Год кино, как и безликие предшественники, бесславно завершился. Глубокомысленной пошлятиной на тему – «кино для меня это», отметились лишь барин Михалков и репатриант Лунгин, да жменя бархатных лицедеев, имена которых тут же затерлись ввиду никчемности ими сказанного. Заговор молчания циничен тем, что предлагаемые обстоятельства давали работникам искусства возможность выразить гражданскую позицию. Однако, за три года, творческая интеллигенция говорить о культуре Русской катастрофы не захотела, или не рискнула.
А что же, собственно, кино? Тридцать лет назад, на пятом съезде кинематографистов стая чужаков, предвосхитив большой слом, заявила о намерении убить социалистический реализм и продать русскую культуру в рабство. В программном докладе Л. Кулиджанов сказал прямо:
– Мы живем в новом времени революционных перемен(!) и новых ценностей(!!). Новое пятилетие должно стать временем перестройки и обновления работы.
Призыв патриотов оградить кино от пошлости и серости, не допустить развлекательность любой ценой, потонул в гвалте рвущихся к власти. Страна помнит этот оранжевый шабаш, как бесновались эмиссары западного масс-культа и как на них смотрел великий русский – С. Бондарчук.
Захлебнувшиеся перестройкой пафосно восхищались жареной кукурузой Голливуда и глумились над мировыми шедеврами советского кино. Оду к радости – «Кубанских казаков», пятый съезд обозвал лакировкой, «Войну и мир» – неудачей. В том с какой легкостью чужаки отказывались от общего прошлого, есть нечто извращенное, порочное. Поэма нежного возраста – «Сто дней после детства», ошельмована самим автором, объявлена им халтуркой в угоду правящему классу, т.е. рабочим и крестьянам. И что он создал взамен? А взамен, «Черная роза эмблема печали…». Чуть позже, изделия кинематографического майдана, народ емко и однозначно назвал – чернухой?
Пришло время и апологетам буржуазной культуры пора предъявлять свои достижения. И тут наступил момент истины, в России не создано ничего такого, что общество готово признать своим культурным достоянием – нет спектаклей, нет памятников, нет полотен, нет книг, нет зданий и сооружений. Буржуазия сформировала в творческой среде две доминанты – страх и конформизм, приведшие культурный слой к разложению.
Буржуазный кинематограф, как и прочие искусства, не предъявил обществу ни одной ленты, которая бы стала манифестом нового времени, эстетическим прорывом нации к великой цели. Сквозной метафорой нового кино стал фильм – «Сволочи». Антирусский фильм – снятый чужаком, по сюжету чужака и на деньги, изъятые у народа таким же чужаком. За какое-то десятилетие кино буржуазной чернухи окончательно стало антинародным.
***
Кинематограф, как синтетическое искусство всегда отражает этические запросы общества, он раньше других чувствует потребность человека в символах и героях своего времени. Вот, послевоенный фильм «Подвиг разведчика» режиссера Б. Барнета, герой которого стал кумиром для целого поколения. Кто же не помнит классическое:
– Как разведчик разведчику скажу, вы болван, Штюбинг!
Народ-победитель с любовью воспринял образ героя, уходящий корнями в культуру народного лубка.
Позже, в семидесятые, в бессмертной панораме Ю. Озерова «Освобождение» родится принципиально иной образ, капитана Цветаева – русского офицера, достойно выполняющего мужскую работу. Благодаря «Освобождению» советский воин с честью исполнил свою цивилизационную миссию в Афганистане и преодолел чеченский разлом.
Кинематограф пятидесятых принес нам героев мирного труда, это и обласканные официозом «Большая семья» И. Хейфица, и «Высота» А. Зархи. Но рабочий человек стал героем своего времени даже в лентах легкого жанра, как в производственной комедии «Неподдающиеся» Ю. Чулюкина и детективном «Деле Румянцева» того же И. Хейфица. Страна вошла в эпоху Возрождения, и герои кино соответствовали народу.
