Пётр Козьма Песнь «льда» и «ябы»

Небольшой городок Мусе на севере национального штата Шан - типичная провинциальная Мьянма с малоэтажными домиками и улич­ными кафешками под брезентовыми навесами. От других мьянманских городов его отличает разве что оби­лие больших грузовиков, грохочу­щих по главной улице. Около Мусе находится самая известная в стране «торговая зона на 105-й миле» - про­странство площадью 150 гектаров, где выстраиваются в длинные шеренги большие грузовики, готовые пересечь границу. Более 80% приграничной торговли с КНР, оборот которой в про­шлом году составил около $7 млрд, проходит через Мусе. Китай совсем рядом, и из Мусе хорошо видны нахо­дящиеся за неширокой пограничной речкой многоэтажные здания китай­ского города Жуйли в южной провин­ции Юньнань. Хотя в городе есть и официальная администрация, подлинная власть в Мусе принадлежит нескольким от­рядам вооруженных ополченцев. Это еще одна реальность многонацио­нального штата Шан, где любая отно­сительно крупная этническая группа традиционно имеет собственную ми­лицию. Поддержание сложного балан­са между этими военизированными формированиями служит залогом мира в Мусе. Они формально призна­ют свою подчиненность вооруженным силам страны и стараются не нары­ваться на конфликт с военными. Тем не менее даже сотрудники полиции Мусе признаются: «Есть в городе райо­ны, куда нам соваться опасно». В Мусе на улицах можно свободно купить нар­котики, а на его окраинах действуют крышуемые ополченцами казино. Во­енные смотрят на это сквозь пальцы, считая подобные преференции платой вооруженным группам за лояльность.

Мусе - ворота из Китая в мьян­манский штат Шан, и одновременно его можно назвать моделью самого штата Шан в миниатюре. Этот самый крупный по площади регион Мьян­мы, граничащий с КНР, Лаосом и Таи­ландом, сегодня похож на лоскутное одеяло. Здесь перемешаны интересы различных вооруженных этнических формирований, и порой невозмож­но сказать, кто контролирует ту или иную территорию: днем там может быть одна власть, а ночью - другая. Многие из этих группировок извест­ны далеко за пределами Мьянмы - они поставляют на внешний рынок наркотики, а штат Шан - глобальный центр наркопроизводства и мьянман­ский угол наркотического «Золотого треугольника».

Наркотики нового тысячелетия

В 1950-1990-е годы основным нарко­тиком, производимым в штате Шан, был героин. У местных фермеров иногда просто не было альтернативы выращиванию опийного мака, а для лидеров этнических группировок оно служило путем к обогащению и при­обретению оружия. Но поля с расту­щим маком хорошо заметны с возду­ха, и их легко можно уничтожить, да и сам факт производства наркотиков мешал легитимации лидеров этни­ческих формирований за пределами Мьянмы и признанию за ними права на «национально-освободительную борьбу». В 1997 году крупнейшая вооруженная группировка Мьянмы, «Армия объединенного государства Ва (непризнанное государство на территории Мьянмы)», объявила о постепенном прекра­щении производства опиума на подконтрольной территории. На смену героину начали приходить синтети­ческие наркотики.

Особенно эта тенденция стала заметна к 2010 году. Делать героин здесь не перестали - Мьянма оста­ется вторым по величине мировым производителем после Афганистана, хотя и далеко от него отстает. Но этот наркотик для нового поколения ли­деров этнических вооруженных фор­мирований постепенно становится символом вчерашнего дня. Площади посевов опийного мака в штате Шан все время сокращаются: в 2017 году мак рос на 41 тысяче гектаров, а в 2018-м - уже на 37,3 тысячи. Сре­ди главарей, вооруженных группи­ровок в какой-то момент стало хоро­шим тоном демонстрировать свою сопричастность к передовым тенден­циям науки и производить «нарко­тики XXI века» - прежде всего «ябу» и «лед», которые к тому же начали пользоваться значительным спросом в соседних с Мьянмой странах.

