Инженер капитан-лейтенант Романов был первым управленцем на нашей атомной подводной лодке.
Это очень высокий статус, вроде статуса первого тракториста на деревне. Только, как правило, первый тракторист является и первым парнем на деревне. А Романов на это уже не тянул.
Романов управлял ядерной установкой и управлял лучше других, за что и пользовался на лодке заслуженным уважением.
Но все на лодке всегда были чем-то заняты, уставали и отдыхали, огорчались и веселились, ссорились и мирились. Начальники ругали и, гораздо реже, хвалили подчиненных, подчиненные показывали начальникам фигу в кармане. И все такое прочее.
Лишь один Романов был вне этих сторон лодочной жизни. Все это было не для него, потому что он был на лодке временным человеком.
Правда, временным человеком он являлся уже пять лет, и было не очень ясно, как долго пробудет еще.
Пять лет назад Романов закончил гражданский ВУЗ с военной кафедрой, став там лейтенантом, и его призвали служить на два года.
Но уже подходил конец третьего срока, а Романова все не демобилизовывали. Специалистов на флоте после хрущевского сокращения катастрофически не хватало, особенно таких хороших, как Романов.
Даже через десять лет после того сокращения, нехватка офицеров была страшной.
В 1968 году, во время чехословацких событий и незадолго до событий с Романовым, нам сыграли тревогу. Все мы тогда были уверены, что вот-вот нам на головы посыплются атомные бомбы – было ясно, что первый удар нанесут по местам базирования стратегических ударных атомных ракетных лодок. Но наша дивизия атомных ракетных подводных лодок не смогла выйти в море из-за нехватки офицеров. Даже по тревоге.
Я тогда был штурманом сразу на пяти подводных лодках, бегая с лодки на лодку. Мой родной экипаж, экипаж Шарова, был на послеавтономочном отдыхе, и я немного пораздумывал: с кем идти на войну? Побежал на К-22, нашу гвардейскую лодку. Воевать – так в гвардии.
Так командир этой лодки, которым я раньше любовался, потому что он носил роскошную бороду и считался у нас интеллигентом, сначала обрадовался, что я прибежал именно к нему. А потом, чтобы я не передумал, приказал раздеть меня и выставить охрану. Дескать, голым, на севере, да еще и из-под охраны, не убежит! Что и было сделано, несмотря на мои возмущенные вопли: «Я же сам пришел!»
А в это время радиоэфир и воздух над нашей базой заполнились весьма недипломатичными требованиями командиров четырех других лодок о передаче меня, потому что я служил, согласно имеющимся приказам, и у них. Предпринимались даже попытки отбить меня засылкой диверсионных групп. Но гвардия не сдалась, хоть и не смогла сразу выйти в море. Не позволяли другие наши лодки. Вместо войны с противником развязалась война за обладание мной. Может, поэтому тогда и не случилось третьей мировой.
***
Вопрос нехватки кадров для лодок был все еще очень острым и во времена первого управленца Романова.
А время для него уходило. Все однокашники Романова по институту уже стали начальниками секторов, а некоторые – заместителями начальников отделов, все стали кандидатами наук, а некоторые подбирались уже и к докторской, а он оставался оператором.
Но скажите: у кого из однокашников Романова были в полном распоряжении два ядерных реактора? Вся ядерная физика работала на его реакторы, большинство идей в ядерной физике появлялось из опыта и потребностей эксплуатации этих реакторов.
Если бы эти реакторы попали ко мне, то я мгновенно превратил бы их из рабочих в исследовательские. (Слышу, слышу твой вздох облегчения, читатель, что этого не случилось.)
Кроме того, очевидно, Романов остался в душе гражданским человеком и не мог заниматься исследованиями в условиях «нецивилизованной военщины». Он не смог привыкнуть и не собирался привыкать к командам, докладам, построениям, учениям и такому прочему. Любому гражданскому военные представляются безмозглыми оловянными солдатиками, беспрерывно отдающими честь друг другу.