В поиске героя своего времени, шестидесятые отметились важной поколенческой рефлексией. Молодое поколение, еще ощущало величие Гражданской и Отечественной войн, а потому погрузилось в свой внутренний мир, задавая непростой вопрос – а мы достойны подвига отцов? Герой шестидесятых всегда наедине с собой, со своими переживаниями, будь то «Баллада о солдате» Г. Чухрая, переполненная столичной суетой «Я шагаю по Москве» Г. Данелии, или совсем неприметная «Вертикаль» С. Говорухина. Наиболее ощутимо чувство долга в ленте М. Хуциева «Застава Ильича», в ней главный герой ведет диалог со своим ровесником-отцом. Трагедия шестидесятых в том, что поколение, читающее Э.Хемингуэя и Я.Смелякова, выбрало в кумиры откровенных циников и негодяев. В «Заставе Ильича» главный герой не принимает ценности «золотой молодежи», а в реальности все оказалось иначе. Талантливые мерзавцы чуть позже предадут свою Родину, породят феномен кухонной интеллигенции, всех этих слащавых Женечек Лукашиных и товарищей Новосельцев – остроумных и еще более циничных, чем оранжевые дети оттепели. Совсем недаром Л. Шепитько в своей рубежной ленте «Восхождение» сделала предупреждение поколению – задумайтесь, у каждого будет свое восхождение, либо к предательству, либо к подвигу.
И вот пришли девяностые, героями дня стали те самые Лукашины и Новосельцевы, что в шестидесятые не задавали себе вопрос – достоин ли я делу своего отца. Это из их уст прозвучало – Раздавите гадину! Они безжалостно сломали страну, с легкостью ввергли ее в средневековье, отдали на разграбление инородцам.
Большой слом, неизбежно потребовал образ героя нового времени. Буржуазный кинематограф лихорадочно искал, предлагая обществу на эту роль людей, бывших париями Красной цивилизации – проституток, аферистов, бригады бандитов и растлителей. Буржуазия для личных нужд реанимировала класс обслуги: охранников, половых, цирюльников для собак и надувателей шин для автомобилей. Новым лакеям не менее, чем хозяину требовался нравственный идеал, обоснование непривычного жизненного качества. И эта мировозренческая задача – для культуры оказалась не из легких.
Дело в том, что класс новой прислуги социально не однороден. В основании пирамиды расположился легион охранников и менеджеров продаж –. глупых, прожорливых, крикливых. В средине – работники офиса. Это не советские служащие, не ищите у них карьеру Димы Горина, но это и не приказчики дореволюционных конторок из бесприданницы. Это – офис, самодовольный, ленивый и развращенный.
На вершине пирамиды работники свободных профессий – СМИ, рекламных агентств, посреднических и юридических контор. Элита класса лакеев с презрением относится к своему базису, называя его офисным планктоном, зато себя считает исключением – креативным классом. Креаклы любят все непонятное и нерусское – муруками, маффины, махито.
***
Фильм О. Фомина «День выборов», которому в следующем году исполняется десять лет, как раз о них, людях новой формации, о креативном классе. Фильм до сих пор пользуется в лакейской среде бешенной популярностью, он активно цитируется и упоминается в самых загадочных дискуссиях. Фильм популярен настолько, что спустя десять лет авторы выпустили вторую серию. Но разговор о продолжении – отдельная история, в равной мере, как и о ленте «О чем говорят мужчины» – своеобразном манифесте обуржавевших креаклов.
Фабула фильма «День выборов», проста. Некий олигарх, лица которого мы не видим, но который обозначен библейской гиперссылкой, стал буксовать при дележе провинции, а потому поручил директору карманной радиостанции, с аналогичной «пятой графой в паспорте», провернуть креативную акцию. И вот уже Михаил Натанович по заданию Эммануила Гедеоновича оправляет по Волге на круизном лайнере свою разношерстную команду, дабы провести агрессивную избирательную компанию за место губернатора Самарской области, этакое – «Голосуй сердцем, а то проиграешь».
Благодаря примитивной завязке рождается как-бы голливудский муви-роуд, дорожные приключения креативного класса. Но авторы бесцеремонно копируют Гоголя, его «Мертвые души» и «Ревизора» одновременно, в результате чего перед нами проходит фантасмагория провинциальной жизни. Герои нового времени весело и задорно объегоривают всех некреативных врагов и жизнерадостно выходят из передряг. Ну, чем не идеал для поколения.
