Авторский блог Александр Дугин 03:00 24 июля 2000

ЕВРАЗИЙСКИЙ ФЕДЕРАЛИЗМ

Author: Александр Дугин
ЕВРАЗИЙСКИЙ ФЕДЕРАЛИЗМ
30(347)
Date: 25-07-2000
Avec l'accession de Vladimir Poutine а la magistrature politique supreme de la "Nouvelle Russie", le "concept absolu" de la nouvelle histoire mondiale dejа souterrainement en cours, l'"homme providentiel" du recommencement abyssal de celle-ci, vient assez mysterieusement d'apparaitre а la lumiиre du jour, et faire de par cela meme que tout se jette, brusquement, en avant vers cette Totale Weltrevolution dont secretement nous attendions tous, et depuis si longtemps, la venue definitive, l'"affirmation polaire de la fin".
J.Parvulesco
1. Неожиданный поворот
Не стоит заблуждаться: мы присутствуем при сломе ельцинской системы. Не с той стороны пришел ее конец и не теми методами и путями, как мы ожидали. Но факт остается фактом: новая власть взяла новый курс. Пока смутно выраженный, непоследовательный, осторожный. Еще сильны и могущественны основные столпы ельцинизма — ельцинизма системного (всевластие олигархов, произвол местнических губернаторов, беспардонное западничество СМИ), оппозиционного (дряхлое покашливание уютно встроенной во власть оппозиции, нелепое беснование патриот-маргиналов за кадром), общенародного (сонная пассивность насилуемых масс). Однако вся конструкция начинает трещать. Исторический этап заканчивается. Самонадеянно говорить, будто мы точно знаем, во что все это выльется. И вместе с тем ясно: в ельцинское прошлое, как ни призывают эту тень поджимающие хвосты НТВ-шники, возврата нет.
Разберем здесь лишь один момент: намеченные Путиным реформы российского федерализма.
2. Федерализм по Ельцину
Устройство российского федерализма периода ельцинизма имело следующие фазы.
На первом этапе Ельцин прагматически поддерживал тезис о максимальной суверенизации внутрироссийских субъектов. Но это была не более, чем электоральная популистская риторика, которую наиболее активно навязывали и пытались привить на практике лишь крайние либералы-западники (типа покойной Старовойтовой), считающие, что демократическая Россия должна быть существенно меньше РФ. Эти проекты содержались в документах большинства раннеперестроечных демократических движений, на которые опирался Ельцин. С другой стороны, в том же направлении действовал Горбачев в своем противостоянии с Ельциным и с руководством Союзных республик. Ведомство Крючкова и еще более сомнительные инстанции внедрили Горбачеву идею: если поддерживать внутриреспубликанский и, в частности, внутрироссийский сепаратизм на определенном уровне накала, зависимость стремительно набирающих силу республиканских лидеров от Союзного руководства будет сохраняться.Именно с этой поры следует отсчитывать такие явления, как дудаевщина, "татарский вариант" или истоки местничества.
Абхазия, Осетия, Приднестровье, Чечня — все это кровавые результаты горбачевской двухходовки. При этом показательно, что Союзный Центр и экстремистский фланг демократов-западников в этом вопросе действовали в общем ключе.
Ползучий сепаратизм внутри российских федеральных субъектов был тем, с которого Ельцин начал. Эти процессы, в несколько сглаженной форме, продолжались вплоть до его отставки.
После выхода России из состава СССР Ельцин стал постепенно, вяло и непоследовательно, но противодействовать дальнейшей суверенизации. Бурная фрагментация российского пространства закончилась, был взят курс на сохранение территориальной целостности России под эгидой демократии.
Вооруженный Горбачевым, ДемРоссией, Турцией и США, Джохар Дудаев бросил ельцинизму вызов. Ответом была первая чеченская кампания. И ее непоследовательное, колеблющееся ведение, и позорный предательский Хасавюрт, и попустительство пораженческим, доходящим до прямой русофобии, настроениям СМИ, и аферы на крови безнаказанных олигархов — все это было типичным образчиком ельцинизма в сфере государственности. Формула этого этапа: вялое противодействие откровенному, декларируемому, бравирующему своей безнаказанностью дикарскому сепаратизму плюс слабоумное соглашательство в решающий момент с "демократической" демагогией реформаторского окружения, подкрепленной корруп-ционными методами олигархов, продававших Россию и ее народы по несколько раз и тем, и этим, сдавая в аренду и забирая обратно.
