В преддверии 75-летия Победы в Великой Отечественной войне средства массовой информации призывают увековечить память наших героев, что называется, всем миром. Просят присылать письма военных лет, дневники, делиться воспоминаниями. Но многие, как родные и близкие Аркадия Первенцева, ещё задолго до призывов государства, по своей инициативе, стали собирать эти бесценные материалы, на свои средства издавать их.
Историю хорошо порой учить не по учебникам, а по дневникам людей. Завораживающе увлекательное чтение! Через судьбу одного человека ты видишь жизнь страны в деталях и обобщениях. Человек фиксирует и важное, и обыденное для него и для страны. И ты проживаешь вместе с ним эти дни, годы. Он позволяет тебе прочувствовать их — с запахами, звуками, эмоциями. Удивительное восприятие: для него те события — его настоящее. То, что происходит с ним и при нём, его переживания. А для тебя это — история, и в тебе буквально носятся разные чувства: зависть — человек был свидетелем или участником таких великих, судьбоносных событий. И отчасти тревога, поскольку иные события оборачивались трагедией.
Жизнь известного советского писателя, драматурга, публициста Аркадия Алексеевича Первенцева, как у многих представителей его поколения, была столь интересной, насыщенной деяниями столь разнообразными, что их хватило бы на многие судьбы. А потому двухтомник его дневников представляет огромный интерес не только для читателя, но и для историка: записи фиксируют какие-то детали, которые ушли от внимания хроникёров, к тому же, подаются под таким углом зрения, который официальная хроника, история может или не дать, или "сбить прицел": то ли нечаянно, то ли очень даже чаянно.
Дневники подготовил к изданию сын писателя, Владимир Аркадьевич, который признаётся: "Приступая к публикации "Дневников" своего отца, русского советского писателя Аркадия Алексеевича Первенцева, я руководствовался только одним желанием — донести до новых поколений "правдивые сказанья" человека, по воле судьбы оказавшегося в период рождения, расцвета и начавшегося ещё при его жизни преднамеренного уничтожения Советской России под ударами антисоветизма, подпольных вражьих сил, которые всегда, начиная с 1917 года, шли рядом, то таясь, то вылезая на поверхность общественной жизни страны. К этому ещё добавились трагические просчёты в идеологии и экономике. Так погиб дерзновенный эксперимент построения коммунизма в России, захвативший под свой разбег другие страны и народы".
О ведении дневников Аркадий Алексеевич не говорил даже родным. Сын обнаружил их, разбирая после смерти отца его архив: "Читая дневники, я был поражён их мужественной откровенностью и душевной болью за пережитое. Передо мной вставала не только жизнь страны, но и муки и радости человека, кровно связанного с тем периодом жизни России, который мы называем советским".
Читая дневники, поражаешься мужественности родных и близких писателя, опубликовавших его весьма нелицеприятные мнения о некоторых известных персонах. Сын признаётся: "Несколько долгих лет понадобилось, чтобы разобрать, систематизировать, перепечатать все страницы, исписанные то чернилами, то карандашом, то на пишущей машинке без всякой правки, скорописью, в спешке бесед…"
"Дневники охватывают период с 1937 по 1981 год, год смерти писателя. Но часто он мысленно переносится в годы своего детства: жизнь в кубанской станице, работа по хозяйству, вспоминает, как видел на улице Екатеринодара (Краснодара) Николая II, последнего Романова, с которым ушла из России монархия, а потом гражданская война, комсомольская юность 20-х годов… Перед нами проходит летописное свидетельство, "земли родной минувшая судьба".
Аркадий Первенцев (13 (26) января 1905 года — 30 октября 1981 года) — уроженец села Нагут, ныне Минераловодского района Ставропольского края, из казачьей семьи. Уже первый его роман "Кочубей", вышедший в 1937 году, получил известность, был отмечен Александром Серафимовичем, Антоном Макаренко. Несмотря на молодость, за плечами Аркадия на момент создания романа была серьёзная биография: сын священника и учительницы, он воевал на стороне красных, был контужен, трудился культработником в станице — в избе-читальне учил людей грамоте, писал корреспонденции в газеты. Проходил действительную службу в кавалерии, закончив её в звании командира сабельного взвода.
Далее — переезд в Москву, учёба в МВТУ имени Баумана и одновременно работа на заводе. Туберкулёз. В книге отмечается, что больной получал всестороннюю помощь от государства. И это в те, нелёгкие для страны времена! Сейчас СМС-ками детям на лечение собираем! И дневники Аркадий Алексеевич стал вести, приехав в Крым на лечение. Первый том дневников охватывает период 1937-1940 годов.
