… К концу хх в. научно-технический прогpecc обернулся к человеку такими сторонами, что все чаще и чаще начали раздаваться голоса о том, что он — источник не столько «экологического спасения» человечества, сколько экологических катастроф и опасностей. Разговоры о коммунизме и новом человеке с юнца 1980-х гг. начали затухать и сегодня если и слышны, то негромко в разного рода маргинальных политических группах и сообществах. Вместо воспитания разумных потребностей начал беспрецедентно и безудержно раскручиваться маховик потребления. Историческая ситуация существенно изменилась, и идея ноосферы стала видеться двойственно. С одной стороны, в современном мире, казалось бы, осталось очень мало места для рациональности и разума, с другой - конструктивных альтернатив идее ноосферы нет. По существу, она сегодня осталась единственной эколого-исторической идеей, которая себя еще не дискредитировала, на которую мы можем рационально ориентироваться, осмысляя и предполагая историческое развитие на текущее столетие и далее. В то же время, действительно, проект «ноосфера» требует доработки, эта идея уже не может видеться столь же линейно-прогрессистским образом, как ранее. Современный ноосферогенез преисполнен разнообразных нелинейных эффектов, точек бифуркации, странных аттракторов, фрактально дробящихся процессов и подпроцессов и прочего функционального «богатства» синергетической «стихии». Здесь нужно попытаться разобраться в паутине причин и следствий, условий и целеполаганий. Начнем с того, что попробуем выявить глубинные причины того эффекта, который мы назвали удвоением мальтузианства.
Обратимся к культурологическому анализу. Из всего множества трактовок культуры сосредоточимся на двух - информационно-семиотическом (Ю.М. Лотман, Д. Реджин, Ф. Де Соссюр) и психоаналитическом (3. Фрейд, К. Г. Юнг). Квинтэссенцией первой трактовки является акцент на приращении кода. Каждое новое поколение добавляет к культурным кодам прошлого что-то свое, записывает это в искусственной знаковой системе и передает дальше «по истории». Процесс принципиально отличный от передачи из поколения в поколение биологической информации, записываемой кодами ДНК, которые с течением времени «в пределах вида» не должны изменяться. Биологический способ передачи информации из поколения в поколение, таким образом, линейный, культурный - не линейный, а прогрессивно приращиваемый.
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ТРАКТОВКА Культуры исходит из того, что рассматривает культуру как механизм регуляции, корректировки, если нужно - нейтрализации «темных» человеческих инстинктов, сокрытых в глубинах бессознательного. Несмотря на многочисленные критические замечания в адрес такого понимания культуры, оно, как сегодня установлено этологами, имеет под собой четкие эмпирические основания. Человек - существо и социальное, и биологическое, а значит, формы его общественного и индивидуального поведения определяются как социальными нормативами, так и животными инстинктами — поведенческими программами, закодированными в ДНК. Избавиться от них невозможно. Да в большинстве случаев это и не нужно. Многие инстинкты, словно пружины, движущие нашими поступками из глубин бессознательного, вполне конструктивны. Но некоторые в контексте социализации и общественной жизни, а значит и истории, являются исключительно разрушительными. Для того чтобы держать их «в узде», и существует культура. Пальму первенства среди асоциальных инстинктов держит инстинкт зоологического индивидуализма; он выражается в стремлении к доминированию, завоеванию (самок, территории) и не ограничиваемому другими особями популяции доступу к пищевым ресурсам. Механизм реализации этого инстинкта - насилие и обман. Антропологами показано, что для социума и процессов социализации проявления инстинкта зоологического индивидуализма представляли большую опасность уже на самых ранних фазах человеческой истории. И хотя по мере движения истории создавались все новые механизмы для его культурного сдерживания, пластичность способов проявления зоологического индивидуализма оказалась колоссальной, а технический прогресс постоянно предоставлял ему все новые средства реализации всех мыслимых форм физического, духовного и интеллектуального насилия человека над человеком.
Наша эпоха достигла в этом «наивысшего искусства». Такие понятия, как «радикальный гедонизм», «рыночный фундаментализм» и даже особый тип нервно-психического расстройства «шопоголизм» (по-медицински ониомания - маниакальное стремление что-то приобретать без рациональной цели и разумной необходимости), как нельзя лучше характеризуют общественное состояние, в котором безудержное потребление как самое простое и доступное удовлетворение инстинкта зоологического индивидуализма всеми возможными средствами провоцируется, поддерживается и поощряется.
Путь к такому состоянию общества, как это ни удивительно, лежал «через» культуру. За одну из важных символических дат начата этого «Большого Шопинг-Пути» можно взять 1907 г. Тогда немецкий архитектор, инженер и дизайнер Петер Беренс, работавший в фирме AEG, использовал художественное изображение не просто для рекламы товара (что дизайнеры делали и до него), а для рекламы типа товара. Сегодня это называют «продвижение товара». Это «продвижение», как и любое движение, осуществляется по определенной линии (вспомним выражения «товарная линия», «кредитная линия»). И вот эта-то линия - неважно, воображаемая или реальная, беренсова рисунка, или их образный синтез («бренд») - трансформироватрансформировалась в исключительно коварную, я бы сказал, зловещую линию поведения современного человека. Как показал Жак Рансьср, беренсова товарная линия была органически связана с assembly line - сборочной линией гениального изобретения Генри Форда - конвейера.
Культура в одной из своих областей - в области изобразительного искусства - вступила на путь линеарности и механической воспроизводимости образов (соединенных с товаром). Код перестал прогрессивно приращиваться, а начал монотонно реплицироваться - как в ДНК. Культура, линеаризируясь, начала терять свои основные экзистенциально-семантические свойства, а значит, и выполнять свои прямые обязанности, возлагаемые на нее историческим процессом.
опасности, которые могли возникнуть в истории в связи с такой трансформацией культурного кода, поначалу не были видны, наоборот, культ машин и механизмов в эпоху модерна и чуть позже авангарда многим вскружил голову. По-настоящему опасность линеаризации культуры первым серьезно осознал и проанализировал, по-видимому, Вальтер Беньямин только в 1936 г. - в эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости». Согласно Беньямину, линейно тиражируемые и массово воспроизводимые произведения искусства, во-первых, утрачивают свою ауру; во-вторых, изменяют способы воздействия на публику; в-третьих, обесцениваются теми условиями, в которых существуют; в-четвертых, выводятся из сферы традиции; наконец, что очень важно, работа по тиражированию эстетической продукции становится самостоятельным родом деятельности. Все это заканчивается тем, что, «когда мерило подлинности перестает работать в процессе создания произведений искусства, преображается вся социальная функция искусства».
Чем закончились сегодня для культуры ее «линеарные злоключения», стартовавшие в 1907 г.? В одной из новейших работ, посвященных гуманитарно-педагогической ситуации в США в 2000-Х-2010-х гг., можно насчитать 28 (!) негативных коннотаций культуры и ни одной положительной! Здесь впору говорить уже о прямой инверсии культуры, если не всей, то существенной ее части (той, которая подвержена омассовлению). Культура не просто перестает выполнять возлагаемые на нее историей задачи по сдерживанию инстинкта зоологического индивидуализма, она провоцирует, поощряет и стимулирует его проявления!
Журнал Машины и Механизмы № 12 (147) декабрь 2017 г.
