Справедливость — одна из ключевых категорий русской цивилизации. В понятии "справедливость", как и в понятиях "держава", "победа", "чудо", "икона", сокрыт русский духовный код. В слове "справедливость" твердость русского характера и неиссякаемая воля. Со справедливостью можно все одолеть, со всем можно справиться. "Справедливость — какое прекрасное слово. — Писал архиепископ Иоанн Шаховской. — Есть что-то божественное в нем. Оно вдохновляет, укоряет и мучает. Свято нас мучает, когда мы боремся за справедливость в отношении других людей, и в тоску ввергает нас, когда мы добиваемся полной справедливости, и часто в сущих пустяках, в отношении себя со стороны других". Подлинная справедливость "не ищет своего", "не радуется неправде, а сорадуется истине", "милость к падшим призывает". С самого раннего детства справедливость становится для нас главным мерилом людей, их поступков и суждений.
Но при этом удивительно, что само слово "справедливость" с древним славянским корнем "прав-" появилось в русском языке достаточно поздно, не раньше XV века. Словарь В.И.Даля, вобравший в себя все богатство и многоцветие живой стихии языка, не знает слова "справедливость". Оно с абстрактным суффиксом "-ость", может быть, слишком теоретизированное, категориальное не встречается в ранних памятниках древнерусской литературы. Не найдем мы его и в Библии на церковно-славянском языке. Звучит оно в Священном Писании лишь в синодальном переводе. "Доброе дело — молитва с постом и милостынею и справедливостью. Лучше малое со справедливостью, нежели многое с неправдою" — читаем мы в Ветхом Завете. А в Новом Завете святой апостол Павел в Послании Ефесянам наставляет: "Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость". На церковно-славянском языке этот отрывок звучит так: "Чада, послушайте своих родителей о Господе: сие бо есть праведно".
Справедливость и праведность — вот ключевое соотношение. Именно праведность — корень справедливости. Именно благочестие и святость являются ориентирами для подлинной справедливости. Именно в Священном Писании, на Синае и в Нагорной Проповеди были явлены краеугольные камни справедливости — то единственно неизменное, что удерживает от распада наш постоянно мутирующий мир. Потому и вся библейская история есть история достижения справедливости через обнуление греха и возвращение в земную жизнь Божественных смыслов. Отсюда вселенский потоп и спасительный ковчег, смешение языков во время возведения Вавилонской башни, испепеленные Божьим гневом Садом и Гоморра, и, конечно, Христова жертва, приносимая и теперь каждую страстную седмицу.
Человечество очищается от греха, как от коросты, пытается сбросить с себя скверну, как ветви, склонившиеся к земле под тяжестью снега. В каждую из эпох человечество ищет своих праведников, своего Ноя, Иону или Иова. Уповает на то, что нищий Лазарь окажется на лоне Авраамовом, что брошенного на дороге спасет милосердный самарянин, а раскаявшийся разбойник окажется рядом со Спасителем в Раю.
Именно о такой справедливости, когда единица в одночасье может стать больше миллиона, когда безбожник, пролежавший биллион лет во тьме, все же встал и пошел на свет, грезит русская душа. Эта справедливость — замковый камень бытия. Она не дает смешать черное и белое, подменить первородство чечевичной похлебкой.
Россия — излюбленная Господом страна, и потому ее история стала продолжением священной истории, а значит, продолжением утверждения справедливости. Всякий раз, когда мир готов был сорваться со своей Божественной орбиты, сорваться во тьму и бездну, мы восстанавливали справедливость — на реке Калке, Чудском озере, Куликовом поле. Собирали ополчение и изгоняли интервентов, бросали на Красной площади знамена поверженного врага и возвращали Крым в лоно России.
Справедливость вызревала, как благословенный плод в "Слове о Законе и Благодати" ("Ты правдою был облечен, силою препоясан, истиною обут, умом венчан и милостью, как гривной и утварью златой, красуешься"); в "Повести временных лет" ("Если же какая-нибудь страна станет угодной Богу, то ставит ей Бог цесаря или князя праведного, любящего справедливость и закон, и дарует властителя и судью, судящего суд"); в "Молении Даниила Заточника" ("Аще кто в печали человека призрит, как студеною водою напоит во знойный день"); "Домострое" ("А если кто по-божески живет по заповедям господним, по отеческому преданию и по христианскому закону, то есть если владыка судит справедливо и нелицемерно и одинаково всех, богатого и бедного, ближнего и дальнего, известного и неизвестного, — такие, конечно, будут вознаграждены за свои справедливые решения").
Справедливость — тяжелый крест. Ее прозрел Владимир Креститель, ею благословил он свой народ в водах Днепра. Вериги справедливости носил на себе много лет затворник Иринарх. О ней молился на камне преподобный Серафим Саровский. К справедливости призывал праведный Иоанн Кронштадтский: "если бы мы везде предзрели Господа, то лучше бы и желать не нужно было, мы поступили бы не более как только по справедливости: ибо Бог всегда одесную нас, где бы мы ни были". Справедливость проповедовал владыка Иоанн Снычев: "Господь всемогущий и милосердный, видя наше желание встать на путь исправления и справедливости, силен помиловать Россию и даровать нам все потребное для спасения и воссоздания Родины".
