Предисловие к настоящей публикации
Недавно я отметил здесь публикацией «Мытарства благородных костей» 450-летие первой печатной книги, выпущенной в Москве. Предполагал заранее, что на оглушающем фоне событий на Украине мой очерк останется незамеченным. Так и произошло: откликнулись всего 2 читателя, да я вступил с одним из них в бесплодный спор. Этот второй, учёный человек Яков Аверьянов, страстно, средствами лингвистики, стал доказывить, дескать, «Сергей, ты не прав», отстаивая посмертное право нашего Первопечатника на его имя, укоренившееся за последний век в литературе, в умах знатоков и вообще наслышанных о нём. Другими словами, хоть «Пнём» его называй, Яков догадается, о ком речь, по другим признакам. Дело в том, что последние два десятилетия участились случаи покушения недругов русской культуры, всех явлений русского духа на славное имя первопечатника. И нашлись среди нас люди, которые пытаются его защитить. После перепалки с Яковом Аверьяновым в комментаторском подвале под названным очерком я посчитал нужным поместить здесь дополнительный текст, чтобы прояснить проблему.
Иван, сын Фёдоров, дьякон церкви Николы Гостунского, до поджога «ревнителями старины» его типографии на улице Никольской в Китай-городе, успел со своими подручными отпечатать в Москве лишь «Апостола» и два издания «Часовника». Остальные его книги увидели свет хотя и на глазах читателей православной Руси, но уже за пределами царства, во владениях короля-католика: шесть книг в Остроге, по две – в Заблудове и Львове. Последний принял и прах мастера, ставшего светочем двух близких культур. На восстановленном могильном камне из Онуфриевского монастыря читается: «Иван Фёдорович друкар Москвитин…Преставися в Лвове року 1583, декемврия 5. Друкар книг пред тем невиданных».
Наверное, такую надпись распорядились сделать наследники и душеприказчик. Под Замковой горой местный диалект «руськой» речи звучал повсюду. Русины доминировали в пригородах, где нашёл приют не понятый на родине москвич; в самом Львове они заселяли Руську улицу. Друзья, знакомые из соплеменников, без сомнения, обращались к пожилому, уважаемому человеку по имени-отчеству, Иван Фёдорович. А как он сам себя называл? Как представлялся? Старое печатное слово даёт ответы на эти вопросы из книг, выпущенных первопечатником. Прислушаемся.
Да, могильный камень правдив. Друкар невиданных книг местами называл себя Иваном (или Иоанном) Фёдоровичем, реже – Феодоровичем (например, Псалтырь с Часословцем, Заблудов, 1570; Азбука, Острог, 1578). Так же подписал письмо курфюрсту саксонскому: Joannes Fedorowicz. И на его типографской марке во львовском Апостоле (1574 г.) видим того же Иоанна Фёдоровича. Но в других местах Иван-Иоанн окончание к имени своего отца, «ович» (что значит, «отец»), заменяет, как было принято в Великороссии, на отдельное слово «сын». Притом, делает это и в Москве, и в Остроге. Значит, там и там обе формы были одинаково понимаемы и принимаемы, как норма. Так дьякон Иван Фёдоров, из московских изданий Часовника (1565), уточнил в Новом Завете (Острог, 1580), что он Иоанн Фёдоров сын, а через год в Острожской Библии подтвердил – Иван Феодоров, сын. То есть, великий мастер однозначно дал знать потомкам, что Фёдорович или Феодорович – это отнюдь не сербская или белорусская фамилия с ударением на последнем «о». Что у него, Ивана из Москвы, настоящей фамилии вообще нет, как у большинства выходцев из простонародья. И что он обходится отчеством, то есть именем своего родителя. Будь это не так, то сын первопечатника представлялся бы тоже Фёдоровым или Фёдоровичем, но по сохранившимся бумагам Иван Иванович фигурирует то по фамилии Переплётчик, то Друкарович. Последней наградил потомков до 1860 года.
Как-то незаметно на исторической дороге длиной в четыре сотни лет, с лишним, «сын» и «Фёдоров» разошлись. Первый потерялся, второй, уже в виде фамилии Фёдоров, был признан учёным миром и любителями старины, книжниками и даже людьми случайными, которые мало что знают о подвиге нашего просветителя, но, благодаря школе и вузу, способны, услышав «Иван Фёдоров», представить перед глазами отвлечённую книгу. А скажите просто «Фёдорович», то и учёный фёдоровед не сразу сообразит, о ком это вы. Закрепилось произносимое почти слитно имя-фамилия Иван Фёдоров. Никто не говорит, нигде не пишут Иван Фёдорович Фёдоров. Да, Иван Фёдоров!