В первой чеченской кампании мы видели экстремальный пример ельцинизма, где безобразно переплелись фрагментарный покалеченный патриотизм с предательством и торгашеством. Точно такая же ситуация, только в сглаженной форме, была характерна и для общей модели отношений ельцинского Центра с регионами. На ужесточение централистских мер в политической или экономической областях губернаторы и президенты отвечали саботажем. Национальные лидеры предъявляли Кремлю карманных националистов, которых тут же сами обещали присмирить в обмен на отступные льготы. Русские регионы шантажировали экономически: сбор налогов, юридический хаос… Но принцип был один и тот же: между Центром и субъектами Федерации велась вялая торговля. Малоадекватного президента регионалы пугали химерами: ростом "красно-коричневых” настроений, "реваншизмом", "угрозой национализма", "социальных восстаний". Так сложились и проекты Уральской и Дальневосточной республик, некоторые документы Сибирского соглашения и т.д.
Федеральная политика Ельцина была под стать горбачевской. И только его персональное упрямство и волюнтаристская непредсказуемость не позволили в годы его правления свершиться непоправимому. Это "непоправимое" всерьез началось с налета Басаева и Хаттаба на Дагестан. Это был поворотный пункт новейшей российской истории. Ельцину был брошен такой вызов, на который он по самой структуре своего правления не мог ответить.
В августе 1999 года, когда впечатлительные земляне, верящие Нострадамусу, ожидали прихода "великого короля ужаса", и.о. премьера вместо Степашина был назначен Владимир Владимирович Путин, которого французский геополитик и мистик Жан Парвулеско сразу же опознал как "человека судьбы".
3. "Человек судьбы" и его реформы
С назначения Путина и.о. премьера начинается иной этап истории Российского государства. И в первую очередь это относится к его структуре, к его федеральному устройству. Путин своими жесткими действиями в Дагестане, а потом в Чечне, при полном невнимании к истошным завываниям "демократов-пораженцев" и навязываемым сделкам олигархов (вспомним разговоры Удугова с Березовским про "обещали не бомбить"), обозначил радикально новую схему отношений Центра с регионами. Именно тогда произошел конец федерализма по Ельцину.
Федеральная реформа Владимира Путина началась с Карамахи, Чабанмахи и Новолакского района и продолжилась взятием Грозного.
Уже избранный Президентом весной 2000 года, Владимир Путин первым делом приступил к приданию новой федеральной политике законодательного статуса. Если отвлечься от пиара, передержек, политических и медиакратических технологий, мы вынуждены признать следующий факт: Путина избрали за Чечню, за его федеральную политику, за то, что он недвусмысленно на практике, а не на словах, положил конец эпохе ельцинизма — по меньшей мере, в деле государственного устройства России.
Путин не Ельцин. И совсем уже не Горбачев. Нечто противоположное. Он объявил и подтвердил свою решимость радикально изменить предшествующий курс.
Факты отсутствия "второго Хасавюрта", взятие Грозного и масштабное продолжение боевых действий в Чечне вопреки беспрецедентному давлению на Россию международного сообщества доказывают: мы имеем дело не с эпизодом, но с политикой, не с рекламным ходом, но со стальной волей, не с настроением, но со стратегией.
И эта стратегия Путина не замедлила получить дальнейшее развитие.
Путин предлагает главам субъектов Федерации привести свое законодательство в соответствие с общероссийскими нормами. Это символично. Правовая анархия была прекрасной средой для потенциального вызревания сепаратизма — удар, нанесенный в этом направлении, не менее серьезен по своим последствиям, чем ввод федеральных войск в Чечню. Усмирение восставших (или готовых в любую минуту восстать) подданных бывает разным — силовым, юридическим, правовым, моральным и т.д. Важно, что налицо основная линия — политическое пространство России должно быть однородно и интегрированно, любые попытки ускользнуть от контроля Центра и предаться на сторону будут отныне жестко пресекаться.
Следующий шаг: реформа Совета Федераций. Губернаторы утрачивают политическую роль "самостийных бояр". Ельцин давал суверенитет, а потом торговался относительно его объема, Путин забирает суверенитет назад и торговаться не собирается.
И наконец, 7 федеральных округов. Это апофеоз путинских реформ. Семь генерал-губернаторов призваны стать административными скрепами всей российской территории, надзирать над ее целостностью, неделимостью, искоренять сепаратизм в зародыше.
