П р о до л ж е н и е (см. начало 15 апреля)
Когда триера скрылась за мысом», Леандр возвратился в консульство с чувством вины и выполненного долга. С одной стороны, ему удался тайный план Тарента и Спарты переправить освобожденного из-под стражи Платона в Лаконию, где в то время находился в изгнании Дион, дядя тирана Сиракуз. Для двух заинтересованных держав слабовольный мечтатель Дион был фигурой более подходящей на пост главы Сицилии, чем непредсказуемый Дионисий Младший, мнивший себя воплощением Старшего. Зная о влиянии на Диона Платона, который правителя-философа предпочитал правителю-воину, можно было предположить, что встреча мудреца с изгнанником скорее всего закончится решимостью Диона возвратиться в Сиракузы. Каким образом, с какими намерениями - это уже было делом дальнейшей дипломатии. С другой стороны, Леандру было совестно, что он, искренне восхищавшийся Платоном, называвший себя его учеником, причастен к нечистой игре, в которую впутан величайший философ греческого мира. Но всегда можно успокоить себя нехитрым умозаключением «дружба дружбой, а служба службой».
Попрощавшись с консулом Тарента, Платон почувствовал, как вокруг него выросла стена неприязни. Косые взгляды офицеров и пелтастов, лишенных берега из-за каприза самодура триерарха и избравших козлом отпущения чужестранца, могли запугать кого угодно, только не афинянина. Он облюбовал укромное место, расстелил на досках палубы плащ и долгие часы проводил здесь наедине со своими мыслями или прогуливался вдоль борта, когда гребцы отдыхали. Капитан, вынужденный быть любезным, насколько ем.у позволял характер, предложил нежеланному пассажиру разделить с ним единственную на судне каюту и тут же велел Дарию спуститься до конца плавания к гребцам нижнего яруса. Платон, сославшись на возраст pa6a, настоял, чтобы того заняли в камбузе, раз уж нельзя оставить с хозяином, а любезность спартанца холодно отклонил. Ему было душно в каюте. 0н любил ясными ночами смотреть на звездное небо. Лишь неподвижные звезды с их равномерными круговыми движениями и странницы-планеты, описывающие между ними замысловатые, но неизменно повторяющиеся пути, способны были в этом бурном, постоянно изменчивом мире дать душе философа покой, необходимый для глубоких раздумий. Кроме того, звездное небо символизировало тот идеальный порядок, сторонником, глашатаем, воителем которого он был. Именно идеально-круговое движение звезд натолкнуло философа на мысль, а не является ли тирания - наихудшая форма общественного устройства - тем исходным материалом, из которого можно создать идеальное государство? Путь человечестве он видел мысленным взором, как путь по кругу, начавшийся счастливым веком правления Хроноса и пролегающий через отрицательные формы общественного устройства к идеальному, увиденному во тьме грядущего им, Платоном.
Ровный западный ветер надувал парус. Ионическое море было спокойным, густо-синим. Издали показались лиловые гористые берега Пелопоннеса. На подходе к мысу Тенар открылся четкий силуэт острова Кифера, а правее - легким прозрачным облаком возник далекий Крит. Где-то за ним, за горбом земли, скрывался таинственный Египет. Сицилия-Спарта-Египет. Роковой треугольник, в котором сорок лет мечется мысль философа. С этим треугольником связаны самые большие надежды и самые горькие разочарования. Здесь он взлетал высоко и падал на самое дно и здесь его настигла уже непоправимая жизненная катастрофа - крушение мечты увидеть своими глазами зарождение идеального государства.
