Зимой 1975 года моя семья прибавилась дочерью. С материнским молоком возникла проблема. Её решала кухня при детской консультации, но в молоке нуждался и наш сын-первенец, а отстоять две очереди в разных местах города я не успевал. Работа, понимаешь. На семейном совете сделали выбор в пользу магазина, что за углом. Помните? Молоко туда подвозили к 7-и часам в бумажных пакетах, что по замыслу пекущихся «во благо народа» должно было способствовать быстрой распродаже, дабы простой советский человек успел выстоять ещё в очереди за подписными изданиями. Ведь мы с вами, читатели сего, были самой читающей нацией в мире. Но родная Партия предполагала, а самая лёгкая на планете промышленность располагала: те молочные пакеты-тетраэдры (пирамидки, по-нашему), придуманные шведами, после рук Левши превратились в натуральное сито. Тось, протекали, едва наполнялись универсальным питательным средством mammalian. Нам легче Космос покорять, возводить братские ГРЕС, чем склеивать шведский картон в «треугольнички». Здесь всепобеждающий метод марксизма-ленинизма, пролетарской технологии не срабатывал. Здесь нужен был просто клей.
Пакетов с молоком вывозили с завода, на глаз, столько, что победа социалистических Бурёнок над капиталистическими не вызывала сомнений. Но пока везли, тара не выдерживала тряски на традиционном бездорожье, в чём мы с времён Рюрика впереди планеты всей. Обильная течь жданного невыспавшимся народом молока оставляла на пути от производства до магазина белёсые хвосты, вроде инверсионного следа от реактивного самолёта. Липкими и скользкими становились брусчатка мостовой и кафельные полы в магазинах. Сноровистые работники советской торговли переливали молоко из протекавших пакетов в бидоны для продажи уже в розлив (по продаже в розлив пакетного молока мы занимали, думаю, ведущее положение в мире). Когда бидоны якобы пустыми подтаскивали к месту спасительного переливания, в них мелодично плескалась водичка, которую заранее наливали из-под крана. Народ безмолвствовал, как заметил классик. Наш народ с понятием. Ибо, во-первых, надо же было как-то восполнять дорожную убыль (вроде усушки, утруски, диффузии, протечки, пр.). А во-вторых, наши работники торговли, тогда одни из самых высокооплачиваемых строителей развитого социализма, должны же были как-то обеспечивать себе 100-200 (а бывало и 1000!) % надбавки к зарплате. Вот почему в наших молочных магазинах молоко напоминало мутную водичку после помывки коровьего вымени, кефир – обыкновенное молоко, чуть сгустившееся, сметана – жиденький кефир. К слову, моя жена навострилась к большим праздникам (2-3 раза в году) из литра магазинной сметаны, «дешёвой, почти бесплатной!», по Масловскому, добывать стакан натуральной сметаны, какую едал волжский помещик, и, по совместительству, вождь голодного пролетариата при императоре Николае, когда отбывал курортную ссылку в селе Шушенском (чит. письма Ленину и письма от Ленина той поры: пальчики оближете). Получалось, правда, в 5 раз дороже, чем «почти бесплатной», но умножьте «почти ноль» на 5. Что получится? Правильно, почти «0». Значит, и стакан настоящей сметаны нам доставался хоть и в 5 раз дороже, но тоже «почти бесплатно». Математика не даст соврать.
Но вернусь к описываемому случаю в названный выше год правления Тишайшего Брежнева (тоже вождь, четвёртый по большому счёту), в мой конкретный магазин, к моему молоку.
7:00 (стою уже целый час на улице), магазин открывается, молока нет. Полки на стене за прилавком, дабы наводили покупателей на бодрящую мысль о преимуществах социализма над общинно-первобытным строем, заставлены бутылками, в которых среди водички плавают комки чего-то вроде тошнотно-съедобной ваты. Это йогурт, новый для здешней пищевой промышленности. Вчерашний. Его никто не покупает, ждут, кто первым попросит наполнить подставленную банку комочками, отделив их от воды. Но и самые решительные робеют. У старшей продавщицы взгляд, как у змеи Клеопатры, а тело - позднее развитое барокко. Попробуй заикнись!
8:00 – молока нет.
Разнёсся слух, что наш фургон заглох на полпути, другие машины в разъезде.
То же в 8:30.
