Сообщество «Философия истории» 00:00 1 мая 2014

Возвращение истории

На Майдане присутствовало больше тысячи россиян, которые теперь вернулись сюда, они же не скрывали своих планов: начнут там — продолжат здесь. Конечно, после воссоединения Крыма, которое я считаю огромной исторической заслугой Путина, поскольку впервые за 23 года позора Россия что-то обрела, а не потеряла, поддержка российских либероидов со стороны нашего общества упала, если так можно сказать, ниже плинтуса, и с нас это сняло много проблем. Но угроза либерального реванша в России остается, и её нельзя упускать из вида

"Завтра". Сергей Ервандович, первый вопрос связан вот с чем. Вы двадцать с лишним лет занимались искусством, театром, были известным политическим экспертом — и вдруг такой прорыв в область открытой, публичной политики, общественно-политическое движение "Суть времени", красные колонны на марше-митинге 15 марта. Всё это, с одной стороны, впечатляет, с другой — удивляет, с третьей — вызывает упреки то в "политическом театре", то в "театральной политике". Одиннадцать лет назад мне довелось беседовать со Станиславом Белковским, который сейчас ушёл, образно говоря, на другую сторону баррикад, и он еще тогда говорил о современной политике как "театре тотемов". Насколько всё это соответствует действительности? Как это ваше преображение, эта ваша трансформация видятся вам изнутри?

Сергей КУРГИНЯН. Может быть, это кем-то и увиделось как преображение. Но я всегда воспринимал всё происходящее как сочетание игры и истории. При этом история, которую я понимаю как движение народов, воспламененных высоким идеалом, является для меня тем, что только и оправдывает существование человечества. А игра — это то, чем занимаются элиты в условиях отсутствия высокого огненного идеала и народного движения, основанного на любви к этому идеалу. Как вы понимаете, игра в этом смысле для меня отнюдь не является благом. Но зачастую она является необходимым злом. Нет огня… Чужие элиты ведут игру, чреватую гибелью твоего государства… Надо вести контригру… А это невозможно, если ты не понимаешь логики игры, природы игры и так далее.

Я всегда руководствовался именно этим. И потому в условиях временного оскудения исторического потенциала считал себя ответственным за аналитику враждебных нам игр. За моделирование контригры, отвечающей нашим национальным интересам.

Вот почему я никогда не рассматривал себя как эксперта или теоретика и всегда старался как-то влиять на принимаемые решения. Через любой вид деятельности. Через театр, через клубную деятельность, которую начал активно развивать после того оскудения истории, которое породил расстрел Дома Верховного Совета в 1993 году.

И наконец, через публикацию своих статей, которые всегда посвящал осмыслению истории, осмыслению игры, моделированию контригры, осознанию природы связей между игровым и историческим началом. Я всегда занимался именно этим. Прежде всего — в газете "Завтра" у Александра Андреевича Проханова, которому я обязан тем, что стал в некотором роде публичной фигурой, и никогда это не забываю даже в наш весьма неблагодарный век. И за все эти годы несколько раз я испытывал острейшую боль от того, что история, образно говоря, сама по себе, а я сам по себе. Если перевести это на совсем простой язык — толпы людей, воодушевленных своим пониманием блага, идут по улице, а ты смотришь на это из окон своего кабинета, анализируешь, в какую игру и как это вписано. И спрашиваешь себя: "Это все, что ты можешь?"

Так было и в 1991 году, и в 1993-м, когда под моими окнами шли на Останкино защитники Дома Советов, руководителям которых я подробно объяснял, почему Дом Советов должен стать точкой мира, что такое критическая масса сопротивляющихся, почему нельзя первыми начать атаковать противника, проливая кровь и так далее. Я объяснял и что нельзя делать, и что надо делать. Объяснял, что рубильник телецентра находится совсем в другом месте, что шествие должно быть мирным, с флагами и иконами, совсем в другом направлении, — никто не слушал и слушать не хотел. В ответ меня вывели из Дома Советов по чьему-то приказу какие-то странные баркашовцы. После чего руководители стали делать диаметрально противоположное тому, на чем я настаивал. Тем самым они повели людей на бойню, подчиняясь навязанной им логике чужой игры. И вписывая историю в эту чуждую им логику. И вот я стою — вижу, как это вписывание осуществляется, и чувствую свою беспомощность.