Это справедливость, вобравшая в себя и праведность, и правду, и правоту. Она напитала все наше бытие, на ней зиждутся наши представления о семье и отечестве, власти и труде. Эта справедливость выше законов Хаммурапи, требующих "око за око", "зуб за зуб". Эта справедливость глубже "сурового закона" древних римлян. Эта справедливость прочнее "общественного договора".
Справедливость первородна и чиста, как родник, светла, как луч зимнего солнца, отогревший узорное окно. Она пришла к нам из золотого века, где человек жил в абсолютной гармонии с природой, где львы преданно лизали руки праведников, а медведи ели ягоды с ладоней святых.
Божественная справедливость красива, гармонична. О ее "художественном начале" Иван Ильин писал: "она созерцает жизнь сердцем, улавливает своеобразие каждого человека, старается оценить его верно и обойтись с ним предметно. Она “внимательна”, “бережна”, “социальна”; она блюдет чувство меры; она склонна к состраданию, к деликатному снисхождению и прощению. Она имеет много общего с “тактом”. Она тесно связана с чувством ответственности. Она по самому существу своему любовна: она родится от сердца и есть живое проявление любви". За Божественную справедливость принесли себя в жертву на дуэли Пушкин и Лермонтов, за нее мученически погиб Грибоедов, за нее готов был "полезть на нож" собиратель русского слова Владимир Даль. Божественная справедливость привела домой художника Иванова через шторм и уберегла его гениальное творение "Явление Христа народу". Ее лик прозревал в боях художник Верещагин. За ней, как за благодатным огнем, отправлялся в ратные походы поэт Николай Гумилев.
Справедливость — движущая сила русского народа. Влекомый ею, он искал град Китеж и страну Беловодье, "где в согласии и ладе свободные люди живут". С нею, как с иконой Господа, "поцелуем Бога" шел русский народ в многодневные паломничества. С ней покорял Сибирь и Арктику, осваивал океаны и Космос. И что бы ни созидал, за что бы ни воевал русский человек, все было во имя справедливости.
Сегодня мир пытается жить по человеческой справедливости, которая несоизмерима со справедливостью Божественной. Человеческая справедливость в корне своем всегда оказывается узка, поверхностна, однобока, своекорыстна. Она может претендовать на сверхчеловека, но в итоге всегда вырождается в мальчиша-плохиша. Она руководствуется свободой вседозволенности и экзистенциальным нигилизмом. Провозглашаемая якобы ради человека, она в итоге низводит его до примитивного существа без исторической памяти и стрелы времени, запущенной в будущее.
Когда потоки Божественной справедливости заглушаются или отравляются человеческой справедливостью, мир вязнет в болоте, его энергии затухают. И чтобы сдвинутся с мертвой точки, необходим революционный взрыв. Александр Проханов выделил три типа революции как реакции на отсутствие в мире Божественной справедливости.
"Черная революция" — революция фашистского толка, революция расовых представлений, видящая в человеке лишь природный материал, делящая людей по сортам. Революция Антихриста, который искушает человека избранностью и ведет его, прокладывая путь, противоположный Божественной справедливости — в адскую бездну. Это путь контрсправедливости.
"Красная революция" — революция социалистического толка, революция производства и общественных отношений. Революция ради благ земных и земного равенства, ради мира, в котором не будет униженных и оскорбленных. Но эта революция линеарна, мир, созданный ею, конечен, смертен, потому что не имеет Божественной вертикали. Это путь светской правды.
"Белая революция" — "это Революция Духа. Её совершили в Европе Франциск Ассизский, а в России — Сергий Радонежский. Это — привнесение во все области жизни святой энергии, то есть Справедливости, которую праведник добывает в небесах, а потом вливает по каплям в государственные институты, в художественное творчество, в человеческие уложения, в отношения человека с природой, с механизмом, с самим Богом. Такая революция возможна при обилии праведников, которые не обязательно носят чалму или митру. Эти праведники могут быть художниками и поэтами, что особенно видно на примере России, создавшей великую культуру, одухотворившую и окрылившую целые поколения. Высшим проявлением "Белой Революции" является Второе Пришествие, когда Христос еще раз и уже окончательно, с мириадами ангелов, восстановит Справедливость".
Именно через белую революцию мы выходили из всех бездн нашей истории. Именно белая революция всегда становилась живоносным источником Божественной справедливости. Современный мир облачен в три цвета: в нем пылают пожары красных революций, смердят трупные пятна черных, и небесным облаком клубится над Россией белая революция духа. И в этом облаке еще не четко, но уже просматриваются лики новых героев и подвижников. Из этого облака доносится ангельское: "…Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней".
Рис. К. Горбатов. «Невидимый град Китеж» (1913)
