Битва за историю

Битва за историю
Владимир Карпец 20 июля 2011 года Номер 29 (922)
Каждый год, когда наступает июль, мысленный взор неизбежно — вновь и вновь — обращается к Ипатьевскому подвалу. Почему? Как допустили?
Нет — сознательно к этому привели. Не большевики, явившиеся лишь слепым орудием, и даже не вездесущие масоны, и даже не британское посольство. Хотя, конечно, роль и место всех этих сил известны. Речь идёт о той самой «Россиикоторуюмыпотеряли», которая, казалось бы, была призвана отстаивать своего Царя и которая, по словам В.В. Розанова, «слиняла в два дня. Самое большее — в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей». Мы не будем сейчас разбирать вопрос о том, имело на самом деле место «отречение» императора от престола или нет. Сегодняшние историки и исследователи П.Н. Мультатули, А.Б. Разумов и другие не без оснований утверждают, что никакого отречения не было.
«Я поняла и понимаю ненависть к Нам Гучкова, Керенского и других, но за что Нас так ненавидят такие лица, как генерал Корнилов, которого так обласкал Ники? Вы знаете Меня давно и знаете, что Я себя умею держать в руках, но в тот час, когда генерал Корнилов с красным бантом рядом с пожалованным ему Ники орденом Св. Георгия вошел ко Мне и сказал Мне: »Гражданка Александра Феодоровна Романова, встаньте и выслушайте повеление Временного правительства«, — у Меня потемнело в глазах» — писала в дневнике царица-мученица Александра Феодоровна. Уже позже один из этих прапорщиков так называемого «Корниловского ударного полка» сочинил песню, где звучали такие слова: «Мы былого не жалеем, Царь нам не кумир! » Корнилову так понравилась песня, что он попросил переписать ему текст. Когда осколок снаряда поразил генерала, на его окровавленной груди сподвижники обнаружили клочок именно с этой песней.
Или великий князь Кирилл Владимирович: «Вместе с любимым мною гвардейским экипажем я пошёл в Государственную думу, этот храм народный… смею думать, что с падением старого режима удастся, наконец, вздохнуть свободно в свободной России и мне… Впереди я вижу лишь сияющие звезды народного счастья». И еще: «Исключительные обстоятельства требуют исключительных мероприятий. Вот почему лишение свободы Николая и его супруги оправдываются событиями…» Даже М.В. Родзянко говорил: «Красный цвет не к лицу Вашему Высочеству».
Но самой главной, поистине судьбоносной вехой стала измена царю высшего духовенства. «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни» — так начиналось сразу же появившееся «Обращение Св. Синода ко всем чадам Православной российской церкви» Сегодня феномен «церковной измены» подробно исследует доктор исторических наук Михаил Бабкин, только что выпустивший книгу «Священство и Царство». Но даже и раньше вновь открытые (или просто замолчанные) документы раскрывали правду. Вот слова из «Воззвания к воинам от лица архиепископа Ярославского Агафангела (Преображенского), пастырей и ревнителей православной веры г. Ярославля» от 19 марта 1917 года: «Доблестные воины, славные граждане Великой России! Пробил час народной свободы… Заблистали повсюду ласковые, полные жизни и силы лучи свобод — свобода веры, свобода слова, свобода собраний, свобода союзов и братств». А 26 марта архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) на пастырском собрании в Новгороде говорил: «2 марта подписан акт об отречении бывшего императора от престола… Двести лет православная церковь пребывала в рабстве. Теперь даруется ей свобода. Боже, какой простор! »
«Но Церковь? — спрашивал В.В. Розанов — Раньше их было »32 иерея« с желанием »свободной церкви«, »на канонах поставленной«. Но теперь все 33333… 2… 2… 2… 2 иерея и под-иерея и сверх-иерея… стали вопиять, глаголать и сочинять, что »церковь Христова и всегда была, в сущности, социалистической« и что особенно она уж никогда не была монархической, а вот только Петр Великий »принудил нас лгать«.
В чем здесь дело? Куда делся тот »союз« между царем и духовенством, о котором внушала советская пропаганда с одной целью и антисоветская — с другой. Похоже, его и не было. Причем, в отличие от, например, военных, отречение от царя в среде духовенства носило вполне идеологически обоснованный характер: оно опиралось прежде всего на Ветхий Завет с его очевидным предпочтением »судейства« царству в древнем Израиле. Были и другие мотивы. Современный историк богословия Н.К. Гаврюшин говорит о самом знаменитом архиерее той поры митрополите Антонии (Храповицком) : »Борьба Антония за восстановление патриаршества была проникнута незримыми папистическими идеями. Его нескрываемой мечтой было такое положение Церкви в государстве, при котором патриарх мог «затмить царя». В «Докладной записке» Св. Синоду о патриаршестве он утверждал, что не стоит «толковать ни о каких соборах, ни о возрождении духовной школы, ни о возрождении прихода, пока не будет патриарха». Гаврюшин говорит о «никоновском папизме».
Всё завершилось подвалом Ипатьевского дома. Это была полночь Русской истории.
И сегодня, когда нам навязывают потомков «императора Кирилла» или же идею т. н. «сильной Церкви» (в смысле силы не духовной, а количественно-материальной, организационной и даже финансовой — идея не православная, не апостольская), мы вновь и вновь задаем себе вопрос: «На Чьей всё это крови? »