На самом деле, обычный военный этого просто не замечает, как не замечает шофер, что он переключает скорости рычагом. У профессионального военного вся эта военная атрибутика впитывается в кровь с первых лет службы и не отвлекает от главного. Я вот только над первым своим подворотничком размышлял, как его пришивать: насквозь или не насквозь. Все остальные мои тысячи подворотничков пришивались как бы сами собой. Как надел первый раз новобранец фуражку, так и будет носить ее до конца службы. И я издалека вижу своего дружка, бывшего матроса Петю, ставшего уже адмиралом, по манере носить фуражку на затылке.
Конечно, в армии и на флоте достаточно индивидуумов, которые застревают на фазе первоначальной отработки, считая шагистику началом и концом военной деятельности, мучая бедного Петю требованиями поправить фуражку. Но ведь полным полно режиссеров, не пошедших дальше театральной вешалки, учителей, умеющих только кричать и требовать дисциплины. Увы, таких почти невозможно переубедить.
Романов видел в военной службе только шагистику и все больше убеждался в необходимости ухода с флота. Но как? Не отпускают же! Все его рапорты кладутся под сукно, хоть это и противозаконно.
Напиться пьяным? С одного-двух раз не уволят, но замотают нравоучениями. Да и кто возьмет потом пьяницу в ядерную физику или ядерную энергетику?
Примеров силового ухода с флота коллег была масса, но ни один из способов не был приемлем для Романова.
Некоторые офицеры, например, заявляли, что стали верующими. И таких увольняли. Но чтобы быть убедительными, этим офицерам приходилось изучать религиозную литературу. Постепенно они накапливали в себе такой запас религиозности и так увлекались возможностью безбедной жизни под патронажем своего божества, что становились непригодными к нормальной человеческой жизни и переходили полностью на профессиональную религиозную стезю.
***
Но Романов не зря всю жизнь был отличником и стал первым в профессии. Он нашел возможность уйти с флота, оставаясь человеком. Он решил прогулять выборы органов советской власти.
Не выйти на избирательный участок в воинской части было невозможно. Нет, силой никого не гнали. Но в день выборов, уже в пять часов утра включали свет, гремела музыка, и к шести все выстраивались у входа в избирательный участок.
Замполиты соревновались, кто быстрее проведет выборы, и всегда выявлялась передовая часть, в которой несколько сотен человек голосовали за пару минут. Явка всегда была стопроцентная, и все голосовали «за». Кандидат всегда был один. Получив бюллетень, его сразу же опускали в урну, не заходя в кабину. «Против» проголосовать было невозможно, потому что для этого надо было черкнуть по бюллетеню на виду у членов комиссии или зайти в кабину. После чего немедленно подошли бы эти члены комиссии и поинтересовались: «Объясни, что ты имеешь против советской власти?»
А Романову хотелось оттянуть эти объяснения насколько возможно. Он всегда был советским человеком, но теперь не видел для себя другого выхода, как пойти против советской власти. Иначе – разве только в петлю. Поэтому Романов записался в списки избирателей в нашем военном городке, где у него была квартира и семья. И решил сбежать с выборов там.
Утром в день выборов он попрощался с женой и ушел в сопки. Жена рыдала так, как не рыдала, когда Романов уходил в автономки.
В городке режим голосования был более мягким, чем в воинских частях, но и там все старались исполнить гражданский долг до часу дня. Потому что уже в два часа пополудни по квартирам начинали бегать члены избирательной комиссии с вопросом: « А Вы чего не голосуете?»
В два часа прибежали и к Романовым. Жена, изведшаяся по супругу, – как он там, в сопках, там, говорят, медведей видели, – сразу же выдала коварный план Романова и умоляла найти его и спасти.
Позвонили в часть. Оттуда выслали в сопки группу захвата, которая отыскала Романова и, как было приказано, связала его и доставила в нашу часть.
Офицерам лодки скомандовали сбор в кают-компании ПКЗ (плавучей казармы). Мы вошли и расселись. Командир лодки и его заместитель по политчасти уселись в импровизированный президиум.
Внесли связанного Романова и положили на палубу кают-компании.
Несколько слов попытался сказать заместитель. У нас был хороший и интересный экипаж, в котором каждый – личность особенная. И заместитель был душевный, не карьерист, не бюрократ. Он высказал полную растерянность из-за произошедшего, и, было ясно, переживал за Романова, а не за себя и не за советскую власть. Винил себя, что вовремя не понял, что Романов дошел до края.
