В нынешних спорах о пенсионной реформе, которые вне всякого сомнения теперь будут длиться и до, и после принятия или даже непринятия соответствующего закона — упускается из виду несколько достаточно важных моментов.
Первый из них заключается в том, что данная реформа не является какой-то «неожиданностью» от российского правительства: её планировали провести ещё шесть лет назад, но тогда от этих планов отказались. Прежде всего — по политическим соображениям, связанным с недавними «болотными» протестами против «нечестных выборов». Вот что говорил три года назад, в августе 2015 года, давая интервью РБК, один из главных разработчиков пенсионного проекта 2012 года (в формате 63 года для женщин и мужчин) ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов, чья супруга Эльвира Набиуллина и тогда руководила, и сейчас руководит Центробанком России: «Второе, что не было принято руководством, — это пенсионная реформа. Если бы она началась в 2012 году, а не была отложена теперь уже до 2018 года, мы смогли бы провести её в гораздо более мягких экономических условиях. Это не только повышение пенсионного возраста, но и, в первую очередь, создание нормальной системы накопительных пенсий, когда человек сам откладывает деньги. Мы предлагали создать государственный фонд, видимо, за счёт Резервного фонда или Фонда национального благосостояния, который гарантировал бы вложения каждого человека, делал бы их несгорающими. Мы предлагали создать механизм софинансирования частных денег со стороны государства. Понятно, что в 2018 году делать пенсионную реформу нет возможности, у нас просто нет 1,5 % [от. — авт.] ВВП. Мы вынуждены будем делать её в гораздо более жёсткой социально-политической ситуации, и, конечно, это потеря».
Запамятовали про такое? Ну, не переживайте: по сравнению с рыбками гуппи, у которых, как говорят, память на три секунды (на самом деле, почти две недели), у нас всё не так плохо. Кузьминов, кстати, является интеллектуалом высокого уровня, одним из ведущих идеологов и модераторов современного российского «западничества» (с позиций «коммуно-глобализма»), так что к его оценкам, выводам и даже аргументам: тем, которые «всерьёз», а не «на почтенную публику», — стоит относиться внимательно, и к цифре 1,5 % от ВВП мы ниже ещё вернёмся.
Второй из этих моментов заключается в свойстве «управляемости толпы», которое никуда не делось и которое сейчас «в четыре руки» используют как «защитники», так и «противники» повышения возраста выхода на пенсию, фокусируя внимание общества в достаточно второстепенные и сугубо денежные моменты, — видимо, с целью дальнейшего их вывода в сферу актуального политического действия (тот же Навальный, буквально «переобувшийся в прыжке», — самый наглядный тому пример; впрочем, обратных тоже хватает с избытком).
Газета «Завтра», как и её предшественница газета «День», на протяжении практически всех лет своего существования пыталась привлечь внимание общества, политических партий к пенсионной проблеме, которая возникла вовсе не 14 июня 2018 года, а намного раньше. В частности, статья ветерана Госплана (сначала СССР, а затем — Латвийской ССР) Лидии Ивановой «Пенсионный обман» тогда оказалась «гласом вопиющего в пустыне», хотя в ней, помимо текущей конкретики, буквально по полочкам было разложено, что:
«Пенсионная система в её нынешнем виде: финансируемая за счёт страховых взносов предпринимателей, самих наёмных работников и/или государства, — является детищем капитализма конца XIX века, то есть капитализма, достигшего своего расцвета и переходящего к стадии господства финансового капитала. Создание такой пенсионной системы решало сразу пять взаимосвязанных проблем капиталистического способа производства.
Во-первых, гарантированная по достижении определённого возраста (или трудового стажа) пенсия коренным образом меняет ситуацию на рынке труда, "освобождая" трудоспособных граждан, в первую очередь — женщин, от необходимости рожать и растить детей, которые, в свою очередь, "освобождаются" от необходимости содержать в старости своих родителей-пенсионеров. В результате количество свободных трудовых ресурсов "здесь и сейчас" значительно возрастает, однако затем — вследствие вызванного в том числе введением пенсионной системы "демографического перехода" — создаёт дефицит рабочей силы, который компенсируется за счёт "трудовых мигрантов".