Если добавить последовательную поддержку Путиным интеграционных процессов в СНГ, его активность в укреплении Союзного Российско-Белорусского государства, благожелательное отношение к намерениям Армении и стран "таможенного союза" примкнуть к этому Союзу, то мы увидим образ "собирателя русских земель", то есть нечто прямо противоположное основной ориентации предшествующего периода российской истории, когда земли разбазаривались, а с безответственными и хищными регионалами велся нудный, бесчестный, нерешительный и густо замешанный на коррупции и интригах олигархов (больших и малых) торг.
Путинские реформы российского федерализма — в намерениях и на практике — заслуживают самого горячего одобрения всех беспристрастных патриотов России. Приведенный к власти кланом Ельцина, Владимир Путин оказался лучшим и более эффективным могильщиком ельцинизма, нежели все те, кто претендовали на эту роль (парадокс, но мало ли в истории парадоксов?).
Это все так. Но…
4. Позитивный фактор евразийства
Конечно, в реформах Путина можно найти множество недостатков. Не все в них продумано до конца, не все факторы учтены. Множество погрешностей обнаруживается в процессе реализации принятых решений, вскрываются в самом изначальном проекте, дают о себе знать по мере столкновения с контрпроцессами. И все же общий вектор их верен, и Дума, где сегодня правые и левые патриоты имеют большинство, с недвусмысленной солидарностью (вырастая в глазах избирателей) поддерживает Владимира Путина и его курс.
Однако наиболее серьезным пробелом может стать один концептуальный стратегический момент, учета которого в общей картине реформирования Федерации пока не наблюдается. Речь идет о евразийской ориентации, которая жизненно необходима Российской государственности для того, чтобы стать устойчивой, солидарной, способной справиться с различными вызовами.
Россия по своей специфике исторически является государством "имперского типа", что подразумевает широкую дифференцированность региональных образований, входящих в ее состав. Эта дифференцированность обусловлена историей формирования различных общностей, сложившихся на территории России. Стереть эти особенности, нивелировать их не удалось ни романовскому православно-монархическому строю, ни советской власти. Тем более не решить проблемы простым — даже самым решительным — декретом или опорой на голую силу. Горбачевско-ельцинский сепаратизм, даже будучи инспирированным сверху безответственными в геополитическом и историческом смыслах политиками, имел под собой и некоторое серьезное основание. В данном случае органический импульс народов России к утверждению своей идентичности, своей культурной и конфессиональной самобытности был грубо использован в политических целях. Но это еще не значит, чтопроблемы не существует и поиск новой идентичности для народов и даже преимущественно русских регионов России "целиком выдуман циничными политиками".
Нет, все сложнее. Россия переходит к новому этапу своей истории, и Центр просто обязан предложить народам, входящим в ее состав, новую формулу солидарности, новую модель взаимоотношений, новую стратегию реализации "общей судьбы", а вместе с тем, новые парадигмы для (органичного и не противоречащего геополитическим интересам Государства в целом) утверждения собственной национальной и культурной идентичности.
Россия сегодня меняет идеологическую, мировоззренческую составляющую. Возврат в прошлое — и советское, и карикатурно либеральное — невероятен. Мы стоим перед необходимостью сформулировать нашу Национальную Идею на новом этапе. Никакая иная версия, кроме евразийской, не является универсально приемлемой. Ни царизм, ни советизм, ни тем более либерализм не могут сегодня консолидировать общество в той мере, в какой это необходимо, чтобы осознание принадлежности к общему Государственному Целому объединило бы разные этнические, классовые, конфессиональные и культурные слои. Но утверждение Евразийской Идеи в качестве общенациональной потребует времени, большой работы, серьезных концептуальных усилий. Вопрос же о федеральной реформе актуален именно сейчас и ждать не может.
Народы и регионы, входящие в наше Государство, помимо отрицательного импульса, формулирующегося как запрет на выход из состава России, должны иметь еще и положительное обоснование такого запрета, ясный ответ: почему, собственно, это запрещено? Здесь вопрос о евразийском федерализме приобретает важнейшее значение, так как эта модель и призвана дать положительное обоснование и стремлению к национальной или региональной идентификации, и к императиву Государственного единства.