Командир лодки, внешностью похожий на плюшевого мишку, налился гневом, прервал заместителя, «мямлю этакую», и принялся за дело сам. Поднял со стула командира БЧ-5, поставил его рядом с лежащим Романовым и пустился в крик.
***
Кричать всегда, кричать везде, когда на берегу, – это был заскок нашего командира. Почти все имели заскоки, а командир что, рыжий?
В море он был даже молчаливым, очень любил слушать моряцкие байки. Часто попадался на розыгрыши. У меня до сих пор лежат книги стихов, которые он брал у меня и отчеркивал ногтем самые возвышенные места. Другие командиры только фыркали на эти стихи.
Но на берегу с ним было тяжеловато. Стоило лодке пришвартоваться, он начинал почти безостановочно орать. И снова делался нормальным, как только с лодки отдавали концы.
Когда я впервые появился на этой лодке, комингс (порог) переступить не успел, командир сразу же заорал и на меня. Я как-то автоматически (перепугавшись?) схватил его за горло и прошипел:
– Еще раз рявкнешь на меня – удавлю.
И командир никогда не кричал на меня больше. Не потому что испугался: он был отчаянно, запредельно смелым. Никогда не дрогнул ни перед какой смертельной опасностью. Думаю, дело было во все той же нехватке кадров. Командир не хотел лишиться готового штурмана, который достался ему недешево.
Потом иногда я ловил на себе заинтересованный взгляд командира: «Неужели удавил бы?» Тогда я легонько подмигивал, отвечая взглядом: «И не сомневайся!»
Самое интересное, что вскоре меня стали считать любимчиком командира. На всех кричит, а со мной всегда вежлив и предупредителен.
Вот, народ! Душил же я командира у всех на глазах. Так нет бы и самим его придушить.
Каждый профессиональный военный обязан иметь командный голос. Но зачем? Только затем, чтобы в грохоте разрывов поднять полк в атаку. Применять же голос в бытовых разборках, в обыденной жизни – это ж из пушки по воробьям.
А вот командир БЧ-5 капитан 2 ранга Евтушенко Владимир Иванович, на которого кричал командир лодки, был даже без намека на какой-нибудь заскок. Спокойный и светлый человек. Нравился мне он чрезвычайно. За то, что он, почти единственный на лодке, был без заскоков, я готов был носить его на руках.
И ведь носил! Когда у него были проблемы с ногой, я сам напросился и целый месяц с величайшим удовольствием таскал его, смущенного, на закорках.
Сейчас командир БЧ-5 вел себя грамотно. Он слушал упреки командира молча. Знал, что спорить с командиром, все равно, что подбрасывать в топку дрова. Он тогда точно никогда не остановится.
Командир кричал про немыслимые жертвы, понесенные нашим народом, про борьбу с самодержавием и революцию, про гражданскую войну и первые пятилетки, про Великую Отечественную войну и восстановление народного хозяйства. Все это было сделано для Романова и для того, чтобы Романов смог проголосовать. А он, подлец, наплевал на все. А командир БЧ-5 – никудышный воспитатель, раз допустил такой позор для лодки, для флота и для всего человечества.
***
Я сидел, переживал за командира БЧ-5 и немного за Романова, слушал командира и понимал, что он передергивает. Что это за выборы такие, когда избирателя отлавливает группа захвата и доставляет связанным на избирательный участок?
Ведь действительно миллионные жертвы были принесены у нас, чтобы избавиться от элиты, от самодержавия, от дворянчиков, от власти толстосумов, чтобы власть назначалась народом и действовала в интересах народа.
У нас же выборы превратились в фарс, в унижение народа, у которого не было никакого выбора. Приходи и голосуй за того, кого подсунут начальники. Явный идиотизм.
Ведь в чем был смысл марксизма? Только в передаче прибавочной стоимости народу. Тогда, когда эта прибавочная стоимость пойдет сплошным потоком, предполагалось, и наступит коммунизм.