Во-вторых, увеличение предложения рабочей силы снижает её общую стоимость. Причём не с нулевым результатом, поскольку в целом фонд оплаты труда, как правило, уменьшается — на величину, значительно превосходящую совокупную величину пенсионных взносов. То есть себестоимость производства снижается, а его прибыльность — увеличивается, что полностью отвечает интересам капитала.
В-третьих, общее снижение фонда оплаты труда ведёт к нехватке располагаемых доходов населения, которая "компенсируется" за счёт развития кредитного рынка, одним из важнейших источников финансирования которого являются как раз пенсионные фонды. То есть работники вынуждаются платить за изъятые из их собственной зарплаты деньги.
В-четвёртых, вышедшие на пенсию работники создают дополнительное давление на рынок труда, как правило, соглашаясь работать за меньшую зарплату, поскольку параллельно получают пенсионные выплаты.
Наконец, в-пятых, заинтересованные в получении «своей» пенсии работники становятся сторонниками политической и социальной стабильности в стране».
Разумеется, в условиях советской «плановой экономики» и партийно-государственной собственности практически на все средства производства (включая и номинально общественную) все эти моменты тоже присутствовали, добавляя в спорах о том, был ли СССР «социализмом» или «госкапитализмом», гирьку на вторую чашку весов. И эта пенсионная система не просто благополучно «переплыла» из Советского Союза в Российскую Федерацию, но и продолжает существовать в прежних своих формах (включая нормативы пенсионного возраста) вплоть до нынешнего времени, то есть вот уже более четверти века.
Правда, её внутреннее содержание за это время в рамках «рыночной экономики» существенно изменилось. Поскольку до 1992 года государство было фактически единственным собственником и бенефициаром экономики нашей страны, то пенсионные выплаты шли отдельной строкой расходов госбюджета. С началом рыночных реформ и приватизации, в «лихие девяностые» новые власти российского государства, которое было признано правопродолжателем СССР, встало перед проблемой финансирования пенсий своим гражданам. Отказаться от этих обязательств оно не могло по той простой причине, что подобный фокус привёл бы к очень быстрому выносу Ельцина и Ко из Кремля. И далеко не в Мавзолей — ведь это были даже не вклады в Сберкассе, которые удалось «заморозить» до «лучших времён», а единственные доходы, благодаря которым десятки миллионов человек банально выживали «здесь и сейчас».
Поэтому функция финансирования пенсионных выплат была заранее «по совести» разделена между государством и новыми собственниками, для чего ещё 22 декабря 1990 года постановлением Верховного Совета РСФСР № 442-1 учреждался Пенсионный фонд РСФСР. Пенсионный фонд России (ПФР) заработал в своём нынешнем виде — соответствующее положение было утверждено указом президента России от 24 декабря 1993 года, согласно которому начался переход от распределительной пенсионной системы советских времён к страховой. Работодатели любых форм собственности со второго полугодия 1993 года обязывались отчислять в ПФР установленные в законодательном порядке обязательные страховые взносы, размер которых исчислялся от официального фонда оплаты труда (базовая ставка составляла 28 %), а «недостающие» суммы по-прежнему покрывались за счёт средств бюджета. Впоследствии величина ставки неоднократно изменялась и повышалась, в том числе — в рамках единого социального налога (ЕСН). Причём по финансовым причинам эта система создавалась как солидарная, то есть и «старые», и «новые» пенсионеры получали свои порции пенсионных выплат «из одного котла». Накануне дефолта, в мае 1998 года, была заявлена Программа пенсионной реформы в Российской Федерации, согласно которой для назначения пенсий стали использоваться данные персонифицированного учёта; к 2000 году эта процедура стала общефедеральной и «автоматической».