Реформы Путина только начаты. Они ставят перед собой цель экстренно погасить наиболее острые очаги сепаратизма и децентрализации. Это в некотором смысле "чрезвычайные геополитические меры". И в таком качестве их можно только приветствовать. Но сопротивление им будет постепенно нарастать. И в какой-то момент региональный или национальный фактор откроется — естественно или искусственно — как та реальность, не считаться с которой будет невозможно.
5. Евразийский индекс
Евразийский проект предлагает идти навстречу этим идентификационным тенденциям народов и регионов, но не спонтанно, а по строгой логике соблюдения приорита государственной целостности и расширения его влияния. Такой евразийский подход требует тщательной и тонкой геополитической экспертизы самых различных региональных, конфессиональных и этнологических факторов на предмет их внутренней и органичной (исторически и типологически) солидарности с общим вектором Евразийской Государственности.
Рассмотрим пример такой геополитической экспертизы применительно к российскому исламу.
Здесь необходимо произвести квалификацию течений, распространенных у мусульман России, в соответствии с "евразийским конфессиональным индексом". Опуская подробности, приведем сразу вывод: евразийскими и традиционными для России являются ханифитский мазхаб (для Татарстана и татар в целом), шафиитский мазхаб + суфизм (для мусульман Кавказа). Следовательно, именно эти направления ислама — вплоть до их фундаменталистских версий — надо поддерживать Центру, противодействуя иным. Переходя к еще более конкретному уровню, следует заметить, что наиболее адекватной евразийскому федерализму является позиция ЦДУМ (верховный муфтий Талгат Таджуддин), а также традиционные шафиитские муфтияты Северного Кавказа с четко выраженной тарикатистской (суфийской) спецификой. И наоборот, деятельность ваххабитских, хабашитских, салафитских и иных исламских групп, подмявших под свое влияние всех противников Талгата Таджуддина, должна быть пресечена. И это — забота Государства.
В данном случае речь идет не просто о лояльности этих исламских течений Российской Государственности, но о совпадении цивилизационных векторов традиционного евразийского ислама и русского народа. Эту форму исламской идентичности Центр должен не нивелировать, но, напротив, активно поддерживать и развивать.
Точно так же и с чеченской проблемой. Евразийская модель для Северного Кавказа должна предусматривать не только значительную степень национальной, культурной и религиозной автономии для чеченцев, но и поддержку традиционного для чеченцев ислама, окрашенного повсеместным распространением тарикатов. Лишь ваххабитская ересь должна выжигаться огнем и мечом, и не только из-за явной несовместимости с интересами России, но и в силу необходимости Центра помогать утверждению полноправных конфессиональных субъектов, входящих в состав Государства. Чеченцам от Москвы сегодня нужна позитивная геополитическая программа, основанная на принципах "евразийского федерализма", и не только тем, кто уже перешел на нашу сторону, но и тем, кто пока еще сопротивляется. Это — императив.
Урок о том, что бывает, если какие-то силы пытаются нарушить территориальную целостность России, усвоили сегодня все. Но за этой отрицательной фазой должна следовать положительная.
6. Реальная Россия — соборная Россия
Сходная схема "евразийского федерализма" действенна и в отношении русских регионов. И здесь региональные амбиции являются не только результатом интриг и манипуляций правящей верхушки. Здесь также явно ощущается потребность в новой земской идентификации — на уровне области, города, села. Не только легкость административного управления или возможность экономического самообеспечения должны лежать в основе определения того, что может, а что не может являться полноценным субъектом Федерации. Не менее важен фактор исторического самосознания, культурной самобытности региона. И самое главное федеративный субъект во всех случаях должен быть качественным, органичным, живым и индивидуальным. Тогда сухой централизм гармонично переродится в живую соборность.
Евразийский федерализм — это положительная составляющая абсолютно необходимая для успеха тех реформ, которые ведет сегодня Владимир Путин при поддержке Думы. Она не второстепенна и не сама собой разумеется. Нельзя недооценивать ее важнейшего значения уже на этом начальном этапе.
Вместо позорной практики закулисных сделок и интриг между Центром и регионами в новой нормальной, сильной и здоровой России должны установиться ясные и открытые отношения, и каждый шаг Центральной власти по укреплению Российской Государственности и по проведению федеральных реформ должен терпеливо и последовательно доводиться до сведения субъектов Федерации, до простых людей, россиян, которые и есть смысл и цель всех преобразований, так как из них, а не из царьков и олигархов, складывается реальная Россия.
1.0x