Порыв в ограждающей балкон антипопугайной сетке, произведённый по навету Щелкунчика добрым моим соседом при помощи якоря от надувной лодки, должен быть, наконец, мною замечен и исключён.
Войдя ныне в дом свой (стоило отлучиться на каких-то час-полтора), я увидел попугая в растрепанном виде. На кухонном столе валялись клочки ананаса, а разноцветное и, несмотря на старую побитость молью, всё ещё яркое его оперенье – было влажно от…
– Это пор-ра-зи-ительно! – самым непринуждённым тоном молвил попугай, отражая мой укоризненно-вопрошающий взор. – Любят люди императора нашего, ох, любят! Видите ли, мин херц, я ныне воспарил над центральным рынком. Но вместо книжного убогого развальчика внимание моё привлёк фруктовый развалище (такова диалектика потребностей, сударь!). Я увидел… У меня, – тут он задумался, словно бы поперхнувшись, – была моя Грундильда... Она обожала ананасы. В общем, я спикировал на пирамидку из этих даров природы и... как только я схватил ананас, понял, что старею: замешкался, напрягая силы. И был схвачен – за самое своё простуженное горло! С большим трудом мне удалось выговорить голосом Путина:
– Ах ты, поросёнок этакий! – и руки южного торговца судорожно разжались, раньше, чем я успел бросить ананас…
Я смотрел на Щелкунчика молча. Тогда он перепорхнув в комнату, уселся на своё маленькое бордовое кресло, нацепил пенсне на непросохший клюв и, кашлянув для приличия, заговорил.
– Воссоединение южной Руси, уже малороссии, с превращающейся в империю Великороссией происходило на самом деле долго и трудно. Всеми способами этому препятствовали Польша и Турция, а во время Северной войны карту имевшегося в украинских землях недовольства новой «хозяйкой» – Москвой, пытался разыграть шведский король Карл…
История украинских метаний трагична, но очень однообразна. Через десятилетие после 1654 года украинцы уже жаловались, что «разорены пуще турских и крымских бусурман московскою волокитою и от неправд и от неправедных судов». Виктор Артёмов писал: «В 1657 г. умер гетман Б. Хмельницкий. Новым гетманом стал Иван Выговский. Осенью 1658 г. он заключил с Польшей Гадячский договор о восстановлении её власти над Украиной. На Украине началось восстание против гетмана. Он обратился за помощью к крымскому хану. Выговский недолго был гетманом, бежал в Польшу. Однако все следующие гетманы – Юрий Хмельницкий, Павел Тетеря, Пётр Дорошенко также придерживались курса на сближение с Польшей».
Московские воеводы и бюрократы-управленцы пришли на Украину «со своим уставом», со своими замашками и представлениями о беспрекословном подчинении московским (общерусским) интересам. Это, конечно, вызвало ропот, причём, главным образом, – среди казачьей старшины, на чью власть и доходы посягали москали. В ответ украинское «панство» начало творить смуту.
«Как нам не оскорбеть, когда за наши заслуги хотят нас в неволе держать…». Украинское представление о том, что должность и служба в первую очередь нужны для личного блага, не вмещало московский принцип долга и повиновения для того, чтоб честно его исполнять.
Полистаем русского историка украинского происхождения Николая Костомарова, подробно описавшего украинские смуты эпохи «Руины» и далее – до конца гетмана Мазепы. Сюжет, повторюсь, всегда был один и тот же. Украинцев принимали под крыло, они слали высокую делегацию казацкой старшины к царю, тот принимал их, одаривал, давал должности – полки, которые были вроде уездов. Назначались и обязанности, в основном военные, в отношении Турции или Польше. Налоги оставлялись на обеспечение казачьих войск. Когда приходило время, оказывалось, что выставленные поземельными полками рати меньше числом и требуют корма, которого почему-то нет. Посылалась подмога из Москвы и деньги. Эффект был меньше, чем ожидалось. Тогда посылались московские воеводы и наместники, пытавшиеся навести на левобережной Украине порядок. Это сразу (или вскоре) воспринималось старшиной в штыки. Запорожская Сечь, дававшая присягу, восставала, остальные казаки – регулярных полков – поднимали плач о лишении их «вольностей казацких». Москва или добавляла жалованья, обирая своих мужиков, или посылала войска для водворения порядка и разбирательства. Тогда гетманы и старшины – полковники – искали, куда им метнуться: к Турции, Польше или Крыму. Начиналась (или продолжалась до того начатая) война, и, как пишет Костомаров, украинцы «сбитые с толку смутными обстоятельствами своей родины, сами не знали, чего им держаться». По сути же, по Костомарову, многие из украинцев так говорили о старшине, затевавшей очередную службу. «Они желательны, как бы добрых людей разорять и, нашарпався чужих набыков (награбивши чужого достояния), всякому бы старшинство доступить». Картина, не правда ли, до боли знакомая. Костомаров, сам украинский патриот, не выдерживает, оброняя: «везде господствовали лицемерие и тупоумие». Он приводит мнение чужака – побывавшего в Малороссии московского дворянина Тяпкина. «Более всего бывший в Переяславле, о переяславцах «тот изрёк такой приговор: «в Переяславле нет ни одного доброго человека ни из каких чинов, все бунтовщики и лазутчики великие, ни в одном слове верить никому нельзя». По его мнению, «обратить на истинный путь малороссиян в то время возможно было только присылкою многочисленного великороссийского войска».