Побеждала тотальная игровая провокация. Историческую энергию масс очень умело и быстро слили до дна. И было совершенно понятно, кто за этим стоит. После такого контристорического слива история то ли заснула, то ли умерла. Началась эпоха всесилия игры, эпоха спецопераций и спецслужб.

Тогда я создал Клуб "Содержательное единство" и начал игру с элитами, прекрасно понимая блеск и нищету этой игры. То есть ничего сделать было нельзя, но поскольку я стал руководителем серьёзного аналитического центра, который выстроил определённые отношения с ООН, с другими российскими, зарубежными и международными структурами, кто-то меня как-то слушал, время от времени приглашал на телевидение и так далее.

А потом случилось так, что буквально на ровном месте, из ничего родился проект "Суд времени", который предложила Наталья Петровна Никонова. Она как раз ушла от Константина Эрнста, заместителем которого несколько лет была. Причем ушла не одна, а увела за собой больше ста человек. Тогда это был огромный скандал. А ушла она на Пятый канал, и сразу стала думать, как создать на нем какой-то сверхуспешный, с высоким рейтингом, проект. Таким проектом и стал "Суд времени". Когда Наталья Петровна обратилась ко мне, я хотел отказаться — потому что в том формате, который предполагался изначально: колпаки, мантии, присяжные и так далее, — это не вызывало у меня никакого энтузиазма.

Но Никонова каким-то чутьем нашла нужные слова: "У вас есть миссия, а для шоу миссия нужна". Это меня больше всего потрясло, поскольку я считал, что там, где шоу, никакой миссии быть не может. "А вот вы неправы!" — возражала она. И мой скепсис, в конце концов, уменьшился до размеров, уже не мешавших началу работы.

"Завтра". Да, для кого — шоу, а для кого — и чудо. У Иисуса Христа тоже была миссия и, например, Его чудеса с преломлением хлебов, или с публичными исцелениями безнадежно больных, или с воскрешением мертвых, с некоторой точки зрения тоже можно интерпретировать как "шоу". А как вашим оппонентом стал Николай Сванидзе?

Сергей КУРГИНЯН. Его тоже Никонова предложила: "А если, вот, будет Сванидзе, согласитесь ли вы?" Меня очень веселит, когда говорят, что "Суд времени" — это проект Сванидзе или проект Кремля. Это от начала до конца блестящий проект Натальи Петровны Никоновой.

Никонова твердо знала, что полемику будем вести я и Леонид Млечин. А о фигуре модератора она хотела договариваться. И, подозревая, что я не соглашусь на Сванидзе, выбирала других модераторов на случай, если я откажусь от Сванидзе. Этих модераторов даже вызвали из отпуска. Но я согласился на Сванидзе. Я понимал, что так будет хотя и тяжелее, но весомее в случае успеха. А нужен был только успех, причем сокрушительный.

Я сразу предупредил Никонову, что представляю здесь не себя, а определенную идею, и потому работаю до первого поражения — поражение скомпрометирует не меня, а идею, которую я здесь представляю. И вдруг выяснилось, что эту идею, эту позицию поддерживают 88-89% телезрителей… Это был шок для всех. Для одних — профессиональный, для других — идейный. Причем сама Наталья Петровна — высочайшего уровня профессионал с настоящими либеральными убеждениями, которые заключаются в том, что человек обладает свободой воли, свободой мысли и свободой слова, а раз так — эти свободы нельзя подавлять, все мнения должны быть услышаны. Побольше бы нам таких либералов! И когда на неё стали по поводу "Суда времени" давить — не из Кремля, а из комьюнити, из круга её либеральных знакомых, она сказала, что проект успешный, у него высокий рейтинг и пусть народ сам решает, как голосовать.

"Завтра". А потом?

Сергей КУРГИНЯН. А потом так совпало, что Эрнст, наконец, дотянулся до Пятого канала, и Никоновой нельзя было там оставаться. Она ушла на Второй канал. И вскоре организовала там второй проект — "Исторический процесс", где я и Сванидзе полемизировали без посредника.

В перерыве между двумя телевизионными проектами я решился на интернет-проект "Суть времени", который оказался неожиданно крайне успешным. Что же касается очень тонкого проекта "Исторический процесс", то к какому-то моменту вся эта тонкость столкнулась с грубостью новой подлинно исторической ситуации, возникшей после восемнадцатилетнего перерыва. Снова масса людей на улицах… Снова кипят страсти по поводу тех или иных идеалов… "Исторический процесс" мог либо умереть, либо стать частью этих исторических уличных действ. Он и стал частью этих действ. Сванидзе проиграл — еще более сокрушительно, чем Млечин.