Для такой передачи и была придумана общественная собственность, классовая борьба, диктатура пролетариата, руководящая роль партии и т. д., и т. п.
Но никто не занимался проблемой оценки прибавочной стоимости, никто не искал способ передачи ее народу, не пытался идентифицировать ее в новых деньгах, выпускаемых государством. Но коммунизм, по дороге в который эта прибавочная стоимость должна была быть переданной народу, строили. Уповая на гениальность учения и руководителей.
И когда, после отмены золотопаритетности денег в 1976 г., возможность создания такого сплошного потока товаров, сопровождаемого соответствующим потоком выпускаемых денег появилась, советские ученые, коммунисты и власть этого не поняли. А народ, который мог бы подправить власть, слушать разучились.
Нельзя было исправить ошибки волей и разумом масс, воля и разум народа были заблокированы фальшивостью выборов без выбора.
***
Эта же фальшь была слышна и в крике командира, вопившего уже полтора часа подряд.
Вдруг командир БЧ-5 дернулся телом: раз, другой. И свалился без сознания рядом с Романовым.
И тут произошло такое, что глаза у всех нас полезли на лоб.
Распаленный командир сорвался со своего места в президиуме, коршуном подлетел к лежащему командиру БЧ-5 и, нагнувшись над ним, бездыханным, продолжил еще яростнее обличать его, негодного воспитателя.
Офицеры снялись с мест, оттащили командира, привели в чувство механика, развязали и отпустили домой Романова. Насовсем.
***
Недавно, спустя почти сорок лет после той истории с Романовым, эскалатор метро вынес меня прямо на командира.
Обнялись, пустили слезу.
Командир сообщил, что пишет мемуары о нашем боевом прошлом. Я рассказал, что работаю в местной газете коммунистов, пытаясь разобраться: кем мы были и чем стали? Нам с командиром было понятно, почему мы оказались в писателях и журналистах: все моряки записные болтуны и трепачи. Чего еще делать в море, когда кругом одна вода?
Командир, наклонившись ко мне, доверительно, на ушко, заявил:
– Терпеть не могу коммуняк.
Я удивился и спросил, с чего это он так резко поменял свое мнение о коммунистах?
– А что они мне дали? – гордо вскинув голову, ответил вопросом на вопрос командир.
***
Относительно свободные выборы были введены в СССР в 1988 г. Это позволило избежать многих жертв при разрушении СССР.
Не Горбачев, не Яковлев, не Ельцин и не те многочисленные «демократы», которые все «несли бревно» с Горбачевым и Ельциным, ввели свободные выборы в СССР. Историю трусы и пьяницы не делают, они ее только сдают. Это, вопреки им, сделали коммунисты. Но многократно заявлялось, что ввел свободу выборов, якобы, Горбачев. Заявлял и Ельцин, что это сделал он. Только Яковлев признался, что он не знает, кто это сделал.
Горбачеву и Ельцину нормальные свободные и честные выборы не были нужны. Как сегодня это не нужно и нынешним нашим властителям. Им нужна одна только их личная победа. Любым путем. А от наказания за результаты этой их «победы» они уходили и пока уходят, выручая и покрывая друг дружку.
***
Свободные выборы нужны нам, простым гражданам нашей страны, чтобы были нормальные законы и нормальное их исполнение. Чтобы нас не обворовывали так нагло, как обворовывают сейчас. Чтобы ворье не уходило от наказания, как уходит сейчас. Чтобы мы выживали и жили, а не вымирали, как вымираем сейчас.
Сегодня, когда Российская Федерация стала правопреемником СССР, предпринимаются попытки осудить в законном порядке Ельцина, Горбачева и прочих, разваливших СССР, клятву верности которому они все приносили. К этому осуждению есть все юридические основания.
И тогда делаются заявления о праве революции, которую эти господа якобы совершили. Говорят и о том, что, дескать, народ, армия и флот, правоохранительные органы не поднялись на вооруженную борьбу с ельцинизмом за сохранение СССР и этим, якобы, поддержали ельцинизм. То есть, упрекают народ и структуры СССР в ненарушении юридических норм, упрекают народ в отсутствии экстремизма и терроризма.