«Я отойду ненадолго, - говорю сзади стоящему(ей) и отправляюсь на поиски неиспорченного юными вандалами за ночь телефонного аппарата. Таковой находится неподалёку от магазина, возле церкви. Есть ещё Бог и в пионерах! За две копейки, под предлогом сложных семейных обстоятельств, отпрашиваюсь на день у шефа, который приходит на службу на полчаса раньше подчинённых. «Учтите, - предупреждает он, - вы выбрали весь отпуск». Я учитываю и возвращаюсь к очереди. Внутри магазина скучно, присесть негде. Наружная ветвь любителей и невольников молочного обсела металлические перила, ограждающие сплошное стекло фасадной стенки от прохожих на узком тротуаре. Преобладают роденовские позы невыспавшихся, ушедших в думы о прекрасном будущем советских людей. Остальные разделились на группки, коих соединили общие бытовые темы, что щедро предлагает сама жизнь. И ни слова о Космосе, как уверяет нас знаток советских людей поэт Иван Леонидов, ни слова о БАМе; ближе к молочному, например, как осточертела эта шкурка минтая. Я нашёл собеседника в бывалом с виду крепыше, на чьём лице отражалось прохождение «крыма, рыма и медных труб». Мы почувствовали себя между прочих этакой умственной элитой, так как сразу после «б-ль-а» в адрес заглохшего молоковоза перешли к недопустимым очередям на подписные издания. Как-то к слову, не ломая логики темы, Борис (мы представились друг другу) предложил: «А не заглянуть ли нам на пивко? Сто раз успеем». Я на 1000 кружек пива не располагал, но одну мог себе позволить. Глава семьи, чай.
Заведение находилось на углу улочки, ведущей к Высокому замку. Народу в сквере за углом скопилось тьма, так как «Утро нашей родины» (неофиц.) открывалось в шесть и пивовозы в дороге не ломались. Моего Борю Бывалого признали внутри у стойки. Мы расположились за столиком у окна, чтобы видеть молочный магазин. «Погоди, - спохватился Боря, - на минутку». Я видел, как он перебежал дорогу и скрылся в круглосуточной аптеке. Действительно, возвратился через минуту, стал вынимать из кармана стеклянные пузырьки и по одному вытряхивать содержимое себе в кружки. Пару предложил мне.
- Что за амбра?
– Чистый этил.
- Ну, разве для интереса, не пробовал ещё. Жив останусь?
Согласитесь, читатель, трудно отказаться от дарового. Ведь в свои 44 копейки я уложился. Спросил, тоном выражая благодарность и признательность за честь оказаться рядом со случайным другом:
- Вы… Ты за молоком для детей?
- Дети давно выросли, разъехались. Супружница у меня, знаш, врач. Классный. Говорит, мне кефир нужен, чтобы до пенсии дожить. Обнаружила у меня язву желудка. Ха, я даже пердю тройным одеколоном.
- Язва? А это? – я показал на пиво, разбавленное этилом.
- Так мы ж советские люди. Клин клином.
10.00
Молоковоза за стеклом не видно. Мои неучтённые деньги перевалили за рубль. Успели со случайным другом сбегать в кусты за углом. За пузырьки он с меня не брал. Вспомнили о былом, каждый о своём. Борис откровенно поведал о крыме и рыме, уж добрался до медных труб.
- Погоди, давай-ка ещё сбегаю в аптеку. И продолжим.
Меня охватило свойственное «прослоечному» (между рабочим классом и беднейшими колхозниками) смущение:
- Скажу по-честному, друг, у меня только на литр молока и осталось.
- А на кой тебе то разбавленное молоко?
- Так дети ж, младшенькая. У жены ж того, капли.
- Совсем, значит, нет? Ну и бабы пошли! А моя бурёнка одной сиськой и соседнюю девчонку кормила. Во!... Погоди.
Бывалый отошёл к стойке, вернулся с литровой банкой пива под пластмассовой крышкой.
- Это домой принесёшь. Заставь свою супружницу пить. Помогает. Моя законная - классный врач, говорю тебе.
- Смеёшься? Так я читал, что у кормящих матерей прибывает молока, если на полстакана пива добавить столько же слива. Но чтоб только чистое пиво без этой… дряни, впервой слышу, уж прости.
- А ты смекай! Сто грамм этих сливок или там, молока, всё одно, - это одно. А что получится, если пива две трети стакана? Во, соображаешь? Значит, бабьего молока прибавится. И так далее. А когда чистое пиво, без этой мути, то из грудей само польётся. Моя… эта самая… знает. Ещё уточню. Хочешь?
… Домой я вернулся под вечер с банкой пива. Я надёжный человек: что взял в руку, то не выпущу. Жена ничего не спросила. Она меня понимает с полуслова, а больше полуслова я промычать не мог. Эта гадкая аптека, где никаких очередей и «всё дешево, почти бесплатно». С трудом разделся, завалился в ботинках на кушетку в кухне при нашей однушке, где мы уже 10 лет жили в квартирной очереди на улучшение (посмертно для старшего поколения) и в ожидании светлого будущего всей страны, стоявшей в очереди на Марс. Замечал сквозь сон, как жена подходит к банке с пивом на столе, трогает её пальцами, не решаясь снять крышку...
Утром меня разбудил её радостный возглас:
- Белкин, у меня молоко появилось! Одевайся! Беги за пивом!
