или скудным. Движение чувства и внутренний сюжет развиваются очень быстро. Уже следующая строка – «Я в душе нетронутой принес» – с лихвой перекрывает все мнимые богатства городского общежития с дворцами, оркестрами и карнавалами. Душа человеческая («нетронутая», т.е. целомудренная, цельная) есть главное богатство мира. Городской мир встретил поэта «сталью и огнём», а ведь он принёс сюда самое дорогое, что у него было – образ родины, связанный (сплетённый – «над плетнём») с образом матери («запахи малины» – сада и огорода), и отца («резвая гармоника»)!.. Молодой поэт уже знает о себе, что его творчество всегда будет питаться соками родной земли, уже знает, что его дар – «мой подсолнух золотоголовый» – чудесный, бесценный, с иконным нимбом, расцветёт ярко и зримо, и что его «земной поклон» всегда будет в сторону дома, родины.
Стихотворение написано совершенно естественно, в нём нет никаких внешних усилий, никакого «форсирования» чувства, оно – как выдох, совершенно самобытно. Здесь нет элегического начала, читатель ощутит лишь горькое удивление юноши – оказывается, вся жизнь – тяжкое испытание, но как трудно принять это крестное страдание нетронутой душе! Точка видения и поэтический образ едины, слиты – «Мой подсолнух золотоголовый», тянущийся к солнцу (красоте и истине).
Гармоничному миру, деревенскому космосу, в стихотворении противостоит город с «колоннами, площадями и улицами» (вечным Римом и библейским Вавилоном веет от этих слов), а эпитет «гудронный» возвращает нас в эпоху советской тяжелой индустрии, построенной за счёт крестьянского «ресурса». В эту «гудронную» среду входит молодой поэт, входит, грустя и понимая, что сберечь нетронутую целомудренную душу – да что сберечь, просто уцелеть! – ему будет непросто.
«Деревенского и скромного» судьба наградила бесценным даром, «вдумчивый», он сумел осознать талант – как заключенную в себе красоту. Город обещает призрачные блага цивилизации («дворцы»), но он же несёт и главную опасность лирическому герою – оркестры и карнавалы легко могут заглушить голос нетронутой души.
Стихотворение лишь на первый взгляд кажется выражением столкновения двух укладов – деревенского и городского. На эту тему Николай Рубцов напишет «Грани» в 1966 году – на 12 лет позже. «Ах, город село таранит! / Ах, что-то пойдет на слом! / Меня все терзают грани / Меж городом и селом...» В 1964 году Анатолий Передреев в «Окраине» драму вчерашних крестьянских детей, оторванных от деревенских корней, выразит даже сильнее, чем Рубцов: «Околица родная, что случилось? / Окраина, куда нас занесло? / И города из нас не получилось, / И навсегда утрачено село».
Но стихотворение Валентина Сорокина о другом: о человеке, в ком, перефразируя Передреева, и город получился, и село не утрачено. Важно самоопределение в новых условиях и выбор жизненного пути. Мотив душевной неустроенности, неприкаянности («Но хочется как-то сразу / Жить в городе и в селе», – Н. Рубцов; «Зачем ты понастроила жилища, / Которые ни избы, ни дома?!» – А. Передреев) в стихах Сорокина выражен не в бытовом, а в эстетическом чувстве («Я не раз украдкой тосковал / Во дворцах, где люстры и колонны…»). Поэт тоскует о нарушенной гармонии божьего мироустройства, потому что городской человек с его «оркестрами» и «карнавалами» ввязался в глобальную «перестройку» с непредсказуемым результатом…
«Я последний поэт деревни», - утверждал Сергей Есенин, и у нас нет оснований не доверять его интуиции. Поэтом «раскулаченной деревни» стал Твардовский, поэтом деревни сожженной – Исаковский («Враги сожгли родную хату…»), и вот уже сельские переселенцы застряли на «окраинах» (А. Передреев). Железная рука прогресса вела деревенских по рождению поэтов в другую, чуждую им среду. Очень немногие могли осмыслить, объять её законы.
В стихотворении «Деревенский, вдумчивый и скромный…» начинающий поэт обещает вырасти в поэта большого. Его даровитость – очевидна, но редкие таланты раскрываются в полную силу. Нужно не только отдать своё сердце поэзии, но и обладать должной вдумчивостью (мудростью сберечь себя) и «почвой» – «плетнем», на который можно опереться в трудную минуту (родина есть волевое начало в национальном становлении поэта).
Это короткое стихотворение, написанное Валентином Сорокиным в 18 лет, безусловный поэтический шедевр – по самоощущению, по провидению будущего, по точности слов, по развитию внутренней логики, и, наконец, по самодостаточности выбора образных средств. Шедевры не бывают случайными (как, впрочем, и плохие стихи). Но шедевры – вершины, по которым можно проследить путь поэта, историю его восхождений.
Очень простое, короткое (три строфы), стихотворение заключило в себе картину мира русского человека в середине ХХ века – с его бытом и переживаниями, материальными достижениями и настоящими ценностями, с тоской по совершенству и с текущими обязанностями – семейными и государственными («сталь и огонь»).
В стихотворении есть внешняя предметность и конкретность (что вообще свойственно русской поэзии), в нём всё ясно, нет никакого затемнения смыслов. Стихотворение понятно на своём внешнем уровне абсолютно любому человеку, любящему прекрасное. Но в нём есть и второй пласт понимания, обращенный даже не к образованному современнику с воспитанным вкусом, а к будущему читателю, или, не побоимся предположить, к себе самому – в вечности.
Р.S. 25 июля – День рождения Валентина Васильевича Сорокина, выдающегося русского поэта, гражданина, педагога. Я от души поздравляю его с этим знаменательным событием, желаю добра, счастья и здоровья; любви и вдохновения; радости и удачи! Да будет так!
