КАНУНЫ. Возле рубленой часовенки, что стоит на берегу таёжного ручья, зацвела верба. Пока выборочно, на кряжистых стволах, которые никак не назовёшь обычным кустарником, настолько высоко они устремили свои жилистые ветви, обрамлённые как будто для изящества серебристыми барашками. Купола, верба, небосклон — всё купается в лучах солнца, а его сегодня за городом К. с избытком.
По меркам сибирской весны, верба зацвела слишком рано, но ведь там, в небесной канцелярии, чётко знают, где и когда, в какой даже час.
Чистую лазурь, без единого облачка, высоко над моей головой чертит реактивный лайнер, разрезая небо и стирая наспех сделанную подпись.
Я смотрю, как она вслед за самолётом медленно растворяется в вышине, исчезает как белый дым; кажется, что чья-то очень чистая душа пролетела, сделав видимым для нас, грешных, свой нательный крестик.
НЕ ЧЕТА. Если кто-то собирается к нам в гости (по доброй ли воле, или по казённой надобности), настоятельно рекомендую изучить вдоль и поперёк путевые очерки Чехова, отправляемые им из далёкого края в Санкт-Петербург. Они небольшие, по-детски непосредственные, полные дорожных открытий: европейскому читателю знать надобно, что «Сибирь есть страна холодная и длинная. Еду-еду и конца не видать!»
И что только после Енисея начинается вся красота сибирская с её бескрайней тайгой и лесистыми горами, идущими внахлёст, бесконечной чередой друг за другом, с ложбинами и распадками, полными какой-то особенной таинственности…
Тайга настоящая, черневая, с высокотравьем в человеческий рост, она не чета обычному смешанному лесу!
БУРАН. Есть такой колоритный глагол, характерный для диалектов северорусской полосы, — «буранит». Вчера буранило.
Обещанный с утра дождь на Перевале превратился в мокрый снег: крупные хлопья сыпались беспрерывно, так что в тайге попряталась всякая живность. Даже белки не промышляли, традиционно попрошайничая в заповеднике, — боялись промочить зимнюю шубку.
Уже сгущались сумерки, когда над распадком всё-таки появился крылатый хищник и хриплым, но жалобным голосом, точно малый ребёнок, раза три прокричал. То ли сожалел, что не видит никаких объектов каждодневной охоты, то ли удивлялся по-детски безмерному обилию пушистого снега.
А вместе с птицей (похоже, что из породы ястребиных) дивился и я: зачем же ехать в какой-то Куршавель — в саянские горы, которые в шаговой доступности, тоже пришла мягкая, почти европейская зима…
Николай ЮРЛОВ,
КРАСНОЯРСК
Последний снег. Фото автора