Мысленно гядя сквозь прозрачный силуэт Крита, Платон увидел себя, известного тогда немногим соотечественникам, как Аристокл, двадцативосьмилетнего, жадного к впечатлениям, на речной пристани Гелиополиса - центра египетской религии и науки. Он только что сошел с барки на берег и теперь в растерянности - с чего начать? Впереди -многолетние скитания по узким пыльным дорогам Та-Кемт, Черной Земли, работа в книгохранилищах бесчисленных храмов, неохотно открывавших двери перед чужестранцами, долгие беседы со скрытными жрецами. Они ревниво хранят тайны своей корпорации, но , бывает, расстаются с ними за определенную мзду. Деньги принимают со вздохом, мол, старые боги нуждаются в пропитании, храму требуется ремонт, потому и вынуждены обменивать на серебро бесценный товар. Но всех превзошел жрец храма Нейт из Саиса, хранитель тысячелетнего архива, маленький, юркий человечек с неопределенным выражением глаз. Заманил афинянина на топкий берег великого Хапи, где в густой зелени сада скрывался похожий на цитадель храм. Удачно сыграв на любознательности молодого эллина, запросил вперед сумму, которой xвaтило бы, чтобы открыть запоры десяти храмов. Долго спускались по крутой лестнице в подземелье. Жрец шел впереди с факелом. Наконец очутились в камере с нишами в стенах из полированного базальта. В каждой нише хранился один свиток или сшитая по длинному краю стопка папируса. Жрец уверенно извлек один из свитков, развернул его на низком столике в центре камеры, придавив верхний край манускрипта вынутым из той же ниши узким пеналом, инкрустированным лазуритом. Молодой Аристокл письмена страны Та-Кемт уже разбирал удовлетворительно, но здесь письмо было архаичным, и грек попросил египтянина помочь ему. Тот опустился на корточки рядом, закрепив факел в треножнике, и потекла из его уст удивительная история о загадочной стране, в далекие времена существовавшей за Геракловыми Столбами в Океане Мрака.
Вспоминая тот далекий уже день, Платон потер пальцами глаза» вспоминая, как же назвал жрец ту страну. Атлантида? Нет, "Атлантида" звучит совсем по-гречески. Может быть, Атлас? Так финикийцы называют страны запада (кстати, в папирусе ученый из Афин уловил много слов, которые мог произносить скорее всего уроженец Тира, чем коренной египтянин). Так как же ее название? Кажется, Астлана. Занимательная, волнующая сказка. Только почему ее прятали так долго и так глубоко? Какой в ней скрытый смысл? Аристокл не пожалел о деньгах, отданных за одно только прочтение ветхого документа, словно предвидел, что придет время, и то, что помог ему извлечь из манускрипта смотритель храмового архива в храме Нейт, войдет бессмертными строками в письменное наследие философа. Грек и египтянин расстались, довольные друг другом. Жрец, измельчавший наследник тех, кто два-три века назад повелевал фараонами, кто намеревался тайну страны Астланов хранить, как достояние касты, радовался тому, что выгодно сбыл залежалый товар. И ещё старый нож чужестранцу подсунул, оставив дорогой красивый пенал для нужд храмовых писцов.
Сказке о земле за Геракловыми Столбами молодой Аристокл отвел дальний угол памяти. Главным для него были математика и медицина, в чем египтяне шли тогда впереди всех народов. Но больше всего поразило афинянина общественное устройство Та-Кемт. Здесь каждый занимался только своим делом: крестьяне пахали землю, ремесленники создавали вещи, необходимые человеку в повседневной жизни, и предметы роскоши, купцы торговали, воины охраняли народ и страну, знать осуществляла исполнительную власть, жрецы /хранители знаний/ и фараоны правили. И никто не смел помышлять о переходе из низшей касты в высшую. Дети наследовали дело отцов. Разве что Судьба вмещается иногда от скуки в освященный богами и временем порядок или исключительные способности помогут человеку перейти на ступеньку выше. Именно этот незыблемый порядок, по мнению ученого, позволил Египту просуществовать тысячелетия в то время, как вокруг него возникали и рушились недолговечные государства с другим общественным устройством.