"Любовь к советской родине, его сыновья преданность не мешали ему говорить о лишениях и тяготах, что выпали на долю народа в грозную годину войны", — отмечает сын. Писатель не приглаживает действительность, предельно откровенен, это не дневники "напоказ", когда автор пишет, изначально ориентируясь на то, что записи опубликуют, возможно, и при его жизни. Аркадий Алексеевич эмоционален, порой субъективен, но искренен.
Какой фрагмент из концерта Чайковского выбрать, какой из них прослушать, чтобы передать полноту и красоту произведения? Любой — все хороши. И всё равно не будет ощущения полноты. Так и двухтомник приходится представлять отрывками, но они не дают этого ощущения страны и человека, переживающего за всё, что происходит, чувствующего свою ответственность за хорошее и плохое так, что, читая станицу за страницей, ты получаешь хронику государственных свершений, хронику человеческой судьбы.
Подмечает, бесстрастно фиксирует, эмоционально оценивает, точно анализирует… Всё это есть в дневниках. Так, в самом начале записей (27.IV.37) детально описывая палату в туберкулёзном санатории, своих соседей, давая им характеристики, Аркадий Первенцев замечает: "Вообще в санатории много работников НКВД, очевидно, упорный труд их и напряжённая работа отражаются на здоровье. Постоянная натянутость, так сказать внутренняя собранность, и шоки не проходят даром".
Медсестру, молодую жизнерадостную девушку, он характеризует такой деталью: "В руках у неё я заметил томик Шарля Сореля "Комическое жизнеописание Франциона".
А вот — характеристика чванливого обитателя санатория: "Свысока смотрит на всех, хотя рост не превышает 150 сантиметров, если бы он был на голову повыше, то оплевал бы всех".
В дневниках — работа, личная жизнь, друзья, коллеги, родные, масса событий, и немало, что называется, лирических отступлений: "Весна пришла на советскую землю. Мы лежим с радионаушниками, как жители другой планеты, вслушиваясь в радостную, победную музыку далёкой и одновременно поразительно близкой большой и счастливой земли". Больные туберкулёзом были, конечно, изолированы — "жители другой планеты".
Дневники 1937-1940 гг. — удивительное сочетание бытоописания, домашних ситуаций, трогательных сцен с маленьким сыном, и — ощущения приближающейся войны. Вот запись от 24.VI.40: "Германия расправилась с Францией. Насмешки нашей военной мысли над Германией об абсурдности тотальной войны, оказались пока неосновательны… Безусловно, в случае столкновения с Германией мы вначале были бы побеждены. Мы должны кончить с аллилуевщиной, ибо иначе мы погибнем и как нация, и как представители прогрессивной мысли".
"27.VI.40. Говорили о событиях. Их много. Сегодня опубликован по радио декрет о семидневной неделе, об увеличении рабочего дня, о тюрьме за прогулы и т.д. Статьи в газетах говорят, что это нужно для пушек, танков, снарядов. Падение Франции раскрыло глаза на многое. Наша демократия, вытекавшая из нелепой логики старого, могла привести страну к гибели. Только сейчас почувствовали ответственность за революцию, поняли, что заклинаниями в непобедимости не наденешь броню непобедимости. Демобилизаторы оказались страшны". Демобилизаторы всегда страшны. Они и СССР к краху привели, и сейчас методично действуют.
Предвоенные дневники передают нарастающую тревогу, напряжённость, озабоченность сложившимся положением. И эти записи опровергают распространяемые утверждения, что страна не готовилась к войне, что руководство было уверено, будто Гитлер не нападёт. Например, запись от 10 декабря 1940 года: "Сегодня сообщение об ужасной бомбардировке Лондона. Но эта чаша не минует и нас". Неужели рядовые граждане знали и чувствовали, а руководство, обладавшее информацией, разведданными — нет, и не готовилось?
В первый том входят воспоминания "Мои современники". Серафимович, Сергеев-Ценский, Гладков, Макаров, Шолохов, Фадеев, Панфёров, Охлопков, Довженко… Сколько интересных моментов, тонких и глубоких характеристик. "Он (Серафимович) не был говоруном, этаким всезнающим поучителем, способным в любую минуту разверзаться каскадным водопадом пустых и холодных слов. Серафимович был скуп на слово, бережно подходил с оценками. Внимательно и долго приглядывался не к цвету ваших глаз, а к вашему творчеству".
Воспоминания — полноценные художественные тексты, легко, с интересом читаемые. "Люди, создававшие советскую литературу с фундамента, никогда не гнушались чёрной работой. Их не останавливали никакие — назовём их популярно — трудности, невзгоды, градобои. Откуда у них столько тепла, ласки, привета? Почему они могут извинять, доказывать, а не поучать, выслушивать, а не перебивать?.. Каким простосердечным был Бажов, каким строгим и приветливым был Сергеев-Ценский, каким мягким и чистым Иван Алексеевич Новиков или ныне, к сожалению, полузабытый А.Яковлев, деликатный В.В.Вересаев, да и многие другие писатели этого поколения, с которыми мне посчастливилось работать в литературе".