Малороссияне могли ответить, и, конечно, отвечали на это так: «Не только у нас есть плуты и своевольники, много их и в других странах, и у вас в российских городах вольность… Кабы не было на нас царской милости (то есть очередных льгот. – Щ.), то у нас бы на всякий год было по десяти гетманов».
Льготы, милости и подарки старшине были часты до того, что, несмотря на сельскохозяйственное богатство, по признанию Костомарова «вообще оказывалось, что царской казне мало приходилось пользы с малороссийского края».
Неустройства и смятения продолжались по крайней мере до второй половины XVIII века. Украина долго делилась на русскую – левобережную – и «польско-турецкую» – правобережную. Кроме того, ещё была Слобожанщина – территория нынешних Харьковской, Сумской, Белгородской областей. В этой части малороссийское население вело себя наиболее лояльно к Москве. Что неудивительно: это ведь область Черниговского княжества. Ближе к Киеву у малороссов то возникало желание переселяться на правый берег Днепра – к правобережному, пропольскому или протурецкому гетману, а то – бежать обратно к «клятым москалям», если выгоды или условия власти менялись: «Правобережная Украина, по-видимому, начинала для малороссиян левого берега делаться такой же обетованной землёй, какой лет пятнадцать тому назад казались для Правобережной Украины Левобережная и Слободской край» – говорит Костомаров.
Этот «детский сад» начал надоедать в Москве ещё до Мазепы. Правда, он сам долгое время умел сохранять Малороссию в нужном России порядке и повиновении. Но после его неожиданной для Петра Великого измены в 1709 году, Москва, а вскоре Петербург церемонится с украинскими вольностями перестали. Многие полковники стали отправляться в Сибирь, а в Белгороде под началом Князя Трубецкого был учреждён специальный Белгородский полк, чьё имя сейчас носит одна из центральных улиц этого города. На Народном бульваре Белгорода стоит памятник князю Трубецкому (на пересечении с одноимённой улицей), как одному из славных лиц его истории. В то же время главная улица Белгорода зовётся проспектом Богдана Хмельницкого… При возникновении неурядиц в Малороссии и на её границах с крымской степью, которых по сути не было, Белгородский полк выдвигался в поход. В Киеве при этом сидели сменявшиеся российские бояре-воеводы. В конце концов не выдержала Екатерина Великая. Она повелела переселить буйных и недоговороспособных запорожцев на Кубань, недавно отнятую у турок. Рассадник смуты – Запорожская Сечь – был ликвидирован. Зато щирые западенцы теперь считают Кубань украинской землёй…
Мазепа – герой современной Украины, которого даже украинец Костомаров назвал «воплощённой ложью», был обижен на царя «малостью» почестей и наград, хотя по сути он был на Украине наместником. Смущал он служивых своих, например, так: «Нас предостерегли по секрету приятели, что москали хотят прибрать в свои руки гетмана, генеральных старшин, полковников, и запроводить в тиранскую неволю, затем всех козаков обратить в драгуны, изгладить совершенно со света имя запорожское и поработить навеки весь малороссийский народ». От такого-то страху ничего не оставалось козакам и вообще малороссийскому народу, как «ожидать под протекцию шведского короля совершенного нашего освобождения». За Мазепой пошла лишь горсть людей, украинские крестьяне вели против шведов партизанскую войну, как и белорусские потом против французов… Но идея «освобождения украинского народа от русского ига» – жива. Подставьте вместо шведского короля – «американского президента»… А вот в конце XIX в. Костомаров писал об украинстве так: «…эта идея, высиженная всею предшествующей историей Гетманщины и в последнее время брошенная в омут политических вопросов, испарилось от собственного бессилия и беспочвенности поприща, на котором ей суждено было развиваться».
Конечно, историк не знал, что в будущем теле- и интернет пропаганда смогут делать так, что любая идея сможет казаться живой и даже девственной.