За мысом Тенар триера повернула на север в Лаконский залив, впереди угадывалась в молочно-голубой дымке плоская долина Эврота, обрамленная с запада суровыми скалами Тайгета, а с востока - лесистыми склонами Парнонского хребта.
Капитан велел кебернетосу прокладывать курс на Гитий. Главный порт Спарты находился неподалеку от устья Эврота. Здесь море, травянисто-зеленое, мутное, было настолько опреснено рекой, что забортная вода годилась для питья. В гавани - сразу бросалось в глаза - преобладали новенькие, только что со стапелей, военные судна. Вырубив остатки сосновых лесов в окрестностях Гития, Спарта недвусмысленно предупреждала давнюю свою соперницу, Афины, которые, оправившись от разгрома в Пелопоннеской войне, снова сколачивали морской союз.
На чьей стороне был Платон? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. С одной стороны, как афинянин, потомок последнего аттического даря Кодра и законодателя Солона, он любил свое родину, гордился ее победной историей, искусством, наукой, литературой, ее первенствующей ролью в общегреческом просвещении. С другой стороны, Платон был противников афинской демократии, предпочитая ей олигархическое правление. Спарта же была государством, во главе которого стояли два царя и совет старейшин-аристократов, герусия, которых контролировали звездочеты эфоры. Народное собрание здесь мало что значило. Спартанское общество, как и египетское, было кастовым; цари и старейшины правили, вооруженные спартанцы - члены общины равных - охраняли государство; периэки, лишенные гражданских прав, занимались ремеслом и торговлей; илоты возделывали землю. И тут уже ни исключительнее способности, ни даже всесильная Судьба ничем не могла помочь периэку или илоту, дерзни он превратиться в полноправного спартанца даже при помощи воза с серебром. Хвала богам, хоть в Спарте не все можно купить за деньги, как в других полисах греческого мира.
Если в Сиракузах Платона провожал весь город, то на дощатой пристани Гития встречать знаменитого философа собралась горстка человек. Среди них афинянин сразу заметил дородную фигуру Диона. Стареющий сиракузец с трагической маской на полном лице протянул Платону маленькие выхоленные руки.
Ученик и учитель с чувством обнялись. Потом, не говоря ни слова, рука об руку направилась по не мощеной улице, круто забирающей в гору.
3а несколько дней до прибытия Платона Дион, томясь ожиданием в столице Лаконии, снял несколько комнат у смотрителя торгового порта. Сейчас во внутреннем двоpe богатого дома, у бассейна, был накрыт низкий столик. Хозяин /волосы завиты и богато умащены благовониями, на каждом пальце - по перстню/ сам повел гостя во внутренние покои, где путника ждали вода для омовения и чистое платье. По тому, как смотритель торгового порта произносил гласные, Платон понял, что перед ним не дориец, к племени которых принадлежали спартанцы, а ионянин.
- Неужели спартанцы стали передавать столь высокие должности в руки периэков? - спросил он у Диона, когда хозяин оставил их вдвоем.
- Нет, учитель. Он член общины равных, спартиат.
- Но он уроженец Аттики или Малой Азии, его выдает акцент.
- Верно, - согласился Дион.
- Так как же?
- Деньги, - многозначительно пояснил Дион.
- В Спарте!
- Здесь многое изменилось за последние годы, учитель.
Пораженный неприятным открытием, к трапезе Платон вышел в задумчивости. На клинах уже возлежали приглашенные - смотритель порта и двое философствующих юношей-аристократов, изгнанных остракизмом из Аттики. При виде Платона они вскочили на ноги и оставались в почтительных позах, пока их кумир не занял свое ложе у столика. Зная об отвращении старшего друга к обжорству, Дион, вопреки намерению хозяина дома закатить восточный пир, велел поставить на стол лишь овощи, рыбу, фрукты, немного мяса и кратер с легким вином, разбавленным ключевой водой.
