Встреча президента США Дональда Трампа с лидером КНДР Ким Чен Ыном, в реальности которой так долго сомневались глобальные масс‑медиа, всё-таки произошла. Как и планировалось ранее, 12 июня, в Сингапуре. Сразу после саммитов "Большой семёрки" и Шанхайской организации сотрудничества.
И если в канадском Ла-Мальбе Трамп не жалел жёсткости и сарказма в адрес традиционных союзников Америки, то на встрече с "северокорейским рокетменом" он был сама учтивость, рассыпаясь в комплиментах своему визави. Контраст был слишком разительным, чтобы полностью списать его на "неадекватность" действующего хозяина вашингтонского Белого дома. Скорее, наоборот — видимо, "на кону" для него здесь стояло нечто гораздо большее, чем на встрече с партнёрами по G7.
Ни финансово-экономический, ни военно-стратегический вес самого Пхеньяна, при всём уважении к подвигам "страны чучхе", такому отношению со стороны американского президента явно не соответствует. Следовательно, дело не в Ким Чен Ыне как таковом, и не в значении достигнутых на сингапурской встрече соглашений, поскольку обозначенные четыре пункта итоговой декларации: США и КНДР принимают обязательства установить отношения между странами в соответствии с желанием народов этих государств добиться мира и процветания; США и КНДР совместно приложат усилия для того, чтобы установить на территории Корейского полуострова устойчивое и продолжительное состояние мира; КНДР подтверждает приверженность Пханмунджомской декларации, подписанной 27 апреля 2018 года, и полному освобождению Корейского полуострова от ядерного оружия; США и КНДР принимают обязательства по возвращению останков военнопленных и пропавших без вести, включая возвращение уже идентифицированных останков, — честно говоря, на "дипломатический прорыв" мирового значения не тянут и никаких конкретных обязательств договаривающихся сторон не предусматривают.
А в чём же тогда дело?
Если рассматривать "бэкграунд" первой в истории американо-северокорейской встречи на высшем уровне комплексно, то обращают на себя внимание следующие обстоятельства.
Первое обстоятельство — внутриполитическое. КНДР — одно из немногих государств мира, открыто занимающих радикально антиамериканскую позицию (к числу таковых относятся сегодня разве что Иран и, уже в меньшей степени, Куба с Венесуэлой). И в этом качестве Пхеньян является постоянной "занозой" для американского "глобального лидерства", которая мешала и мешает "вашингтонскому обкому" чувствовать себя комфортно и уверенно. Можно сколько угодно называть "страну чучхе" государством-изгоем, вводить против неё санкции вплоть до блокады, высмеивать её политических лидеров из "династии Кимов" и т.д., но сути дела это не меняет: пока весь мир видит, что американский "голиаф" не справляется с северокорейским "давидом", сила первого находится под большим вопросом. Поэтому все американские президенты, начиная с Буша-младшего, придавали важное значение отношениям с Пхеньяном. То есть этот вопрос уже минимум два десятилетия находится в фокусе приоритетов американской политики: как внешней, так и внутренней. И сингапурскую встречу Трамп сразу может занести себе и своей партии в актив накануне уже близких промежуточных выборов 4 ноября 2018 года.
Второе обстоятельство — собственно внешнеполитическое. Мы видели, как Трамп в течение всего своего президентства пытался "дрессировать" Ким Чен Ына "кнутом и пряником": то суля лидеру КНДР златые горы, то посылая против него сразу три авианосные группы с приказом "нанести сокрушительный удар". Насколько серьёзно всё было в последнем случае, можно судить по реакции китайской и российской сторон, которые направили к берегам Корейского полуострова свои военно-морские силы, что несколько охладило пыл "Большого Дональда".
Китай, со времён Корейской войны являющийся "старшим братом" для КНДР, успешно использует ракетно-ядерную программу Пхеньяна в качестве весьма эффективного инструмента давления на США не только в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но и в более широком, общемировом масштабе. Когда же дело подошло к критической отметке, свою лепту в урегулирование ситуации внесла и Россия, заявив о недопустимости военного конфликта в непосредственной близости от своих дальневосточных границ. Буквально накануне сингапурского саммита, 31 мая, министр иностранных дел РФ Сергей Лавров посетил КНДР с официальным визитом, в комментариях к которому от российского МИДа "совершенно случайно" было использовано знаковое сочетание "вежливые люди": "Мы получили приглашение, и не абстрактное, а с конкретными сроками. И, как вежливые люди, мы им воспользовались". Так что здесь речь может идти, прежде всего, о весьма отчётливых и, не исключено, заранее согласованных "сигналах" Дональда Трампа в адрес Пекина и Москвы.
Существует также и третье, весьма важное, обстоятельство, которое можно назвать символическим. Речь идёт о том, что Корейская война 1950—1953 гг. была, по сути, последним конфликтом в рамках Второй мировой войны, который формально не завершён и по сей день, — подписанному 27 июля 1953 года между США и КНДР договору о перемирии и прекращении огня, а также о линии демаркации по 38-й параллели северной широты, скоро исполнится 65 лет, а с 13 декабря 1991 года оно дополнено Соглашением о примирении, ненападении, сотрудничестве и обменах между КНДР и Южной Кореей, но официально эта война не завершена каким-либо правовым актом. Теперь это становится не просто возможным, а неизбежным. Подписав соглашение с Ким Чен Ыном, Дональд Трамп ещё раз продемонстрировал готовность США "подвести черту" под Второй мировой и под всем послевоенным мироустройством, с новым "глобальным переформатированием" матрицы международных отношений. Что и говорить, это решительный и важный шаг — правда, к непрерывно удаляющейся линии горизонта…
