Сообщество «ЦАРЁВА ДРУЖИНА» 08:19 1 августа 2019

ЖЕЛЕЗО КОРНИНА. ГЛАВА 1

Отрывки из романа "Сказания древа КОРЪ"

Британский капкан

Пройдя стажировку в Англии, Александр Корнин мог предлагать себя управлениям построек дорог в качестве практического инженера. К лету он устал гостить у родных. После Ивановки наведался в Борисовку и в Уфу. Везде встречали его под фанфары, обильным угощением, утомительным вниманием. Наконец вырвался из объятий родных, дал дёру в Санкт-Петербург. В Министерстве публичных работ и общественных зданий, выпускник Института путей сообщения просил директора Департамента общих дел направить его на постройку железной дороги. Но мест не было даже на действующие дороги. Общая протяжённость российских «чугунок» тогда составляла от силы полторы тысячи вёрст. А специалистов по эксплуатации линии наготовили с избытком. От предложенного места в шоссейном департаменте проситель отказался. Он давно понял, что отвечало складу его цельной, деятельной натуры.

В своё время состоятельный студент проводил на постройке Николаевской железной дороги летние каникулы. Известность компании «Корнин и сын» давала возможность Александре Александровне пристраивать сына на учебную практику в окружение главноуправляющего путями сообщения графа Клейнмихеля. Да у юного уральца были свои планы. Начал он рабочим на изысканиях линии и балластных грунтов. Следующим летом устроился кочегаром на паровозе. Затем прошёл практическую школу техника-пикетажиста, геодезиста на разбивках кривых, помощника инженера и машиниста. Словом, железную дорогу от изысканий до постройки включительно и пробной эксплуатации познал в институтские годы не только по учебникам. Корнин Младший и в Англии не стеснялся учиться у десятников и серьёзных рабочих, заслужив у начальства оценку дельного стажёра.

Старший брат сделал безуспешную попытку соблазнить праздного после Англии инженера путей сообщения: «Бери-ка, Сашка, под свою опеку паровые машины на прииске». При этом посулил построить узкоколейку вдоль увала, от шахты к шахте, с ответвлением к фабрике. Отверг он и предложение отца плюнуть на технические страсти и зажить помещиком в отдельном имении. Деньги на покупку такового нашлись бы.

Оставалось дожидаться вакансии или действовать самостоятельно, махнув рукой на министерство. Корнин выбрал второе и отправился во Псков. Там в то время находилось правление участка строящейся дороги Петербург-Варшава. Со стороны молодого инженера это была чистой воды авантюра. Рекомендательными письмами он не запасся. Никогда не думал о них, ибо ни во что не ставил. Ссылаться на богатых родственников считал ниже своего достоинства. Фамилия Корнин среди истинных хозяев дела на путях сообщения, то есть среди опытных специалистов, положительного впечатления произвести не могла. Наоборот, кичащийся рангом, добытым презренным металлом, в корпоративной среде железнодорожников, новой, уважающей себя касты, был обречён дважды доказывать свою дельность по сравнению с любым казённокоштным выпускником Института путей сообщения.

Неудача и здесь подстерегала его, с самой неожиданной стороны. В одежде он был что называется франтом, но стихийным, без самовлюблённости. Невинная особенность, однако в некоторых обстоятельствах весьма опасная. Ведь встречают по одёжке. Во что бы ни оделся этот молодой человек из уральской глубинки, всё на нём сидело как изделия лучших лондонских портных на денди. Истину изрекла матушка Александра Александровна, как-то отметив: «Сашку и в лаптях в столичных салонах за своего примут». После раздумий, во что бы облачиться в летнюю жару, остановился на чесучовой пиджачной паре и чесучовой же рубашке с отложным воротничком. Под цветовой тон приобрёл парусиновые сапоги и соломенную шляпу «боливар». Этот цветовой изыск и оказался роковым, хотя Корнин настроился на самую скромную должность, с чисто условным вознаграждением. Совсем без вознаграждения нельзя – дело принципа.

Пассажирские поезда ходили до Пскова ещё нерегулярно, но всегда можно было доехать балластным составом, следующим дальше.

