Они извиняются! Русские люди извиняются в телевизионных эфирах за то, что говорят по-русски. Не буду приводить здесь доказательства. Просто таких примеров огромное множество. Мой почти шестилетний опыт наблюдения за пост-майданной Украиной отчасти меня покалечил. Уже многие вещи, которые я ранее считал невозможными, даже непредставимыми, стали возможными и представимыми. Более того, эти вещи на моих глазах случались и случаются. И мне уже очень сложно что-то этому противопоставить. Мне нечем с этим спорить. Я уже могу допустить что угодно. Но все же я не могу привыкнуть к тому, как русские люди извиняются за то, что говорят по-русски. Извиняются в самых разных местах и средах. И даже прилюдно на телеканалах, считающихся оппозиционных киевскому политическому мейнстриму – 112-м и News One- тоже извиняются за русский язык. Извиняются телеведущие, ссылаясь на «язык оригинала» при цитировании, извиняются спикеры, извиняются простые зрители, дядьки и тетки, звонящие в студию. Причем очевидно, что все эти люди – абсолютно русские, русскоязычные. Они думают по-русски. Даже неуклюже лопоча что-то по-украински, все эти люди очевидно переводят с внутреннего русского на какой-то внешний, чуждый украинский. Этим занимаются практически все! Это какой-то невероятный цивилизационный цирк!
Русский язык стал поводом к извинению! За великий язык извиняются! Я это слышал своими глазами! И это делают совершенно, стопроцентно русские люди! Почему? Зачем? Во имя чего? Неужели они не видят всю абсурдность и одновременно пошлость ситуации, в которой два русских, два русскоязычных, два русско-мыслящих человека что-то изображают на том нечто, что и украинским языком-то назвать нельзя? Для кого они играют этот спектакль? Кто тот невидимый, но очень требовательный зритель, ради которого они готовы терпеть эту пошлость? Радикалы, закон, западные кураторы и кукловоды, или может быть фантом нашего запутавшегося сознания? Ведь всех этих пока еще русских горожан кто-то постепенно, но неумолимо убедил в том, что есть что-то, стоящее отказа от своего цивилизационного воздуха. Есть что-то такое, ради чего можно отказаться дышать. Неужели это какая-то эфемерная, идеальная, несуществующая «европейскость», в топку которой можно бросить самое главное – язык, идентичность, чистейший культурный воздух, принадлежность к, причастность к, включенность в одну из величайших цивилизаций в истории?
Сколько еще продлится это странное наваждение? Насколько растянется это культурное самоубийство? Неужели эти отрицающие свою самость люди надеются на то, что их запомнят? Неужели они не понимают, что мононациональный уродец вышиваночной этнократии, рождению которого они способствуют, сожрет их, сотрёт из коллективной памяти? Неужели они не осознают, что являются людьми-удобрением? Как случился этот сбой в их культурной самоидентификации? Как эти люди превратились в ведомых звуками флейты крыс, стройными рядами шагающими к обрыву?
Обе майданные мистерии на Украине – это какие-то пиковые явления в истории русского, внутри-русского, само-борения. К еще не родившейся пока селюковско-, хуторянско- и рогульско-этноцентричной Украине всё это не имеет никакого отношения. Рогули даже, в некотором роде, здоровы и просты как три копейки. Тупы до невозможности, но очень просты. Майданы случились и стали возможными именно в бульоне из нормальных русских горожан, жителей больших городов. Городов с их грантоедской челядью; с треснутой, бесполезной и вечно говнящей власти интеллигенцией; с многочисленным обслуживающим персоналом крупного бизнеса; с офисным плебсом; с увядшими и закомплексованными тётками-пенсионерками; с фриками всех мастей и прочими, прочими, прочими. Оба украинских майдана – факты большой русской истории. Оба украинских майдана – это про нас.
Эта мистерия самоустранения части русских людей, этот, как сегодня говорят, кейс самоустранения высокоразвитой цивилизации, - все вот это вот все заслуживает пристального изучения. Российским исследователям просто необходимо пристально изучать происходящее на Украине сегодня. Буквально на наших глазах происходит самоубиение цивилизационных клеток. Прямо на наших глазах разворачивается цивилизационное аутоиммунное заболевание. Даже цивилизационный рак, метастазы которого поразили самые разные отрасли общественной жизни, государственного и корпоративного управления, культурного производства. Работает кажущийся неумолимым механизм самоаннигиляции. А может нам нужно пожертвовать Украиной в большой цивилизационной партии сначала выживания, а затем и экспансии? А может нам нужно досмотреть украинское кино до конца? Сможем ли мы без этого понять, как работает этот вшитый во всех нас моторчик цивилизационного самоустранения?
Вот несколько моих наблюдений.
1. Мне бы очень хотелось остаться на уровне поверхностности и публицистичности. Мне как раз интересна эта житейская индукция. Очень важно наблюдать сегодняшнее переваривание Украины, подмечая детали. У нас много качественных аналитиков, которые обязательно все правильно классифицируют и номинируют. Они уже это делают. Мне же интересны детали. Я уже писал выше об усилии внутреннего самоперевода, которое демонстрирует более половины украинского общества. Мне этот «перевод» кажется весьма серьезной метафорой происходящего. Вся постсоветская Украина совершает это усилие самоперевода. С русского. Такой самоперевод предполагает паузу, эдакую длящуюся несколько мгновений задумчивость, даже зависание, «приостановленность» на мгновение. Какой может быть продолжительность такого мгновения в исторических масштабах? Не является ли это слабым местом Украины? Украинство сегодня не самоосуществляется как дыхание, органично, само собой. Украинство самоосуществляется с паузой, запоздало, с видимым усилием самоперевода и само-отрицания. А любая пауза, любой зазор – это логистика для возможностей твоего противника. В итоге в сам цивилизационный код новорожденной Украины вшита слабость, вшит баг.