В таких случаях разводят руками: ничего не поделаешь, придётся принимать как есть. И вы так думаете? Напрасно! Ибо нет препятствий, которое не преодолело бы, например, скажу дипломатично, львовское общественно-научное (и бери выше!) фёдороведение.
Во Львове (справедливо причастном к памяти Ивана Фёдорова больше, чем Москва) издавна отношение к заезжему мастеру двоякое. С одной стороны льстит, что фигура мирового масштаба нашла приют и упокоение именно здесь; с другой – вызывает известное недовольство его «иноземное» происхождение. Сей факт издавна порождает у части краевых патриотов задачу найти местные корни друкаря Ивана. Пусть он будет даже не галичанин, не украинец, а поляк, литвин, серб, на худой конец немец, лишь бы не «старший брат», конкурент. Правда, таким поискам препятствует сам львовский гость. Почти повсюду за пределами царства Грозного Иоанна, где он говорит о себе, он подчёркивает своё происхождение: Москвитин, друкарь Москвитин, Иоанн Фёдоров сын зъ Москвы, Joannes FedorowiczMoschus. Другие из этой категории фёдороведов делают акцент на том, что мастер-иммигрант вовсе не был во Львове первопечатником. По его собственным словам, он лишь «…Своимъ тщанемъ Друковане занедбалое обновилъ», то есть обновил запущенное печатное дело во Львове. Сейчас ссылаются на легенду, дескать, якобы до появления Фёдорова сына зъ Москвы, некий мещанин Степан Дропан владел под Замковой горой типографией. Возможно, там стучал станок, да вот что настучал, - неведомо. Ни одного печатного листа не сохранилось. Только от Ивана Фёдорова началась и длится по сей день непрерывная печатная традиция в России и на Украине. И какого качества! В этом смысле Иван Фёдоров - Первопечатник (започатковець друкарства, по-украински).
С обретением Украиной независимости в 1991 году для тех, кто неутомимо изыскивал способы принизить значение Друкаря книг пред тем невиданных, наступили благоприятные времена. Полиграфический институт во Львове, переименованный в академию, отказался от его имени. Греко-католическому ордену Василиан вернули Онуфриевский монастырь, и музей Первопечатника в виде коробок с реликвиями приютила у себя картинная галерея. Во дворе монастыря, где его погребли, сравняли с землёй кенотаф великого мастера. Стали исчезать памятные доски с его именем. Начались энергичные разговоры, якобы из недр общественности, о переносе известного памятника «Сеятелю зёрен духовных» на городскую окраину. Мортиролог не полный. Всё это происходило на моих глазах, пишу не по наслышке. В начале 90-х годов мне пришлось спасать приговорённые к отмене Фёдоровские семинары подаянием от Минкультуры РФ и статьёй «Новые скорби и беды И.Фёдорова».
Надо отдать должное городской власти: она вовремя приглушила стихию ниспровергателей, прислушавшись к протестующим голосам истинных учёных, таких как Б. Возницкий и Л. Спасская, интеллигентно мыслящих горожан, к голосам руководства русского общества им. А. Пушкина. Бронзовый «Сеятель» остался на месте, в старом городе. Музейным ценностям предоставили помещение, при нём нашлось место для копии надгробной плиты Друкаря. Новая памятная доска, изготовленная в Москве, вновь появилась у входа в Онуфриевский монастырь. А предполагаемые кости Ивана Фёдорова сына и Ивана Ивановича Друкаровича, которые Л.Спасская хранила несколько лет в картонной коробке, были помещены в часовне Святого Духа.
Но в том и уникальность окремого течения в сугубо львовском фёдороведении, что оно, видимо, бессмертно и изобретательно. И достаточно влиятельно. Не удалось лишить москвича славы украинского первопечатника? Не удалось поставить под сомнение его происхождение? Не удалось уничтожить следы его пребывания во Львове, стереть в местных умах саму память о нём? Что ж, есть выход – переименовать! Что переименовать? Не что, а кого. Да самого Друкаря! Был Фёдоров (по украински произносили «Фэдоров», как писали, а правильно писать на мове – Фьодоров) – станет Фэдорóвыч (ударение на втором «о»). То есть, во Львове он перекрестится в местного униата, а «за бугром», в общественном мнении, реальная личность средневековья раздвоится на две самостоятельный фигуры – москвича Фёдорова и львiв’янина Федоровича (чит. на рус. «Фэдоровыч). Для австроукраинских националистов враз решится главная проблема Фёдороведения. Знай наших!
