Пламя войны в Чечне обжигает Россию уже два столетия то открытым огнем, как в 1817 – 1864 гг., то тлеющими углями как в современности. И гасят его каждый раз одним и тем же способом: большие восстания подавляют с помощью регулярной армии, а потом договариваются с местной элитой, которая совсем недавно сражалась против «федералов» и платят ей «отступные» за соблюдение тишины. Но вот спокойствие после этого не наступает. Еще очень долго по горам бегают бородатые люди с оружием. И так до следующей войны.
При всей болезненности «кавказской раны» в российской печати практически не обсуждается вопрос о том, чем же руководствуется кавказская элита и лидеры бандформирований (во время больших войн эти группы частично совпадают) в своем стремлении быстро менять мир на войну и обратно. На мой взгляд, это может быть объяснено так называемой «трилеммой боевика». Это некая стратегическая игра, где целью основного игрока, то есть условного представителя кавказской элиты, является желание максимизировать свою выгоду в зависимости от меняющихся обстоятельств.
В этой игре две стороны: «уважаемый полевой командир» и «российское государство». И есть четыре аксиомы. Первая: так или иначе российское государство побеждает в открытой войне, но всегда сражается с малым ожесточением и хочет мира. Вторая – в Чечне местные элиты, руководящие крупными и сильными кланами, постоянно борются за блага жизни, но последних всегда слишком мало и этот конфликт не прекращается. В самой Чечне просто нет силы, которая бы смогла прекратить эту борьбу кланов. Третья аксиома (следствие второй) – постоянное образование в Чечне крупных, борющихся друг с другом за ресурсы коалиций, что выражается, в том числе, в войнах против России и обычном бандитизме. Четвертая (следствие третьей и первой) – Чечня является принципиально нестабильным регионом, где сама клановая структура общества толкает людей на конфликты. Стабилизировать ситуацию может только надклановая сила, то есть Россия, создавая организационные структуры, как было при СССР, или, поддерживая один клан, который контролирует остальные, как в современности. Значит, мир и стабильность в Чечне в масштабах всего общества зависят от действий России.
История показывает, что переходы от мира к войне и обратно в Чечне бывают трех типов, «переключателем» между которыми, то есть тем, что производит выбор альтернативных вариантов событий, является степень силы и решимости России подавлять клановые разборки. Россия создает те условия, в которых, руководствуясь вполне рациональным выбором с целью получения наибольших благ, действуют как чеченские элиты, так и «уважаемые полевые командиры».
Сама игра «трилемма боевика» разворачивается следующим образом. Поставим себя на место «уважаемого полевого командира», воюющего с «федералами». Представим ход его мыслей и как следствие – действий по отношению к «российскому государству», т. е. другому участнику этой игры. Всего у игры есть три возможных сценария. Опишем их.
Итак, первый сценарий игры таков. Сильная и решительная Россия неумолимо побеждает боевиков. И думает такой командир, что недолго ему осталось сопротивляться «гяурам», ведь множество его боевых товарищей уже отправилось в мир иной, а сил, то есть денег, людей и оружия у него все меньше. Можно бороться и дальше, но российское государство все равно победит. В этом случае сам полевой командир встретится с праотцами, а его родной клан перестанет быть в Чечне богатым и уважаемым. Последнего уж точно допустить нельзя. Тогда этот наш «уважаемый боевик» решает, что лучше предать остальных командиров и иные воюющие с ним плечом к плечу кланы, чтобы сохранить себя и свой клан. Для этого надо помириться с «гяурами» и поступить к ним на службу. Задуманное полевой командир реализует и в итоге богатыми и сильными становятся в Чечне он и его родственники.
При этом служить российскому государству бывший боевик будет за небольшую плату и очень добросовестно, так как у сильной России много не попросишь. Поскольку выгодно предать своих боевых товарищей, а иного выхода нет, то начинается «марафон предательства». В итоге в Чечне устанавливается тишина. Обратный ход, то есть от мира к войне бывшие боевики не делают, ибо выгод никаких это не несет и чревато уничтожением. Устанавливается власть российского государства, поддержанного многими бывшими «авторитетными командирами». Такое случалось, например, в 1860 – 1880-х гг. во время полного покорения Кавказа.
Но эта ситуация неустойчива, поскольку остальная часть элиты, вовремя не поддержавшая Россию, получает гораздо меньше благ и чувствует себя обделенной, а клановое противостояние остается. Поэтому, как только ослабнет российское государство, такие противоречия выливаются в войну кланов друг с другом и с Россией. Происходит это потому, что теперь бывшие члены этноэлиты понимают: если нет твердой российской власти, то никто не защитит их от агрессии других тейпов. Значит, лучше сразу начать воевать со всеми остальными, чтобы не потерять имущество свое и родного клана. И начинается война всех против всех. Это классический случай 1990-х гг.
Второй сценарий игры разворачивается следующим образом. Российское государство относительно слабо и только с очень большими трудностями и не до конца побеждает полевых командиров. Тут наш «уважаемый боевик» думает, что неплохо бы победить гяуров, возможно, что это даже удастся, но война слишком затягивается, а ее риски и издержки превосходят те блага, которые можно получить в итоге победы. Но вот сама победа не гарантирована. Да и российское государство все время говорит, что надо служить ему, чтобы стать богатым. В итоге находится несколько, но в этом случае всегда немного таких полевых командиров, которые решают предать своих братьев по оружию и служить «федералам».