«Яба»- это наркотик для бедных, смесь плохо очищенного метамфетамина и кофеина. Само название переводится с тайского как «дурная таблетка», и сегодня он по цене до­ступен практически любому жителю даже такой небогатой страны, как Мьянма. В штате Шан он имеет и дру­гое название - «яма», или «лошади­ная таблетка», потому что подобную смесь раньше подсыпали в корм ло­шадям, чтобы они не уставали во вре­мя работы. В основном этот наркотик реализуется в маленьких таблетках, как правило, розового цвета. А для более состоятельных клиентов про­изводится «айс» («лед») - метамфетамин высокой степени очистки. Такое название наркотик получил, посколь­ку чаще всего «лед» продается в виде крупных кристаллов, и они действи­тельно похожи на ледяные. Переход к производству метамфетамина имеет для лидеров воору­женных группировок и другие при­влекательные стороны. Пустые поля, на которых когда-то выращивался опийный мак, можно предъявить гостям со всего мира как доказатель­ство успешной борьбы с наркотика­ми. А затерянные в лесах на склонах холмов штата Шан лаборатории, мало чем отличающиеся от других соору­жений, обнаружить с воздуха практи­чески невозможно, и в случае опасно­сти их оборудование легко погрузить на машину и перевезти в другое место. О том, что число таких лабора­торий на территории Шана, а значит, и наркопроизводство растет, говорит хотя бы тот факт, что в регионе по­стоянно появляются все новые и но­вые разновидности таблеток «ябы», различающиеся по составу, оттенкам окраски, форме и брендам.

Сегодня «ябу» и «лед», произво­димые в штате Шан, можно встре­тить во многих уголках мира. Причем ради выхода на новые перспективные рынки вооруженные группировки Мьянмы готовы создавать самые неожиданные союзы. В январе это­го года руководство страны обви­нило «Армию Аракана» (буддисты- ракхайнцы - представители основной этнической группы штата Ракхайн) и «Армию спасения рохинджа Арака­на» (мусульмане-рохинджа из того же штата) в сотрудничестве по достав­ке «ябы» из лабораторий штата Шан на огромный рынок 160-миллионной Бангладеш. Противоестественным этот союз выглядит, поскольку ны­нешний конфликт в штате Ракхайн, вынудивший сотни тысяч человек бежать в Бангладеш, - это прежде всего конфликт между ракхайнцами и рохинджа. Но, как показывает прак­тика, если речь идет о прибыльном бизнесе, который может подпитывать политические амбиции этнических лидеров, ради участия в нем могут объединиться даже враги.

Регион под кайфом

Сколько в штате Шан производится наркотиков, сегодня не скажет никто. Общий объем торговли наркотиками в регионе реки Меконг, согласно оцен­кам международных организаций, превышает $40 млрд в год и продол­жает быстро расти. Штат Шан - основ­ной поставщик товара на этот рынок. «Ябу» и кристаллический метамфетамин из Мьянмы без труда можно найти по всему региону - в Австра­лии, Новой Зеландии и даже в Япо­нии. Многие эксперты считают, что это только начало и что мьянманская «яба» начала триумфальное шествие по всему миру.

Излюбленный способ упаковки этого наркотика - чайные пакети­ки, которые раньше часто находили в Камбодже, Лаосе, Вьетнаме и Ма­лайзии. Количество конфискованных таблеток «ябы» в странах региона ис­числяется сотнями миллионов в год. В декабре 2017-го в Западной Австралии было изъято 1,2 тонны наркоти­ков, а в апреле того же года в Мель­бурне - еще около тонны. В 2017 году в Таиланде было конфисковано 5 тонн наркотиков, а в следующем - уже свы­ше 18 тонн. Цифры из других стран региона тоже не внушают оптимизма. В феврале прошлого года в Индоне­зии было изъято 1,6 тонны наркоти­ков, а в мае того же года в Малайзии - 1,2 тонны. Эксперты предупреждают, что сводные показатели 2018 года намного превысят итоги 2017-го, при­чем, по самым оптимистичным оцен­кам, полиции удается захватить лишь десятую часть от общего количества наркотиков.