Галерея провинциальных масок отвратительна и сопоставима лишь с уродливым миром петербургского чиновничества из фильма «Скверный анекдот» А. Алова и В. Наумова. Вот разве, что особую симпатию у создателей фильма вызываю социально близкие бандиты, поставленные режиссером в качестве смотрящих на винзаводе. Вся остальная Россия, уродлива. Класс лакеев может не беспокоится за свою экзистенцию, в России героев нет.
Пред нами проходят и ряженые казачки, единственной ценностью для которых является заздравная песня – «Чарочка моя. На саблю ставленая…».
Здесь и липовый священник – отец Иннокентий, может авантюрист, а может и вправду беглый поп-расстрига, готовый под сто грамм поговорить о сексе и футболе.
Во всей красе и артистическая среда – жадная, голодная, беспринципная, за монету готовая прислуживать хоть дьяволу.
Авторы фильма не отказывают себе в удовольствии пройтись по власти. Креаклы, как бы говорят зрителю – Кому служить? Этим? Присмотритесь насколько отвратителен губернатор, в нем вы обнаружите черты любого представителя современного властного пула.
Особой нелюбовью авторов одарена армия. Каким может быть генерал российской армии для креаклов? Исключительно придурковатым, недалеким, принимающий пряжку со штанов гомосексуалиста за боевой орден. В фильме много персонажей: уголовников, извращенцев, попсы, милиции-полиции, номенклатуры. В фильме нет простого народа, ему отводят место массовки, жующего быдла, хавающего масс-культ при открытии очередного колониального магазина. Такая она, холщовая Россия, в представлении креативного класса.
Герои нового времени никого не боятся, кроме Михаила Гедеоновича и ничего не ценят кроме его денег? При просмотре, на короткое время возникает аналогия с фильмом П. Тодоровского «Какая чудная игра». В перестроечном лихолетье, зритель был очарован бесшабашностью героев послевоенного поколения – закончилась война, мы живы и дальше долгая счастливая жизнь. Однако присягу дьяволу Тодоровский, как представитель иной культуры принес, и лиричное полотно прозорливого режиссера подчинилось главной идее – показать ужас сталинского ампира. Напрасно зритель ожидал катарсиса и гуманистической перспективы, что были в традиции советского кино. Жизненное кредо Тодоровских и Ко точно выразил компаньон-перестройщик, – вовремя предать, не предать, а предвидеть.
Политическая позиция авторов фильма «День выборов» в том, что Россия провинциальна – глупа, дремотна, наивна. В поздней либеральной риторике эта тема вообще становится доминирующей. Но каковы они – герои нового буржуазного мира, являются ли он примером для дремотной Азии? В «Дне выборов» жизнь героев иного вектора – это игра ради игры, а после нее хоть потоп. Это не жажда жизни послевоенного поколения, это жизнь помойки, ночных мотыльков, летящих на огонь удовольствия. Их не волнует, что Михаил Гедеонович и Михаил Натанович еще немного и отбудут с активами сворованной России на историческую родину, а затем еще дальше. Один из них будет прожигать чужое достояние в Сохо, второй обосновывать правильность грабежа – так, ей России, и надо. У креаклов отсутствуют понятия чести, честности, долга. Они не хотят смотреть в завтра, не хотят думать, что закончатся выборы и креаклам придется вернуться в реальный мир, сделать свой жизненный выбор. В своем вульгарном индивидуализме, креаклы прожигают жизнь, в этом их сверхзадача. В русском языке есть емкое определение «свальной случки животных» – кубло. Вот и креаклы на пароходе либерализма не различают границы между добром и злом, когда они креативный класс, а когда просто животные. По сюжету фильма с этими ценностями они и поплыли дальше в провинциальную Россию.
В итальянском неореализме есть удивительная лента Ф. Феллини «И, корабль плывет». В театральных декорациях плывет корабль Европы в двадцатый век к мировой бойне.
Год кино убедительно показал, что на корабле новой буржуазии нет героев – они, кубло. И кубло буржуазии плывет.