Обед начался в молчании. Дион вопросительно поглядывал на философа, умевшего вносить оживление в самую разношерстную компанию. Но Платон ел молча. Дион хитро, одними глазами, улыбнулся. Он знал, чем расшевелить старого человека.
- Вчера, Никий, - обратился он к одному из юношей, томному, как молодая вдова, - Вы долго спорили с Филиппом, какое правление в государстве предпочтительнее. Насколько я помню, к единому мнению вы не пришли.
- И не придем, - решительно сказал Филипп, мелкими глотками отхлебывая вино из чаши. - Бедный друг мой Никий крепко заперт в клетке представлений нашей касты. Что до меня, я предпочитаю тимократию.
С этими словами Филипп, кое-что слышавший о взглядах Платона на государство, посмотрел на него темными блестящими глазами, ожидая одобрения. Знаменитый философ не спеша доел рыбу, обмыл пальцы в полоскательнице, только тогда заметил!
- Милый юноша, тимократия - власть честолюбцев - действительно лучшая из четырех форм общественного устройства» но лучшая из ... отрицательных. Ее губит страсть к обогащению отдельных лиц, - /Платон покосился на пальцы новоиспеченного спартиата, унизанные перстнями/. - Это приводит к господству немногих богатых, олигархов, как мы их называем, над бедным большинством. И здесь не выполняется основной закон жизни общества...
- Каждый гражданин должен заниматься только своим делом, - торжественно, как магическое заклинание, произнес Дион, воспользовавшись паузой.
- Только своим, - подтвердил Платон.
- Как в Египте, - нашелся Никий.
Филипп добавил:
- И в Спарте.
Платон уклонился от обсуждения примеров и продолжал:
- И оттого, что многие занимаются не своим делом: правитель из аристократов пускается в земельные спекуляции, негоциант распродает имущество, чтобы из тщеславия купить дорогую должность, воин и ремесленник приобретают землю, земледелец начинает лепить горшки - растет число разорившихся, зреет злоба бедных против богатых. Недовольство приводит к восстаниям. Вспомните, как было в Афинах. Победившие бедняки разделили между собой государственную власть. Это называется демократией. На первый взгляд справедливо, ведь правление демоса - правление большинства. Но присмотритесь, как нарушается основной закон: любой пастух имеет право быть избранным на самую высшую государственную должность, то есть, он берется за дело, о котором не имеет ни малейшего представления, а общество теряет при этом нужного работника.
- Действительно, - опять воспользовался паузой Дион. - Чем иным, как отсутствием профессиональной подготовки, можно объяснить частые неудачи афинских полководцев и дипломатов, недавних пастухов, горшечников и виноградарей?.. Прости, учитель, мы слушаем тебя.
Платон одобрительно кивнул другу.
- Избыток этой так называемой свободы приводит к наихудшей форме отрицательного типа государства -тирании, ибо при демократии богатые становятся еще богаче, а бедные - беднее... Однако, друзья, не перенести ли нам дальнейшую беседу на другое время?
Лазурное небо было еще светлым, но тень Тайгета уже легли на Пелопоннес. Молодые люди первыми поднялись с лож; прощаясь, подошли к философу, выражая ему свое восхищение и признательность.
Неожиданно и запоздало в разговор вступил хозяин дома, до сих пор усиленно жующий, молчащий и краснеющий от потуги вставить умное слово.
- М-м-м, простите меня, в философии я не силен... Мне показалось... Словом, не значит ли, что победоносная Спарта - наисовершеннейшее государство Ойкумены? Ведь у нас илоты...
- Да, - понял его Платон. - Илоты сеют хлеб, периэки его продают, но у вас нет правителей-философов. Спартой правят воины. То есть, они за пределами полей сражений занимаются не своим делом.
- А... Египет?
- Это страна мудрая, но варварская. Ее ученые в первую очередь служители примитивных божеств. Они простые копилки фактов. Египет застыл, как лавовый поток. Совершенного государства в Ойкумене нет. Пока нет.