Во Псков товарняк прибыл на рассвете. Единственным пассажиром оказался «чесучовый» искатель места. Его удовлетворили «класс» в виде паровоза и «купе» на троих, с кочегаром и машинистом. Поскольку помощник машиниста перед выездом скорбел животом после свадьбы дочери, барин вызвался заменить его у тормоза. Жаркая топка заставила добровольца сбросить пиджак. Кочегар, снующий от тендера к топке, обдавал его угольной пылью, но за короткую белую ночь ни пятнышка не пристало к золотистой чесуче.

Правление занимало старинную кордегардию полковых штабов окраинной Александровской слободы. Излишки ампира делали одноэтажное строение похожим на цветочный магазин. Здесь же находилась последняя за рекой Великой дистанция. Часть помещений – камеры гауптвахты – были приспособлены под жилые комнаты дипломированных постройщиков. Те только встали, ходили по зданию и двору в неглиже. Главный инженер, с впалым животом и выпирающими рёбрами, голый по пояс, чистил у рукомойника под кривой липой зубы, обмакивая тощий палец в банку с меловым порошком.

Мельком взглянув на просителя, согласного на любую должность, и определив, по одёжке, скучающего купчика, бросил забитым порошком ртом:

- Мест нет.

Услышав разговор, подскакал на одной ноге, натягивая узкую штанину на толстую ляжку, крепыш с залысинами в седом ёжике, с небритой щетиной. Представился участковым бухгалтером Андриенко. И – главному:

- Как же так, Иван Илларионович! Человек на любое согласен. Я с Рождества письмоводителя прошу. Не справляюсь.

Названный Иваном Илларионовичем недовольно поморщился (и чего влез!?):

- Ну, так бери! Двадцать пять рублей – красная цена твоему письмоводителю.

Андриенко просиял:

- Согласны?

- Нет, - не раздумывая ответил Корнин. – Я инженер практический, служить хочу по линии. Пусть рабочим, но по линии.

Кащей ухмыльнулся:

- Рабочим? У меня на этих должностях наследственные рабочие.

Несколько дней спустя Корнин оказался в Варшаве. И первым, кого он встретил, выходя, и здесь несолоно хлебавши, из конторы дистанции, оказался старый знакомый по Лондону.

«Александр!» - «Мартин! Ты как здесь?».

Через несколько минут бывший стажёр и бывший наставник сидели в кафе. Мартин Грант несколько путано поведал Корнину свою историю. Он направлен некой британской компанией ознакомиться с опытом русских, начавших прокладывать железнодорожные пути в глубь Европы. Беспокоит, почему русские отказались от стандартной колеи. Скоро ему возвращаться домой. Компания на хорошем старте. Уже решено, она примет участие в строительстве железной дороги на юге России. Кстати, им нужны толковые инженеры, а Корнин зарекомендовал себя на Британских островах как классный специалист.

- Ну, решайся, Александр!»

Осенью последнего мирного года, перед Крымской войной, в Ивановку было доставлено письмо из Лондона без обратного адреса. Александр Андреевич винился перед отцом и тёткой, что отбыл в туманный Альбион, не предупредив их, не попрощавшись. Вынудили обстоятельства. Его приняли практическим инженером в поддерживаемую Правительством Её Величества королевы Виктории компанию по прокладке железных путей. Подробно об этом писать не может, сообщает только, что частая переписка некоторое время будет с ним невозможна.

Второе письмо пришло спустя полгода из Варны, порта на берегу Чёрного моря. Этот болгарский город находился во владениях Стамбула. Александр был немногословен. Сообщал, что занимается прокладкой временных путей, что работой в компании недоволен (его якобы в чём-то важном обманули), но не может с ней порвать сразу, так как связан по рукам и ногам условиями контракта.

Прочитав письмо вслух при Антонине, Андрей Борисович отнёс его в кабинет, прочёл ещё раз про себя и подошёл к большой карте Российской империи, висевшей на глухой стене напротив окна. Морской порт, названный сыном, был помечен булавкой с чёрным флажком. Газеты писали, что в окрестностях Варны накапливается большой англо-франко-турецкий экспедиционный корпус, а в бухте – транспортные суда под охраной боевых пароходов.

Антонина, услышав голос брата, донёсшийся из кабинета, беспричинно обеспокоилась. Андрей сроду сам с собой не разговаривал. Подошла к дверям, прильнула ухом к щели рассохшейся наборной створки. Что он бормочет, не разобрать. И вдруг явственно: «Думай, Сашка, думай. Прокляну».

На заставке Николаевская ж.д. (фото из Яндекса)

(Продолжение следует)

1.0x