Так ведь в том и был смысл преобразований 1988-1991 годов, чтобы власть стала юридически ответственной. Контрпереворот Ельцина в 1991 году был совершен им, чтобы уйти от этой ответственности.
Дело ведь не только в наказании преступников. Дело в предотвращении преступлений. Дело в создании такой ситуации, когда власть не будет работать в режиме «что хочу, то и ворочу», а будет выполнять решения народа, будет подконтрольна народу в нормальном, законном режиме, без необходимости для народа совершать революции и террористические акты.
Ни ЦК КПСС, ни сегодняшнее руководство не должны ничего решать за нас, как мы привыкли думать. Они, дескать, решают, а мы выполняем или саботируем. Никакой «дядя» ничего за нас не сделает. Он только может воспользоваться тем, что мы «хлопаем ушами». В своей жизни мы повинны сами. Пора нам перестать кивать на Маркса, Ленина, Сталина, Горбачева, Ельцина или Путина. Пора перестать ждать у моря погоды. Всё должны решать мы сами, в том числе и вырабатывать, если это нам необходимо, предложения руководству и настаивать на их внедрении.
Прежде всего, мы должны требовать финансирования нашего труда на местах нашим (государственным) финансированием, требовать справедливого распределения новых денег, выпускаемых государством, требовать свободного доступа к средствам производства, к земле, к образованию, к культуре. Требовать свободных (от административного, бандитского, денежного и пиарного давления) выборов органов власти. Соответственно, первое, что мы должны потребовать от сегодняшней власти – прекращения организации воровства и бандитизма управлением государства, потакающим разворовыванию денег, выпускаемых по результатам нашего труда. Деньги должны выпускаться только государством. Выпускаемые деньги должны полностью, открыто, законно и справедливо (через бюджеты всех уровней) проходить к населению страны.
Мы должны добиваться уверенности в своем будущем. И такую уверенность мы можем получить, если получим связь заработной платы, пенсий, пособий, стипендий с выпускаемыми деньгами. Наши доходы у всех нас смогут расти только тогда, когда будет установлена законная (бюджетная) связь их с выпускаемыми деньгами.
***
Но есть и еще одна дорога к счастью, помимо организованной борьбы, возможность которой появилась с введением какой-никакой свободы выборов.
В нашей сегодняшней системе выборов не всегда все решают деньги, не всегда все решает административное и бандитское давление. Что-то каждый кандидат обязательно должен говорить. И это что-то стоит больше, чем деньги. Часть выборов обеспечивают деньги, а часть может обеспечить смысл, который невозможно полностью забить пиаром. Как невозможно и никакими деньгами побороть смысл. Если, конечно, нет сплошной подтасовки результатов выборов.
Но победа смысла может случиться только если есть этот смысл и если есть в нем заинтересованность.
Да, сегодняшние партии не проявляют заинтересованности в пользе народной. Все они борются за власть, за право обладания и распоряжения, по своему разумению, оценкой прибавочной стоимости, не собираясь передавать прибавочную стоимость народу деньгами. Не видят они в этом смысла, а народу не очень известен этот смысл. Не было ведь пока общеизвестных попыток передачи оценки (денежной оценки) труда трудящимся, – открытой, полной и законной (бюджетной) передачей денег, выпускаемых государством.
Но вот любой, даже олигархический «независимый» кандидат, может попасть в такое положение, когда ему немного будет не хватать для победы на выборах, когда он уже исчерпает ресурс пиара, денежный ресурс. И вот тогда, в отчаянии, он может привлечь для победы на выборах смысл.
Например, заявит, что наведет порядок в выпуске государством новых денег и в честном и справедливом их распределении потрудившимся. Заявит, что на первое место в своей деятельности поставит показатель выпуска новых денег, если он избирается на федеральном уровне, или показатель получения новых денег регионом или местным самоуправлением от управления государством, если этот кандидат избирается на региональном или местном уровне.
То есть этот кандидат заявит, что он отдаст «каждому по труду».
Конечно, этот кандидат будет приветствоваться народом и пройдет на выборах. Неважно, что он олигарх или представляет олигархию. Важно, что он сделает благое дело для народа.