Близость центров производства «ябы» и дешевизна этих таблеток при­водят к тому, что проблема наркома­нии становится все более серьезной и для самого штата Шан, где, как пи­шут эксперты и журналисты, «нарко­тики есть везде». В январе 2018 года армия и по­лиция Мьянмы совершили налет на заброшенный дом в находящем­ся неподалеку от Мусе городке Куткай, конфисковав 30 млн таблеток «ябы», 1750 кг кристаллического метамфетамина, более 500 кг героина и 200 кг порошка кофеина. По дан­ным властей, это была самая большая из когда-либо захваченных партий наркотиков - по внутренним ценам Мьянмы ее стоимость составила око­ло $54 млн. При этом Куткай не нахо­дится на территориях вооруженных этнических группировок - он, как и Мусе, формально подконтролен центральным властям Мьянмы. Судя по всему, наркодельцы были заранее предупреждены о готовящейся акции (именно поэтому полиция прибыла в «заброшенный дом», а не в действу­ющую лабораторию) и кинули вла­стям многомиллионный кусок, чтобы те удовлетворились. Об этом же может свидетель­ствовать и то, что эта полицей­ская операция никак не повлияла на цены уличных торговцев «ябой» в Куткае, то есть по сравнению с ре­альными объемами наркоторгов­ли захваченная партия смотрится весьма скромно. Более того, в сле­дующем месяце объединенная ар­мейская и полицейская группа про­вела новый рейд в том же районе и захватила передовое лаборатор­ное оборудование для производства метамфетамина на сумму около $7 млн, 12 современных генераторов, огромное количество химических веществ-прекурсоров и заготовлен­ную фирменную упаковку, которой хватило бы для фасовки десяти тонн продукции, - очевидно, лаборатория была готова к производству такого объема наркотиков.

Десять центов за «дурную таблетку»

Именно поэтому уже не первый год ситуацию с употреблением наркоти­ков в штате Шан эксперты называют «катастрофой». В трех городах штата Шан - Лашио, Куткас и Мусе - три та­блетки «ябы» стоят всего 500 кьят, или около 10 центов каждая. По мере того как цена на «ябу» год от года падает, снижается и возраст тех, кто употре­бляет наркотики, - сообщается, что есть уже девятилетние наркоманы. Многие старатели, дальнобойщики и работники ночных смен употребля­ют сразу несколько наркотиков - «ябу», чтобы не уснуть, и героин, чтобы снять стресс. В среде более состоятельных городских жителей Мьянмы растет за­висимость от «льда», который обычно нюхают или курят. Некоторые делают раствор и вводят его в вену, создавая угрозу передачи болезней через со­вместное использование игл.

Правительство пытается решить эти проблемы, но многие эксперты считают, что ситуация с распростра­нением наркотиков в штате Шан давно вышла из-под контроля. Наркобизнес служит питательной базой для межна­циональных конфликтов, способству­ет распространению преступности и коррупции, а самое главное - нарко­тики губительно сказываются на здо­ровье людей, отрицательно влияя на экономические показатели штата. Кардинальное решение проблемы - ликвидация анклавов, контролируе­мых не правительством, а вооружен­ными группами. Но как это сделать без того, чтобы устроить на террито­рии Шана одно большое кладбище, по­хоже, не знает никто. Вместо этого власти готовы пред­ложить тем фермерам штата, которые выращивают опийный мак, альтер­нативные варианты заработка. Часто такие эксперименты заканчивают­ся неудачей - например, когда фер­меры в далеких деревнях пытались выращивать капусту, однако вскоре выяснилось, что после долгой транс­портировки по дорогам штата их про­дукция теряла товарный вид и оказы­валась невостребованной. К тому же капуста была более объемным грузом, чем сырье для производства героина, и это заметно усложняло логистику.

