Вадим Нестеров "Очевидец незримого"

Авангардистов у нас не любят. Всяких Малевичей и Кандинских народные массы искренне считают удачливыми жуликами. Прохиндеями вроде твеновских Герцога и Короля, которые впарили свихнувшимся от денег толстосумам вместо «Королевского жирафа» - «Черный квадрат». И на выставки их ходить не любят. Что там смотреть – цветные пятна?А я вот люблю авангардиста Павла Филонова. Потому как авангардист Павел Филонов очень нетипичный. В отличие от двух других представителей «большой тройки» русского авангарда, Малевича и Кандинского, он до сих пор не канонизирован и, по большому счету, малоизвестен.

Так и писал в своем дневнике: "Все мои работы, являющиеся моей собственностью, я берёг годами, отклоняя многие предложения о продаже их, берёг с тем, чтобы подарить партии и правительству, с тем, чтобы сделать из них и из работ моих учеников отдельный музей или особый отдел в Русском музее, если партия и правительство сделают мне честь — примут их".

Филонов вообще был странным человеком. Человеком, который мог появиться и вызреть только в эпицентре той мировой бури, тех экспериментов поистине космического масштаба, которые развернулись в начале XX века на одной шестой.  Он родился в многодетной семье кучера, рано ушел из дому и единственным его дипломом было свидетельство об окончании малярно-живописной мастерской при школе Общества поощрения художеств. С присвоением специальности «маляр-уборщик».

Однако этот маляр, несмотря на активное участие в дореволюционных художественных безумствах и дружбу с Маяковским и Хлебниковым, никогда не вел богемной жизни. Каждый день он впахивал как проклятый, работая по 18 часов. Если в 1903 году его не принимают в Академию Художеств из-за плохого знания анатомии, то в 1908 он взят вольнослушателем «исключительно за знание анатомии».

Но академию он так и не закончил – некогда, надо было делать новую живопись. Но потом началась мировая война, мобилизованный Филонов воевал на румынском фронте, а после Февральской революции, став лидером солдатско-матросского движения полка, был выбран председателем Исполнительного военно-революционного комитета Придунайского края. Но зато потом, после того, как Филонов с честью передал знамена Балтийской дивизии председателю ревкома в Петрограде Н. И. Подвойскому...

Потом он наконец смог работать в полную силу, создавать свою «аналитическую живопись». Он требовал от своих последователей рисовать не лицо человека, а его мышление и психологию.

Добиваться того, чтобы в рисунке цветка зритель видел «как берут и поглощают усики корней соки почвы, как эти соки бегут по клеточкам древесины вверх, как они распределяются в постоянной реакции на свет и тепло, перерабатываются и превращаются в анатомическую структуру ствола и ветвей, в зеленые листья, в белые с красным цветы».

Авангард часто раздражает обывателя своей «повторимостью» - «Эка фигня, так и я нарисую».  Про полотна Филонова такого не скажет самый самовлюбленный человек. Даже самые огромные свои картины он вырисовывал тонкой кисточкой, тщательно выписывая каждую деталюшечку. Сложность его картин потрясает даже полного профана, в каждом полотне – штук десять параллельных сюжетов, спрятанных один в другом. Каждый – со своими героями и тончайшей проработкой деталей.

Все эти полотна с человечески глядящими собаками и грустящими лошадьми самобытны до инопланетности и этим заставляют вспомнить другого мастера, так же революцией рожденного, выкормленного и брошенного – Андрея Платонова. По большому счету, Филонов – это Платонов в живописи.

Непохожий не на кого, не становящийся ни в один ряд. Потерявший звездолет и обрусевший пришелец, пугающий и завораживающий. Как Платонов, Филонов пел космос революции всем своим существом, и этим оказался ей не нужным. После запрета филоновской выставки в Русском музее в 1930 году художник выпал отовсюду. Реально голодал от безденежья, но не брал заказов и отказывался продавать работы.

Ему было некогда этим заниматься – он творил лучший новый мир. Павел Николаевич Филонов умер от голода во время блокады Ленинграда, и похоронила его пережившая на несколько недель жена. Уже после войны сестра художника Евдокия Николаевна Глебова, выполняя волю покойного, на саночках перевезла все его наследие в Русский музей.

Весь Филонов, целиком, спрятан там – несколько работ в Третьяковке и считанные единицы в провинциальных музеях и частных собраниях не в счет. В постоянной экспозиции Русского музея представлено около десяти картин художника, основная же часть лошадей, налетчиков, петухов, рыб, ударников, козлов и волхвов хранится в запасниках. 

Источник