2. На Украине, даже после второго майдана, могла сложиться билингвистическая этика, в рамках которой на русский вопрос отвечают по-русски, а на украинский по-украински. Контуры такой этики читались в президентской предвыборной кампании 2014 года Петра Порошенко, например. Но не сложилось. Напротив, родился проект нового украинского герметизма. Очевидно, украинский язык даже сегодня, будучи придумываемым буквально на ходу, не способен обслужить сложноустроенное государство. Отчасти сегодня Украина съеживается, ужимается, скукоживается до возможностей украинского языка. Украина сегодня возвращается к эдакому мещанскому нулю, от которого Империя пыталась ее приподнять.
3. Странный парадокс. Вроде бы сегодняшняя Украина задумана, как Анти-Россия. Вроде бы там некоторые ушлепки что-то лопочут о работе против России. Но тотальная украинизация герметизирует Украину, делает ее вещью-в-себе для всего имперского пространства. Или украинизация – это такая комедия?
4. Забавно наблюдать пожилых и несколько выше среднего возраста дяденек и тётенек на Украине, которые заявляют о том, что «на Украине нет проблем с русским языком». Вот интересно, они тупы или подлы? Если они действительно так думают, если они не видят среднесрочные перспективы государственной украинизации, то это ставит меня в тупик. Неужели у них вообще нет способности к рефлексии? Не саморефлексии, а хотя бы к рефлексии.
5. У нас сегодня нелады с идеологией. И в нашей Конституции прописана идиотская статья, и наши власти похоже испытывают искреннее недоверие к идеологии, и наши интеллектуалы еще не способны к идеологическому творчеству. Идеология – это интеллектуальный, гуманитарный хай-тек, высший пилотаж. Идеология – это очень серьёзно. Тут нужна большая интеллектуальная и душевная работа. Но что же нам делать сегодня? А сегодня у нас есть язык. У нас есть кириллица. У нас есть великое прошлое. У нас есть огромный континент. У нас есть невероятной красоты природа. У нас есть какие-то такие простые, но и бесспорные, фундаментальные, очень надежные вещи. Наш язык может стать нашей идеологией. Наш язык может стать нашей гражданской религией. Наш язык, если мы его сохраним, обязательно со временем расскажет нами и нам прекрасную и жизнеспособную идеологию.
6. Украинский язык стал в сегодняшнем медиа-пространстве эдаким фасадным языком. Большая часть украинского населения городов в быту общается по-русски. Это не секрет. По-украински говорят – публичная политика, реклама, юриспруденция, администрирование. По-украински говорят квитанции о штрафах и националистические статьи в газетах, объявления о повышении коммунальных тарифов и безмозглые законы…Украинский язык сегодня обслуживает всю инфраструктуру государственного, политического, коммунального, медийного, грантоедского лицемерия. Сложилось разделения труда между русским и украинским языками. На контрасте с украинским, русский язык звучит свежо, честно. Это язык, который способен обслужить истину, способен рассказать истину, а также сложность переживаний сегодняшних русских людей, попавших в ситуацию по имени «Украина». Они наворотили дел. Если их предоставить на произвол украинского языка, то мир так и не узнает, что же им пришлось испытать. Только на русском языке они смогут реализовать свой шанс на покаяние за то чудовищное варварство, которое они сотворили со своей страной. Только на русском можно с предельной ясностью описать невероятную коллективную незрелость и невзрослость, которые украинское общество продемонстрировало на обоих майданах. И только русский язык начал рассказывать войну на Донбассе. Уже вышел в свет удивительный роман Захара Прилепина. Уже разошлись стихи Анны Долгаревой. Уже появились другие хорошие книги, которые я еще не прочитал, но обязательно прочитаю.
7. Русский язык сегодня обслуживает в том числе и самое удивительное – собственное отрицание. Сегодня русский язык говорит о невозможности и ненужности самого себя. И это выводит его высшую культурную, цивилизационную общечеловеческую, планетарную лигу. Великий русский язык, как мне кажется, обретает даже сакральность, озвучив и ангельское, и дьявольское. Сегодня на Украине разворачивается лингвистический, языковой ад. Его проходит, в него погружается наш язык перед тем, как, по «Герою с тысячами лиц» Джозефа Кемпбелла, взлететь на уже недосягаемую высоту.
Я полон оптимизма. Мне кажется, у русского языка великое будущее. Изобразительные возможности его превосходят визуальные искусства. Русским языком можно рисовать. Мне грешным делом кажется, мир, планета, уж извините, просто нуждается в архивировании по-русски, в русском пересказе. Только на русском он сохранит свои оттенки, свою бездонную глубину, свою необозримость. Это не комплекс превосходства с моей стороны, приправленный пафосом. Это скорее констатация необходимости. Нашим литературе и науке нельзя лениться. Им нужно опять стать глобальными, амбициозными. Русский язык просто необходим для социализации нейросети, например. Нам всего-навсего нужно сбросить с себя морок самоуничижения. Ребята, нам есть, чем гордиться. Мы очень нужны будущему. Мы очень многое можем дать миру. Нам пора во всём играть по-крупному.
Фото: Sergey Dolzhenko / EPA / ТАСС