То есть в итоге длительной борьбы без очевидного успеха наиболее выгодный вариант – сепаратное соглашение. Российское государство поддерживает этого бывшего командира, и он становится значимым человеком в Чечне, официально признанным членом элиты. Разумеется, править он может только силой, поскольку им недовольны влиятельные представители иных кланов, которых ему пришлось предать. Поэтому данному новоиспеченному члену элиты требуется поддержка со стороны российского государства. Это доминирование одного клана над остальными.
Но потом бывший боевик думает: «А на что мне жить?» Экономика в итоге войны разрушена. И он выбирает единственный товар, которым способен торговать – это стабильность в контролируемом регионе. И продает он ее российскому государству, то есть другому игроку. Россия просто вынуждена приобретать этот вожделенный товар, поскольку слишком слаба, чтобы устанавливать мир собственными силами. Проще не напрягаться и откупиться. Монопольный же продавец стабильности – наш бывший полевой командир получают все преференции от российского государства. Но бывшему боевику невыгодно, чтобы этого товара было слишком много, так как нужно, чтобы он был дефицитным и полностью не покрывал потребность в нем, а значит, был дорог. Иными словами, он полностью не подавляет всех непримиримых ненавистников российской власти. Эти непримиримые создают в регионе некоторую нестабильность, которой наш бывший полевой командир пугает Россию. Она же, в свою очередь, платит за поддержание мира в приемлемых рамках. Именно по этой причине в контролируемом регионе еще долго проводятся контртеррористические операции. Бывшему полевому командиру выгодна только малая нестабильность.
При этом «откат назад» нового представителя элиты вновь на «должность» полевого командира остается принципиально возможным. Пригрозить подобным вариантом событий он может российскому государству, как только оно станет меньше платить. А если поток денег станет существенно меньше, он с легкостью перекочует со своими бойцами в лес и горы. Почему? Потому, что это способ снова в жесткой форме потребовать от Москвы побольше благ жизни, и также способ сохранить первенство над остальными кланами, возглавив их борьбу против «неверных». Описанная ситуация торговли стабильностью – это современные реалии, начиная с 2000-х гг., а также периода до начала Кавказской войны 1817 – 1864 гг. Но во втором случае денег от России «за сохранение мира и службу» просил каждый мелкий влиятельный князь. Как только поддержка российского государства ослабнет, то остальные кланы восстанут против клана-гегемона и начнется как война между самими кланами, так и с Россией. Так что опять переход от мира к войне будет очень быстрым.
Третий сценарий игры «трилемма боевика» выглядит иначе. В этом случае Россия очень слаба и не может противостоять организованным боевикам. Тогда «уважаемый полевой командир» думает следующим образом: «Гяуры уйдут с нашей земли, значит, каждый клан, каждый лидер захочет быть главным, всякий тейп будет как волк по отношению к другим тейпам». Что делать такому командиру? Остается только воевать против других кланов. Иными словами, начинается борьба всех против всех почти так, как ее описывал Томас Гоббс. Как следствие, разгорается война, а все значимые вопросы решаются с помощью оружия. Ясно, что при этом массовые убийства и депортации мирного населения становятся нормой. В общем, в точности события 1988 – 1995 гг. в Чечне. Разумеется, нестабильность экспортируется за пределы воюющего региона. Убийства же простых людей становятся выгодным делом, поскольку это самый легкий и ненаказуемый в такой ситуации способ получения собственности. «Вернуться обратно в объятия России» бывшему боевику практически невозможно, поскольку это означает отказ от власти. Представим себе, что Шамиль или Дудаев потребовали бы распространения российских законов на Чечню. Такое невозможно.
Таким образом, причиной постоянных войн в Чечне и на Кавказе является именно клановая структура обществ, когда лидеры тейпов постоянно борются за скудные ресурсы этой земли, поскольку их не сдерживает никакая сила, и нет дела более выгодного, чем война. «Спусковым крючком», то есть переключателем мира на войну и наоборот становится сила России. Если она сильная – мир. Если слабая – война. Вот такова вкратце «трилемма боевика» и то, как мыслят полевые командиры, рационально выбирающие те или иные описанные сценарии.
Остается еще несколько вопросов. Почему руководство Чечни, используя свое положение (имеется в виду местное руководство) не развивает экономику региона? Ответ в том, что сложность организации развития производства и создания договоренностей между кланами, а также вопросы об итоговом распределении прибыли слишком велики. К тому же в ситуации потока денег из Москвы. Экономику нельзя построить, пока нет надклановой и наднациональной элиты, поскольку инфраструктура экономики (заводы, дороги, хранилища) должна охватывать всю территорию региона и функционировать по своим, экономическим правилам. В Чечне же разные территории, а также все, что там происходит, находятся под влиянием разных кланов, которые хотят иметь больше прибыли от этой инфраструктуры. Но поскольку все хотят много, вмешиваются в ее функционирование, то сама инфраструктура работать уже не может. Значит, простроенная экономика в ситуации клановых противоречий не убережет от тейповых конфликтов.
Тогда почему в Чечне есть конфликты, а в Дагестане их гораздо меньше? Ответ в том, что в Чечне гораздо более моноэтническое и компактно проживающее население, а также очень крупные и сильные кланы. Это как раз и облегчает создание коалиций между ними и как следствие – соперничества и войн в территориальных масштабах всей чеченской этнической общности. В Дагестане же чересполосица этносов и относительная слабость кланов затрудняют складывание потенциально конфликтных коалиций, что делает слабовероятными крупные войны, но оставляет возможность для мелких конфликтов. То же самое облегчает возможность российского надкланового управления в республике, сохраняя стабильность.
Все указанное позволяет утверждать, что нестабильность в Чечне не исчезнет еще очень долго, поскольку сохраняются все причины, ведущие к конфликтам.