Понятно, что этот кандидат, скорее всего, как это пока всегда делается, потом наплюет на свои заявления и займется набиванием своих собственных карманов. Но он донесет до публики знание о значимости новых денег как оценки труда. Глядишь, публика потребует от партийных руководителей привести программы партий в соответствие с этим знанием. А партия, вооруженная таким знанием, сможет окончательно привести страну к «каждому по труду».
Прежде других, уверен, воспрянут коммунисты. Народ, получив от кандидата на выборах знание того, как его эксплуатируют сегодня фглонисты, начнет задавать вопросы и коммунистам. А у коммунистов есть возможность установить эту современную эксплуатацию нас уже не капиталистами, а фглонистами, на научной базе, используя теорию прибавочной стоимости Маркса. То есть установить, что эксплуатация нас совершается не присвоением нашей абстрактной прибавочной стоимости, а присвоением наших выпускаемых денег, в которые превращается прибавочная стоимость. Тогда станет понятно, что после отмены золотопаритетности денег, выпуск денег изменился, капиталисты перестали получать выпускаемые деньги (прибавочную стоимость, прибыль) и исчезли. Сегодня эксплуатация нас, по нашей же неизмеримой тупости, перешла в руки ворья, фглонистов, частных банкиров, незаконно выпускающих себе деньги. Избавиться от этой эксплуатации стало просто. Надо направить общие (коммунистические!) выпускаемые деньги в общий (коммунистический!) кошелек - в бюджет. Что и так положено делать по закону и совести.
А уверенно узнать, что теперь, после кончины капитализма, нам надо входить в коммунизм, а не в социализм или еще куда, коммунисты могут из учения Маркса о развитии человечества. Многие знают, что формацию определяет соответствующий способ производства, что каков способ производства, такова и формация. Многие ошибочно считают, что производительные силы меняют производственные отношения, выдвигая новый способ производства, позволяющий войти в новую формацию. Но немногие сегодня знают, что впереди способа производства и самой формации идут формационно образующие цивилизационные подвижки, позволяющие резко увеличить производительность труда и сменить способ производства и саму формацию. И только тогда производительные силы начинают изменять производственные отношения, в интересах формирования новой формации.
К. Маркс,, Ф. Энгельс, И. В. Сталин говорили, что феодализм – это ветряная и водяная мельницы, капитализм – это ткацкий станок и паровая машина. В. И. Ленин, по аналогии, даже предположил, что коммунизм – это электрификация.
Но оказалось, что коммунизм – это отмена золотопаритетности денег, снявшая все объективные причины, ограничивающие рост производительности труда. Теперь не требуется больше таких подвижек, потому что достигнут высший уровень условий для роста производительности труда. Теперь наращивай производительность труда, сколько нужно, теперь выпускай товаров, сколько сможешь, только успевай выпускать соответствующие деньги для реализации товаров. Мы, в результате отмены золотопаримтетности денег в 1976 году, получили способ производства, окончательный для человечества. Теперь человечество начало выход на простор своего развития.
Но пока этот могущественнейший способ производства работает не на всех. Пока этот простор открылся только для ворья, для фглонистов, для частных банкиров, незаконно выпускающих себе деньги и присваивающих этими, преступно выпущенными, деньгами всю прибавочную стоимость (и всю прибыль), нарабатываемую в стране.
Чтобы появившийся способ производства заработал на народ, став коммунистическим, чтобы мы вошли в коммунизм, надо, опять же, направить общие (коммунистические!) выпускаемые деньги в бюджет.
ВЫВОД.
Ужаснейшая современная система выборов, в отличие от советской системы выборов, имеет прорехи, через которые в нашу жизнь может пробиться смысл. Дает все-таки какую-никакую возможность добиться осмысленной жизни какая-никакая сегодняшняя свобода выборов.
То есть нам пора перестать хныкать и жалиться, нам пора вооружаться знаниями, нам пора подумать о смысле нашей жизни.
А представьте себе, какие возможности у нас появятся, если мы введем действительно свободные выборы, где будет состязание уровней осмысленности, а не уровней бюрократизма, карьеризма, бандитизма или наворованных денег?
