Сегодня исполняется сто десять лет со дня рождения Михаила Александровича Шолохова. Всемирно известный великий русский советский писатель и общественный деятель ХХ века родился 24 мая 1905 года на хуторе Кружилине станицы Вёшенской и при рождении получил фамилию — Кузнецов, которую сменил в 1912 году на фамилию Шолохов.
Автобиография лауреата Сталинской и Ленинской премии, Нобелевской премии по литературе занимает полторы страницы: «родился в семье служащего торгового предприятия в одном из хуторов», «учился в Москве года два-три» и т.д.
В этом году юбилей академика АН СССР, дважды Героя Социалистического Труда совпал с 50-летием присуждения ему премии Нобелевского лауреата и 75-летием выхода в свет романа "Тихий Дон". Кроме того 2015 год проходит в России под именем Года литературы.
***
Александр Проханов:
"Шолохов — это и культура, и власть, которые на протяжении долгой жизни художника менялись в нем самом местами, превращая его то в беглеца, за которым гнались "чекисты" с наганами, то в повелителя, ниспровергающего министров. Шолохов — русский Гомер, написавший "Илиаду" грандиозной войны на юге России, и "Одиссею", где русская душа безнадежно странствует в поисках родимого берега. После этого, как бы ни тщился придворный казуист приспособить историю гражданской войны к нуждам сиюминутной власти, ему не одолеть эпической неподвижности "Тихого Дона", где история остановилась раз и навсегда в своей ослепительной красоте.
Мне посчастливилось познакомиться с Шолоховым незадолго до кончины великого казака. Он пригласил меня, еще молодого писателя, к себе на рождение в Вешенскую, сразу же после публикации в "Литгазете" моих "афганских репортажей". Помню застекленную просторную горницу на первом этаже усадьбы, столы, сплошь заставленные цветами, яствами, дорогими напитками. За столами — вся величественная советская знать: начальники военных округов, секретари крайкомов и обкомов, директора гигантских заводов, московские члены ЦК, руководители Союза Писателей, — возбужденные, румяные от выпитого коньяка, громогласные, речистые. И среди них за столом — тихий маленький человек с седыми усами, печальными стариковскими глазами, хрупким, сахарным запястьем, над которым дрожит хрустальная рюмочка, — не у губ, а чуть в стороне. К этой рюмочке, желая чокнуться, услышать легкий перезвон хрусталя, устремляются могучие мужики, — цвет обороны, мощь индустрии, властная воля партии, — чтобы только на миг оказаться в прозрачном сиянии, исходящем от кроткого лица, от седой головы. В глазах Шолохова — голубой, тающий свет угасания, беззащитное хрупкое запястье, и вокруг — вращение громадных сил государства, в центре которого, как священная сердцевина, — "государственный писатель". Я подошел одним из последних, чокнулся, не умея понять, о чем была мольба и печаль доживающего век художника. До сих пор слышу легкий удар хрусталя о хрусталь — магический звук, который несу с собой долгие годы".