Какое бесстрашие надо иметь и наследникам, чтобы публиковать некоторые суждения, как, например: "Много вреда сделали К.Симонов, Дружинин, Рюриков, да и Полевой, воспитатель диссидентов". А далее огромный список тех, кому писатель "низко кланяется". Или фрагмент из записи от 1 мая 1937 года: "Испания. Бомбардировки баскских городов (Герники и др.) действует на меня. А тут ещё Эренбург со своими материалами. С кунсткамерой смерти. Так потрясающе растрачивает трупы только Анри Барбюс в своём дневнике одного взвода, и я ему верил, ибо то был человек, но И.Эренбурга я не могу принимать за то, чем он хотел бы казаться. Как-то оскорбляет то, что в героической Испании, бесконечно любезной мне, работает Эренбург…, сотрудник жёлто-блакитной печати. Не верю я в его искренность".
В годы Великой Отечественной войны Аркадий Первенцев работал специальным корреспондентом "Известий", сотрудничал в "Красной звезде" и "Красном флоте". Политработник РККФ, капитан 1-го ранга.
И том дневников писателя за 1941-1945 гг. — это бесценные свидетельства времени, характеризующие и народ в целом, и отдельного человека: как мобилизуется страна, как она встречает трагедию — войну.
"22 июня 1941 года, Переделкино. Алёша Овчинников уложил матрацы и вещи в эмочку, собирается увозить семью в Москву. Почему? Готовится к призыву. Вышел Оськин. Он едет с нами. Едет Паустовский… Уже стоят зенитки. Ничего не напоминает войны. Прохладный день, облачка на голубом прохладном небе, твёрдое чистое шоссе. Мы летим быстро. Вот и Москва. На улицах у магазинов мы видим первые очереди. В остальном — всё по-прежнему. Паустовский сошёл у Киевского. Мы едем на Воровского. Уже группами видны писатели. Оказывается, было собрание, говорили Фадеев, Бредель, Раиса Азарх… На улицах появились люди в противогазах. Дворники надели тоже противогазы и чистые фартуки. У бензоколонок заряжают бензином санитарные легковые машины. Милиционеры с противогазами. На Центральном телеграфе полно народу. Жарко. Потно. Оказывается, очереди в сберкассу. Встретили знакомого капитана Г.Б. Он одет под иностранца. Говорю ему: "Что же такое?". Он: "Сейчас сдал Советскому государству 7000 рублей и даю подписку, что до конца войны, до победы не возьму их". Я: "Но нужно это сделать достоянием гласности. Он: "Если они поворотливы, сделают выводы". Адресовалось работникам сберкасс.
Шли красноармейцы молча, с касками на походных ранцах, с привинченными штыками. Верочка заплакала. Ребята шли молодые, белозубые".
"23.VI. Вчера стало известно, что нам объявлена война Румынией, Италией, Финляндией. Вчера германское посольство выезжало из Москвы. Они грузили чемоданы на мелкие и большие машины. И проходящие люди сучили им кулаки. Вчера стало известно, что Киев бомбили предательски. На крыльях бомбардировщиков стояли красные звёзды… Радио передавало об ожесточённых боях на границах… По стране прокатились митинги. Народ поднят. Мобилизация идёт. Под ружьё ставят людей от 35 до 18-летнего возраста".
Невозможно, как бы ни хотелось, процитировать всё. И работа военного корреспондента, и известие о Победе, и освещение судебного процесса над нацистами в Германии. Всё интересно: как оформлен зал, как ведут себя преступники ("Свободно поведение в суде"). Судьба попавшей в Освенцим русской девушки… И всё — уникально, не прочитаешь больше нигде.
Во второй том включены корреспонденции разных лет. Познавательны и очень информативны примечания. А сколь бесценно дорог опубликованный "Личный архив", где приводятся документы эпохи — например, Доклад Революционному Военному Совету Республики бывшего председателя Реввоенсовета XI Армии Я.Полуяна (История отступления 11-й армии и его причины) с пометкой "не подлежит оглашению".
Язык как самого писателя, так и его сына, составившего предисловие и комментарии, точен, образен, богат.
Думается, наследниками писателя подготовившими дневники двигало не только желание сохранить память, оставить своим потомкам зримые свидетельства достоинства рода, ведь вот они — письма, дневники, фотографии, в кругу семьи всегда доступные. Но взялись за это дело, чтобы всем нам показать нашу страну в будни и праздники, всех нас наполнить гордостью: мы — соотечественники героев, их достоинство, мужество, смелость — всё это наше, нашего народа, это мы! Нам есть, чем гордиться. Мы — один народ. И Аркадий Первенцев: талантливый писатель, истинный гражданин, он — один из нас.