Сегодня в штате Шан пытаются нала­дить производство кофе, и хотя пока его объемы несравнимы, например, с вьетнамскими, это занятие местные бизнесмены считают гораздо более перспективным. Там, где это возмож­но, фермеры пытаются выращивать каучук, чай, авокадо и гречиху. Одновременно правительство Мьянмы стремится декриминализовать употребление наркотиков. В феврале 2018 года было объявлено, что теперь наркомания будет рас­сматриваться как проблема из сферы здравоохранения, а не как отдельное преступление. Эта мера была поддер­жана Управлением ООН по наркоти­кам и преступности. Но реализация этой политики идет со скрипом. Так, буквально через полгода после ее про­возглашения президент Вин Мьин при­звал граждан информировать органы власти обо всех известных им нарко­манах. Разумеется, сами наркоманы почувствовали, что теперь внимание соседей к ним усилится и вряд ли это сулит им что-то хорошее. При этом все еще в силе закон, согласно которому любого, кого поймают даже с одной таблеткой «ябы», могут отправить за решетку на пять лет. До сих пор око­ло половины заключенных в Мьянме попали в тюрьму за мелкие право­нарушения, связанные с наркотиками, и число арестов наркоманов по- прежнему растет.

Китайские тени в шанских горах

В декабре 1949 года под ударами Народно-освободительной армии Китая остатки частей партии Го­миньдан были вынуждены перейти границу Бирмы и закрепиться на ее территории в восточной части штата Шан. Сначала гоминьдановцы взяли под контроль транспортировку выра­щиваемого в штате опия, а также ла­боратории Западного Лаоса и Север­ного Таиланда, где из него получали высококачественный героин, через Таиланд и Гонконг расходившийся по всему миру. Из-за того, что этот процесс находился под контролем го- миньдановцев, даже поползли слухи о том, что «экономическое чудо» Тай­ваня, куда бежали основные силы этой партии и ее лидер генералиссимус Чан Кайши, подпитывалось деньгами бир­манского наркобизнеса. Так начиналось вовлечение ки­тайцев в «наркотическую повестку» штата Шан. Даже когда в 1961 году остатки гоминьдановских частей были окончательно разбиты, китайцы интерес к этой территории не потеря­ли. С конца 1960-х КНР начала актив­но поддерживать ведущую вооружен­ную антиправительственную борьбу Компартию Бирмы. С новыми ресур­сами бирманским коммунистам уда­лось подчинить себе несколько этни­ческих группировок вдоль границы с Китаем, в том числе на территориях Ва и Кокан. А в 1970-е самой крупной группировкой, занимавшейся произ­водством и торговлей наркотиками, становится Шанская объединенная армия, которую возглавил Кхун Са - бывший солдат Гоминьдана, при рож­дении получивший китайское имя Чжан Цифу.

В конце 1980-х Компартия Бирмы развалилась, а этнические формиро­вания, входившие в ее состав, стали контролировать три крупных района в штате Шан на границе с КНР. На про­тяжении десятилетий они гораздо больше зависели от Китая, чем от Мьянмы, а бывшая принадлежность их лидеров к Компартии Бирмы позво­ляет претендовать на историческое и культурное родство с КНР - лидер самой крупной из этих группировок, 30-тысячной «Армии объединенного государства Ва», по-прежнему предпочитает именовать себя китайским именем Бао Юсян и титуловаться «председателем». Но и за пределами этих трех ан­клавов вдоль китайско-мьянманской границы протяженностью 2,2 тысячи километров сегодня действует мно­жество активных вооруженных груп­пировок. В итоге более 80% границы не контролируются центральными властями Мьянмы. Отношения КНР с мьянманскими вооруженными груп­пировками чаще всего были прагма­тичными: Пекин устанавливал с ними экономические связи (по сути, под­держивая их), чтобы боевики не взры­вали идущие по территории Мьянмы китайские нефте- и газопроводы. При этом китайцы прекрасно понимают, что, если экономические связи будут прерваны, в КНР устремятся толпы голодных беженцев. Чтобы не прово­цировать такой сценарий, китайские власти закрывают глаза на то, каким образом люди по ту сторону кордона зарабатывают себе на жизнь.