Мне удалось выполнить то, в чем я поклялся самому себе в 1993 году. Я стал частью нового исторического потока. Этот поток благодаря движению "Суть времени" удалось подчинить воле большинства и направить в созидательное, а не разрушительное русло.

После чего возник вопрос: доколе?

Все нужные слова о нашей истории были мной с телеэкрана сказаны и страной услышаны. Я победил с сухим счетом. Побед этих — более шестидесяти. И что дальше? Нужно, чтобы их было более шестисот? Но тогда они обесценятся. Тогда окажется, что это и впрямь всего лишь шоу. Что в стране все меняется, кроме баталий между Сванидзе и Кургиняном.

А главное — пробуждение истории. В условиях такого пробуждения снова и снова получать по 90% голосов, доводя Николая Карловича буквально до потери лица, не имело уже никакого смысла. Наконец, в стране после долгого перерыва снова запахло реальной политикой и энергиями больших человеческих масс. И я убежден, что свою роль тут сыграли телепередачи "Суд времени" и "Исторический процесс". А главное — интернет-передача "Суть времени" и созданное на ее основе движение.

"Завтра". Вы связываете пробуждение истории с Болотной площадью?

Сергей КУРГИНЯН. Да. Я ведь чувствовал, что "Суду времени" Кремль, где в 2010-2011 годах были очень либеральные люди, разрешает существовать неспроста. У меня есть определенный опыт решения таких головоломок, и я понял, что идея социальной справедливости и — шире — "красная идея" кому-то нужны для чисто игрового использования. Причем использования сугубо деструктивного.

Я должен был, по замыслу этих игроков, подраскачать красные страсти и отойти в сторону, передав энергию масс Зюганову, который привел бы эту энергию на Болотную площадь.

Понимая, что такова игра и сознавая, что контригры мало, я задействовал какой-то исторический потенциал. Повторяю, я это сделал в паузе между закрытием "Суда времени" на Пятом канале и открытием "Исторического процесса" на Втором канале.

И я все построил по принципу анти-шоу. Именно на этом принципе была основана интернет-передача "Суть времени", к которой потянулись не сотни людей, а десятки тысяч. Шанс на историю был минимален — но его удалось использовать.

И тогда игра, в которой меня хотели всего лишь использовать, оказалась мною разрушена. И произошло то, что всегда происходит, когда игроки, веря во всесилие игры, отказываются учитывать возможность пробуждения истории.

Расскажу чуть подробнее об интернет-передаче "Суть времени".

Я люблю, когда чуть-чуть меняются названия, тем самым подчеркивая преемственность. Итак, "Суд времени" закрыт, пусть будет "Суть времени". Мой зять, очень хороший компьютерщик-технарь, взялся снимать мою первую речь прямой камерой: говорящая голова, ничего больше, — и мы ждали, что на сайте клуба вместо обычных 150-200 человек будет 600-700, рост в 4 раза, очень хорошие цифры. Но когда в первые дни было 25 тысяч посещений, я ощутил: в обществе что-то произошло. Люди захотели понимать, что с ними произошло и куда двигаться дальше. Это был март 2011 года. Тогда я сделал самый смелый шаг в своей жизни — я предложил своим зрителям и слушателям записываться в виртуальный клуб "Суть времени". За месяц записалось тысяч 30. Это очень серьезная цифра для начала.

Но мне было мало, что люди зарегистрировались на нашем сайте, я предложил им собираться в ячейки и участвовать в социологическом опросе на тему "Вы за или против десталинизации в России?" И люди принесли десятки тысяч заполненных анкет, насобирали их по соседям, знакомым, по электричкам, где угодно.

И стало ясно, что это уже не фан-клуб имени Сергея Кургиняна, а что-то принципиально другое, какая-то никем не просчитанная, "не ловленная" возможность, благодаря которой есть шанс выйти из сценария.

