Время, когда обретаешь покой и волю
Октябрь нынешнего года в наших среднерусских широтах купается в ежедневном золотом мареве. Солнце встает над землей в густой желтоватой взвеси из тумана и пара. Оно пробивается, рассеявшись в тумане, золотым шаром.А на западе возносится к небу синий сумрак из того же тумана и пара. В их разрывах – небесная синь, а на ней единственный росчерк от следа самолета. След нехотя растворяется в свежей утренней лазури, серебря её на какое-то время.
Слегка касается моего лица золотое безмолвие.
Тонет осенний день октября в этом несказанном безмолвии, от которого растет внутри тебя непонятное волнение, пробегает по всему телу неизъяснимая дрожь. И уже не отделаться от впечатления, что этот октябрьский день незримо берет тебя за руку и ведет в неведомо какие дали, туда, где, быть может, нет счастья, но «есть покой и воля».
И вдруг открываешь для себя, что только среди дотлевающих русских селений, «среди трудов и чистых нег» можно хоть на какое-то время войти в состояние благодати, когда истинную душевную независимость, вожделенную свободу ощущаешь совершенно естественно и просто, без лживой зауми, без надуманных политологических конструкций...
Туман рассеивается. Над головой высоко-высоко опрокидывается ослепительно синяя высь, полная света. Свет падает на задумчивую золотую печаль полей, косогоров, лугов, на дремотное золото леса, где островками среди всеобщего тихого увядания невестятся зеленью сосны и ели. Свет тёпел и нежен, он заботлив и, как родитель, пеленает мне и руки, и ноги, и грудь, согревает какую-то ещё неясную для меня добрую думу, без приглашения гостящую в моей голове. Она, эта дума, бессодержательна и легка, как легкое дыхание осеннего воздуха: внезапно налетит и так же внезапно исчезнет.
Укрываясь золотом, дышит земля. Холмы и леса упираются в далёкие дали. Среди золотого покоя, обретая волю, стою и я. Мне и самому хочется осыпаться золотыми листьями, прорасти где-нибудь у дороги клёном, берёзой, осиной и бесконечно ронять золотые листья, одаривать всё сущее на земле благородной красотой.
Сквозь золотую россыпь садов на утреннем осеннем свету сквозят серебряные купола храма Святой Великомученицы Параскевы Пятницы. К чему-то зовя, серебряно звонят колокола. А с небесной выси доносятся опечаленные прощанием с родимыми местами журавлиные голоса.
Возле моего осеннего деревенского двора, словно свеча в алтаре, вспыхивает березка. Не угасая во весь этот тихий задумчивый день, она горит и горит золотым пламенем. Когда дышит ветерок, то слышно (быть может, это кажется только мне), как березка шепчет молитву перед иконой небес. Что она шлет небесам, что просит у них, смиренно увядая, я не знаю. Но я, покоряясь её состоянию, тоже что-то шепчу, шепчу слова, исполненные просьбы об обретении покоя и воли, любви и сострадательного участия ко всему сущему на нашей благословенной земле.
