Премьеру фильма В. Хотиненко «Бесы» невозможно было не посмотреть. Современный режиссер решается работать с Достоевским – тем из немногих, в ком русское сознание нашло для себя слово и прозвучало на весь мир. Однако выразить свое отношение к работе оказывается не так легко. Вместо того чтобы представить удвоенную рефлексию русского сознания, режиссер пошел по пути сжатого пересказа. В этом, пожалуй, и состоит художественная ошибка Хотиненко. В фильме опущена метафизическая сторона. Вот, например, Лиза. Если верить Хотиненко, Лиза – это просто красивая барышня, отчаянно влюбленная в Ставрогина. Но Лиза – это сама неприкаянность, напрасность красоты и ума. Та, что ищет в себе нечто выше себя, но в итоге сама себя губит. Не причисляет ли и ее Достоевский к «бесам»? Или Кириллов. Кириллов у Хотиненко – просто самоубийца из кружка Верховенского. Но Кириллов – это идейный самоубийца-атеист, который, как он сам признается, всю жизнь был «мучим» Богом. Тот, кто в своей попытке стать Им обращается в зверя. Или Ставрогин.
Фигура Ставрогина, пожалуй, самая загадочная в романе Достоевского. В нем есть все. Он сверх меры одарен. Но одновременно в нем нет ничего. Он бесплоден. Пуст ли Ставрогин? Есть ли он, как сказал бы Бердяев, солнце, истощившее свой свет? Ключ к тайне Ставрогина, на мой взгляд, содержится в скандальной главе «У Тихона». В ней нам становится известно о череде преступлений Ставрогина, о его играх с самим собой. Ставрогин рассказывает о том, как он искал опасностей, преступлений, смешных и унизительных положений, разврата, с тем чтобы возбудить в себе наслаждение - хоть какую-то чувственность. Он признается, что при всяких преступлениях его «рассудок… бывал совершенно цел». Чувство, говорит Ставрогин, никогда «не покоряло меня всего совершенно, а всегда оставалось полное сознание, самое полное… Я всегда господин себе, когда захочу». При каждом преступлении, при каждом намерении или чувстве он всякий раз ловил себя на том, что в любое мгновение может их оставить, равно как и воспоминания о содеянном. Ставрогин жаждет чувственности, но имеет целый рассудок. Но целый рассудок не совместим с чувством, равно как полчувства не есть чувство. Ставрогин – это тот, кто мучим собственной теплохладностью, о которой сказано в словах Христа, обращенных к Ангелу Лаодикийской Церкви: «знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3:15-16). Эти слова повторяет сам Ставрогин, беседуя с Тихоном. Ставрогин, лишенный способности к полноте чувств, существует в режиме, где все все равно. В нем нет той точки отсчета, которая позволила бы разметить монотонность субъективности и тем самым родиться чувству и сознанию. Если бы Ставрогин исчерпывался этим описанием, можно было бы сказать, что Ставрогин - это тот, кто лишен сознания, подобно Верховенскому, чье бытие сводится к функции. В Верховенском нет ни страданий, ни радости, он существует как машина для убийства и только.
Но в главе рассказывается об одном преступлении, которое стало особым для Ставрогина. Он довел до сознания богоотступничества, «убийства Бога» девочку-подростка Матрешу. Особенным это преступление оказалось потому, что воспоминание о жалкой девочке, грозящей кулачонком перед самоубийством, как признается Ставрогин, преследует его всю жизнь и притом так, что он не может и – главное - не хочет от него избавиться, но сам его в себе вызывает: «Это ли называется угрызением совести или раскаянием?.. Нет – мне невыносим один этот образ... Вот чего я не могу выносить, потому что с тех пор представляется мне почти каждый день. Не само представляется, а я его сам вызываю и не могу не вызвать, хотя и не могу с этим жить… Я знаю, что мог бы устранить и теперь девочку, когда захочу… Но в том все и дело, что никогда не хотел этого сделать, сам не хочу и не буду хотеть». Образ невыносим, с ним невозможно, а вместе с тем, без него никак нельзя. Образ можно позабыть, оставить, но Ставрогин сам в себе его вызывает. Отчего? Оттого, что этот образ - единственное, что позволяет Ставрогину почувствовать себя живым, спастись от леденящего равнодушия и тепловатости, спастись от отсутствия нутра. Ставрогин – это пример антропологического минимума. Тот, кто удерживает свое сознание, свою душевную амплитуду всего одним образом. Кто в отчаянной попытке быть человеком дорожит опытом самотерзания, открывающим сферу различений и внутренней истории. Достоевский рисует Ставрогина бесом, но этот бес в тот самый момент, когда в нем живет «совесть ли?», еще способен сделать шаг навстречу Богу. Он еще удерживает свою душу мучительным воспоминанием, с которым и жить невозможно, но без которого и остаться никак нельзя.
В фильме Хотиненко вместо любой из возможных трактовок фигуры Ставрогина мы видим ряд усеченных эпизодов из романа. История с Матрешей предстает как еще одна выходка Ставрогина. Встреча с Тихоном оказывается по смыслу с ней не связанной. Ставрогин Хотиненко мучается не образом Матреши, но отчего-то влечением к бабочкам и галлюцинациями с их образами. Здесь Хотиненко, видимо, делает попытку работать на метафизическом уровне – берет тему парадоксов красоты, которая при ближайшем рассмотрении, подобно бабочке, на которую глядишь через увеличительное стекло, оказывается безобразием. То ли хочет сказать Хотиненко? И есть ли здесь ключ к Ставрогину? К сожалению, мысль Хотиненко представляется мало убедительной и понятной. Равно как и его финальный пассаж с улыбающимся Верховенским на фоне Альпийских гор. Что значит эта встреча Дарьи и маленького Коли с Верховенским в последнем кадре фильма? Что значит эта мысль Хотиненко, сообразно которой мне сложно что-либо найти у Достоевского? «Бесы» как история, входящая в нашу современность? Но не распрощались ли мы с той дырой, размером с Бога, с сознанием, которое только и позволяет ставить проблему бесов? Не перешли ли мы от мучений Богом Шатова, Лизы, Ставрогина, Кириллова, Федьки-каторжника к стадии Верховенского? К сожалению, в фильме Хотиненко нет смыслового ядра, вокруг которого бы выстаивалась история. Вместо этого есть отдельные попытки работать с темой красоты и странный финал.