«Пояс и путь» на службе наркобизнеса

Нельзя сказать, что проблема нарко­производства в соседней стране не беспокоит Пекин, но китайцы предпочитают отлавливать наркокурье­ров «на ближних рубежах», не давая им проникать в страну. В китайских СМИ публикации о попытках ввоза из Мьянмы крупных партий наркоти­ков повторяются с пугающей часто­той. Но они настолько приелись, что интерес у общественности вызывают разве что сообщения об особо круп­ных конфискациях или о необычных способах транспортировки (например, однажды наркотик везли через гра­ницу на тракторе, а недавно Синьхуа рассказывало о подростках из бедных семей провинции Юньнань, которые у границы с Мьянмой глотают паке­тики с 300 г героина и едут по стране туда, куда им скажут).

Но тактика формального невме­шательства в наркотические дела вооруженных группировок в Шане начинает давать сбои. Причина это­го - наступление «метамфетамино­вой эры». И если раньше основным сырьем для производства наркотика служил выращенный в этом штате опийный мак, то сегодня для этого требуются большие партии прекур­соров. И, как утверждают представи­тели правоохранительных органов, в основном эти вещества попадают в Мьянму именно из Китая. И обо­рудование в лабораториях тоже ки­тайское, а за производственным про­цессом следят китайцы и тайваньцы. Поэтому сегодня и в Мьянме, и за ее пределами все чаще слышны призы­вы к КНР активнее способствовать решению проблемы производства наркотиков в штате Шан. К этому добавляется усилившаяся в последние годы заинтересованность Китая в том, чтобы Шан перестал быть зоной конфликтов. Эта террито­рия с недавних пор стала ключевой при реализации в Мьянме экономи­ческих проектов КНР в рамках ини­циативы «Пояса и пути». Здесь должен начаться «Экономический коридор Китай-Мьянма», и отсюда в глубь мьянманской территории, к побере­жью Индийского океана должны пой­ти скоростное шоссе и железная до­рога. Начнется этот «экономический коридор» в двух пограничных пунктах пропуска - Мусе и Чиншвехо. Второй из них, кстати, находится в Кока не - районе, населенном этническими ки­тайцами и ранее известном как одно из основных мест наркопроизводства в штате Шан.

В Мьянме ждут инвестиции из КНР, хотя и побаиваются попасть в «долговую ловушку». Многие наде­ются, что после строительства китай­ской инфраструктуры, повышения благосостояния и снижения уровня безработицы проблема производства наркотиков рассосется сама собой. У большинства экспертов на этот счет другое мнение. Из истории штата Шан хорошо известно, что более современ­ная инфраструктура открывала нарко­бизнесу новые возможности для сбыта продукции. Поэтому есть серьезные опасения, что после реализации ки­тайских проектов производство нар­котиков на территории штата будет только расти.

Костлявая рука наркомании

В 2001 году в одном из районов Янгона был открыт Музей искоренения нар­котиков. Экспозиция в большом че­тырехэтажном здании оформлена по- советски масштабно - с диорамами, реконструкциями, картинами, множе­ством экспонатов и даже с настоящим самолетом в одном из залов. После посещения музея посетители должны осознать, что наркотики - это зло, с ко­торым надо бороться. Но музей этот сегодня не пользуется популярностью. Его залы по большей части пустуют, а витрины покрыты слоем пыли. Есть в этом музее несколько не­больших темных и мрачных помещении, где за стеклами в тусклом свете выставлены манекены, изображаю­щие изможденных и больных нарко­манов. Около одной из витрин - кноп­ка, после нажатия которой под жуткие звуки из специального люка высовы­вается «костлявая рука наркомании», которая, перебирая в воздухе костяш­ками пальцев, начинает тянуться к по­сетителям. А в другом отделе экспозиция одной из многочисленных диорам включает макет бульдозера. Перед ним стоят ряды маленьких баночек, в которых как бы расфасован какой-то наркотик. Посетителям предлагается нажать на кнопку и принять символи­ческое участие в уничтожении нарко­тических веществ - бульдозер должен прокатиться по баночкам. Несмотря на запущенность музея, «костлявая рука наркомании» до сих пор исправно пугает посетителей. Зато бульдозер давно сломался и уже много лет не двигается с места.

Источник: журнал «Профиль» № 10 2019