С 2002 года было решено «подключить» к финансированию пенсий и самих работников — через механизмы обязательного («накопительная» часть страховых взносов работодателя) и добровольного (за счёт отчислений от зарплаты, в том числе — по программам государственного софинансирования) пенсионного страхования. С 2005 года в бюджете ПФР, исполняемом по «новой формуле», наблюдается устойчивый и неснижающийся дефицит в размере 1—2 трлн рублей, который покрывался за счёт государственных бюджетных средств.
Все эти «исторические» данные необходимо учитывать для понимания нынешней ситуации с балансом ПФР, начисления и выдачи пенсий. Наша статья недельной давности «Пенсии: точки над «ё» готовилась и ушла в печать до выступления президента России 29 августа по пенсионной реформе. Теперь к ней есть что добавить.
Основным смыслом и целью упомянутой публикации являлась «засветка» факта, что никакого собственно финансового смысла у предложенного правительством варианта повышения пенсионного возраста нет. Что нынешняя «дыра» в балансе ПФР, требующая триллионных дотаций из госбюджета, является не следствием каких-то негативных изменений в российском обществе, в его экономике, демографии, etc., не следствием неблагоприятной внешней конъюнктуры (санкций, падения цен на сырьевые товары). Но следствием:
1) неоколониальной либерально-монетаристской «рыночной матрицы», с конца 80-х годов прошлого века (точнее — с 26 мая 1988 г., даты принятия Закона СССР «О кооперации в СССР», доминирующей в системе российской экономики), что привело:
а) к её «демонетизации», то есть сокращению денежной массы в обороте, соответственно — к снижению реального уровня оплаты труда (зарплат, пенсий и социальных льгот);
б) к её «приватизации», то есть замене государственной собственности частной — с тем же вектором снижения реального уровня оплаты труда в связи с необходимостью снижения издержек и повышения прибыли;
в) к её «асоциализации», то есть деградации (деволюции) системных ценностей и целей человеческой жизнедеятельности к атомарным, поскольку целеполагание типа «срубить бабла и свалить за бугор» означает именно это — остановку развития и уничтожение системы;
2) системно существующих внутри этой рыночной матрицы «ошибок управления», позволяющих «приватизировать» финансовые потоки средств ПФР и «национализировать» его убытки:
а) возможность ступенчатой передачи прав управления поступающими финансовыми потоками частно-государственным и частным коммерческим структурам, бенефициарами которых являются сами управленцы, а не пенсионеры; суммарная цифра потерь здесь начиная с 2010 года может превышать 4 трлн рублей (в среднем по 500 млрд рублей ежегодно) — за счёт деятельности негосударственных пенсионных фондов, неначисления процентов по суммам, накопленным на СНИЛС, изъятия государством невыплаченных гражданам пенсий с их лицевых пенсионных счетов (для полного возврата выплаченных государству пенсионных средств средняя продолжительность жизни в нашей стране должна достигать 88 лет — это в «беспроцентном» варианте, а при ставке даже в 3 % годовых, 150 лет — как у галапагосских черепах и гренландских китов) и т.д.;
б) сохранение регрессивной шкалы пенсионных отчислений работодателям: при текущей базовой ставке 22 % при превышении установленного годового лимита зарплаты (в 2014 году — 624 тыс. рублей, в 2015 г. — 711 тыс. рублей, в 2016 году — 796 тыс. рублей, в 2017 году — 876 тыс. рублей, в 2018 году — 1 млн. 21 тыс. рублей; кстати, соотношение этих цифр можно использовать для приблизительного подсчёта реальных темпов инфляции) применялась льготная ставка в 10 %, что приводило к «недобору» почти 40 % нормативных отчислений в пенсионный фонд (по итогам 2017 года — 2,9 трлн рублей, то есть суммы, более чем вдвое превышающей дефицит ПФР за этот год);
в) в рамках 30 % общих социальных отчислений от ФОТ базовая ставка отчислений в ПФР может быть изменена (до 2012 года она составляла 26 %), что в 2017 году могло принести его бюджету дополнительно 295 млрд рублей.