Тут еще подоспела новая телевизионная передача, которую Наталья Петровна Никонова создала сразу же после того, как оказалась на Втором канале. На мой взгляд, никогда в мировом телевидении не было ничего настолько сложного, представляющего разные точки зрения. И недавно мне Наталья Петровна призналась, что это ее самый любимый проект. Странно, что было много позитивных оценок от телеведущих, чего в принципе никогда не случается.

Передача вышла в эфир тогда, когда я в городе Хвалынске летом 2011 года открыл первую школу движения "Суть времени". На школу собрались больше 300 человек. Они до этого никогда не собирались вместе. Собравшись, они кипели, шумели, спорили. Я пытался как-то воздействовать на этот первичный, начиненный разными энергиями протополитический бульон. Бульон этот оказался по-человечески очень перспективным, готовым к выходу из протополитической стадии. Но как организуешь этот выход? Было ясно, что никакие деньги этого выхода не обеспечат. Что обеспечивать это надо: а) идейно, б) кадрово.

Сознавая особую важность кадрового момента, я полностью переориентировал весь свой центр на эту школу и понес большой материальный ущерб, потому что ничем другим мы больше не занимались. Но при чем тут материальный ущерб? Я никогда не действовал в поисках материальных выгод. Я ждал возвращения истории. Я знал, что она вернется поздней осенью. И что было бы позорным не подготовиться к этому возвращению.

"Завтра". Готовили сани летом, зная, что придет зима?

Сергей КУРГИНЯН. Да. Перед 7 ноября 2011 года ко мне подошли члены "Сути времени" и сказали: "Мы хотим провести праздничный мини-митинг. Вы не против?" Я ответил: "Я не только не против. Я на этот митинг приду и там выступлю".

Придя к метро "Улица 1905 года", я увидел на площади человек триста членов движения "Суть времени". Для начала это было совсем неплохо.

И тут-то я и подумал: "Либералы хотят, чтобы я фактически передал народную энергию в их руки. А ведь вот она, народная энергия. Зачем ее передавать в чужие — безусловно, грязные — руки?"

Говоря о передаче благородной энергии в грязные руки, я имел в виду следующее. Либеральные элитные кремлевские игроки вовсе не хотели, чтобы Зюганов победил Путина на выборах 2012 года. Они не хотели даже победы Зюганова на думских выборах. Их расчет был в другом. В том, чтобы объявить выборы сфальсифицированными, подогнав под этот лозунг как можно больше социально протестного населения. Чтобы под любыми флагами, в том числе красными, чем больше тем лучше, оседлать эту волну. И сделать так, чтобы в президенты прошел тот, кто в выборах не участвовал.

Мой опыт помог мне получить эту информацию моментально и понять, что за картина маслом там пишется, и в какую обойму, по существу, вписан Зюганов. Причем вписан именно теми людьми, которые потом реально привели коммунистов на Болотную.

И когда после выборов в Госдуму объявили протестный митинг "за честные выборы", я моментально объявил о проведении контрмитинга на Воробьевых горах. Мне говорили: всё это зря, придет от силы полтысячи человек, вы проиграете. И я эти дни носился по всем партиям, по всем общественным организациям, договариваясь об их участии, выступлении их представителей. И только в одном случае мне потом не удалось выполнить свои обязательства — время митинга истекло. Пришло около четырех тысяч человек. На Болотной тогда собралось тысяч 25-30, но по энергетике мы их превосходили даже не на порядок, а на несколько порядков, так всё было накалено. И мы символически сожгли белую ленту, сказали "Нет!" этой "снежной революции", которая задумывалась в очень высоких кабинетах и у нас в России, и за рубежом.

После этого уже ко мне пошли и политики, и бизнесмены, и кто угодно. То есть не физически пошли, а инициатива исходила от них. В итоге на Поклонной горе мы собрали около 150 тысяч человек. Говорят, что их из Люберец и других мест на автобусах свозила бюрократия.

Во-первых, в Люберцах есть не только бюрократия.

Во-вторых, автобусы — это самое дешевое средство передвижения.

А в-третьих, сколько было этих автобусов? Если бы на автобусах приехало 150 тысяч людей, то понадобилось бы три тысячи автобусов. Вы представляете себе такое количество?

Москва стояла бы вообще намертво, никто бы не доехал никуда. Так что автобусов реально было качественно меньше. А вот про метро у меня был отдельный разговор, в том числе и с проснувшимися представителями власти. Меня накануне митинга, когда уже было ясно, что людей будет огромное количество, пригласили на совещание. На совещании долго обсуждалось, какой должен быть временной интервал между поездами метро.

В итоге сделали такой интервал, что тридцать тысяч не сумели доехать до Поклонной горы. Поклонная гора — проект Кремля? Полно! Президент России сказал после Поклонной горы, причем весьма проникновенно, что сто пятьдесят тысяч на административном ресурсе не соберешь. Это понимали все — специалисты из Кремля, и "болотные оппозиционеры".

Кстати, я ехал на митинг на метро, и когда вышел из вагона, то, честно говоря, сердце чуть не остановилось. На каждой ступени эскалатора по три человека. Людей так много, что может начаться давка… Но люди были веселы, спокойны… Всё обошлось.

Я был одним из ведущих митинга. Вторым ведущим был Максим Шевченко. Все ждали прихода Зюганова. Он обещал прийти — и не пришел. Открывая митинг, я сказал, что являюсь противником политики Путина, но считаю необходимым собрать все патриотические силы на митинг для недопущения оранжевого переворота. Я знал, что такое мое выступление, мягко говоря, небезыздержечно. Но история — это штука, способная творить чудеса с теми, кто оказывается существенно вовлечен в ее действа. Моя вовлеченность в это действо привела к тому, что я каким-то особым образом осознал и почувствовал: несколько тысяч молодых людей, пришедших на Воробьевы горы и запустивших антиоранжевый уличный механизм, породивший Поклонную гору — это моя судьба.

"Завтра". У постороннего наблюдателя после митинга на Поклонной горе, после президентских выборов могло сложиться впечатление, что вы отошли куда-то в сторону. Так ли это, и если так, то почему?

Сергей КУРГИНЯН. Нет, просто наша первичная политическая цель была достигнута, "болотный проект" сорван. Наши "оранжевые" отпрыгнули сразу, американцы отпрыгнули. Американцы всегда отпрыгивают, когда в их игру вмешивается история как нечто непредусмотренное. "Суть времени" была не предусмотрена американцами. Вот они и отпрыгнули. Что же касается самой "Сути времени", то ей нужно было время, чтобы оформиться. И нужна была новая масштабная цель, на этот раз не антиоранжевая, но такая, которая будет соразмерна заявке "Сути времени" на изменение глобального вектора.

Такой целью стала защита традиционных ценностей общества, в том числе борьба против ювенальной юстиции. Впрочем, это, наверное, тема для отдельного разговора. А вот когда речь зашла о возможности экспорта "Майдана" в Россию, мы и прошли по улицам Москвы красными колоннами, чтобы все знали — здесь повторения украинского варианта не будет.

"Завтра". Сергей Ервандович, а как, по-вашему, вообще отзываются украинские события в России, какие перспективы появились у "пятой колонны" в связи с приходом к власти "майданной" хунты? Насколько эти процессы угрожают сегодня социально-политической стабильности в нашей стране?

Сергей КУРГИНЯН. Я повторю, что не первый год занимаюсь политикой и прекрасно знаю, насколько Россия и Украина между собой связаны. То, что происходит на Украине, через некоторое время приходит и к нам. И наоборот. Акции "болотной оппозиции" зимой 2011-2012 годов не превратились в российский Майдан только потому, что нам быстро удалось организовать ответные массовые "антиболотные" выступления, по своим масштабам и по своей энергетике намного превышающие митинги оппозиции. Хотя не только за рубежом, но и в Кремле были мощные силы, которые хотели сделать президентом России либерального прозападного кандидата. Эти силы удалось тогда остановить. И если бы из тех же юго-восточных регионов Украины те же люди, которые сегодня берут административные здания, могли поехать в Киев, если бы их было кому организовать и направить, никакой "победы Майдана" на Украине бы не было. А она сегодня есть, и это немалая проблема для России.

На Майдане присутствовало больше тысячи россиян, которые теперь вернулись сюда, они же не скрывали своих планов: начнут там — продолжат здесь. Конечно, после воссоединения Крыма, которое я считаю огромной исторической заслугой Путина, поскольку впервые за 23 года позора Россия что-то обрела, а не потеряла, поддержка российских либероидов со стороны нашего общества упала, если так можно сказать, ниже плинтуса, и с нас это сняло много проблем. Но угроза либерального реванша в России остается, и её нельзя упускать из вида.

Материал подготовил Владимир Винников

1.0x