Всё это, вместе взятое, и привело к столь острому восприятию обществом вроде бы незначительного смещения баланса пенсионных выплат в пользу государства. Переломит ли эта «соломинка» горб верблюда, вернее — шею двуглавого орла нынешней российской государственности, — вопрос открытый. Напомним, дополнительные доходы от правительственного законопроекта по пенсионной реформе до 2027 года оценивались в 8,467 трлн рублей. А после выступления Путина о коррекции её параметров Татьяна Голикова заявила о потерях 3,6 трлн рублей — более чем 40 % запланированного «профита». То есть теперь денег даже в теории не хватит — может, не надо «гусей дразнить», а лучше подужаться в разных «суперпроектах» типа ВСМ Краснодар — Грозный (куда там и кого возить)? Кстати, помните о 1,5 % российского ВВП, по мнению Ярослава Кузьминова, необходимых для перехода от солидарной страховой системы к индивидуальной накопительной? В 2017 году, при ВВП 92,08 трлн рублей, эта сумма должна была составить 1,38 трлн рублей (официальный дефицит ПФР, с учётом плановых траснфертов бюджета, составил именно эту сумму).
Наверное, стоит отметить, что фактическое объявление Путиным 1 марта 2018 года достижения военного превосходства над США вызвало со стороны наших западных «партнёров» весьма предсказуемую реакцию — немедленно уничтожить эту угрозу своему доминированию. В арсенале «однополярного мира» Pax Americana (он же — «империя доллара») против нашей страны действенным остаётся только финансовое и информационное (включая управленчески-организационное) оружие. Которое сейчас и пытаются задействовать через пресловутую «пенсионную реформу».
Не исключено, что «отмашка» на её проведение была получена агентурой влияния «коллективного Запада» внутри российской «властной вертикали» от директора-распорядителя МВФ Кристин Лагард, специально приехавшей на Петербургский международный экономический форум с «интересными предложениями» для России и небольшим «пакетом условий» для реализации таких предложений. Главными требованиями этого пакета были «всего лишь» весьма умеренное повышение ряда налогов, а также пенсионного возраста, сохранение «бюджетного правила» и даже увеличение золотого запаса страны. После чего МВФ выражало готовность предоставить России и её национальной валюте «зелёную улицу» в мировых финансах — видимо, уже со второй половины 2019 года или с начала 2020 года. Именно этими обстоятельствами может объясняться солидарная позиция по пенсионной проблеме как со стороны правительства, так и со стороны президента Российской Федерации, дикая «спешка» в проталкивании соответствующего законопроекта и прочие неожиданные и даже невероятные «нестыковки», связанные с его реализацией.
Наши западные «партнёры», имеющие многовековой опыт ослабления и уничтожения конкурентов, по максимуму использовали «головокружение от успехов», которое возникло в Кремле после успешного итога президентских выборов 18 мая 2018 года, досрочного открытия Крымского моста и «спокойного» проведения Россией чемпионата мира по футболу. В результате Путин попал в «коридор», который прямиком ведёт на хорошо известную бойню «цветных революций». Зимой 2011/2012 года аналогичный «коридор» ему удалось сломать; не исключена подобная развязка и наступающей осенью текущего года, поэтому в целом ситуация не описывается известной поговоркой «коготок увяз — всей птичке пропасть» и даже наоборот — может быть, в конце концов, использована для «зачистки» значительной части прозападного либерального крыла российской власти, которая неминуемо «засветится» в ходе «пенсионных» протестов, но здесь неопределённость выглядит чрезвычайно большой, а риски — близкими к критическим.
Ясно только одно: «социальный консенсус» между властью и обществом нарушен, и если прозападная «агентура влияния» оседлает вызванный ею же массовый социальный протест, устроив новую «болотную», новой «поклонной» на стороне путинского Кремля, если ситуацию не изменить, скорее всего, уже не окажется.
Илл. Живущие по 150 лет галапагосская черепаха и гренландские киты — такой должна быть эмблема Пенсионного фонда России
