«Он не хотел казаться лучше, чем был, и часто был лучше, чем казался...»
Василий Ключевский об Александре II.
Я — болгарка, и, следовательно, имя царя Александра II хорошо знаю с детства. Это потом уже явятся Пётр, Екатерина, Павел и прочие русские государи, но в детстве мне казалось, что он — единственно-важный. Освободитель - ибо не только подписал вольную для крестьян, он - вызволил болгар от турецкого ига. Он — освободил, даровал, позволил. А что — в ответ? Василий Ключевский скажет впоследствии: «Александру II досталось наследство, обремененное запоздалыми преобразовательными вопросами, давно просроченными обещаниями и недавними тяжкими утратами. Императору пришлось протаскивать свои реформы». На него свалилось всё, что могло и - не могло свалиться. Бытует устойчивый литературно-кинематографический шаблон: «волевой, суровый нордический тип» и это клише — надумано. У «нордического человека» Александра II – растерянное, удивлённое лицо. Это его отец — колосс Николай Павлович вызывал ужас, трепет и поклонение, а «зимние очи» - по определению Герцена - заморозили всю Россию. Это у двоюродного деда по материнской линии — Фридриха Великого был проникающий взор и жёсткий подбородок. Александр II смотрел на мир неуверенно — будто бы ища поддержки. Его упрекали и — продолжают упрекать, что ни одно своё начинание он так и не довёл до логического финала, кидаясь из крайности в крайность; окружая себя то прогрессистами-новаторами, то — реакционерами. Широко известна речь, сказанная в марте 1856 года: «Слухи носятся, что я хочу объявить освобождение крепостного состояния. Это несправедливо, от этого было несколько случаев неповиновения крестьян помещикам… Я не скажу вам, чтобы я был совершенно против этого: мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мною; следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу». И да, и нет. И вроде бы как... Хочу, но могу ли? Ах, да — всенепременно должен. Всем — должен. Русский царь — это многогранная личность по определению: «То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник». Сказано о Петре, но по сути — о любом из Романовых в той или иной степени. Не можешь? Научим. Не хочешь? Заставим. Хотя, Сашеньку растили в любви и неге, скорее, прививая полезные знания, чем вбивая их. Памятуя о своих детских невзгодах, Николай I окружил своего наследника умными и добрыми наставниками — один только Василий Жуковский чего стоит. Поэт-романтик пестовал будущего императора, на которого упало, рухнуло бремя железного века.
17 апреля 2018 года исполняется 200 лет со дня рождения императора Александра II (1818–1881), а потому в Государственном историческом музее открыта масштабная экспозиция, посвящённая царю-реформатору и царю-триумфатору, вошедшему в историю, но проигравшему судьбу и — жизнь. Он постоянно сомневался и рефлексировал. Эпоха толкала его в спину. Шаг влево, шаг вправо — немыслим. Его дорога — предрешена. Век девятнадцатый, жестокий. Первый зал — детские годы царевича. Желанный, Богом данный мальчик. «Нашему малютке было дано имя Александр; то был прелестный ребеночек, беленький, пухленький, с большими тёмно-синими глазами; он улыбался уже через шесть недель…», - писала в своих мемуарных записках мать - Шарлотта Прусская. Рождение царственного малыша - это всенародное ликование, а всё тот же Василий Жуковский выдал для дитяти программу-минимум: «Жить для веков в величии народном, / Для блага всех — своё позабывать, / Лишь в голосе отечества свободном / С смирением дела свои читать». Житие царя — ноша и никак иначе. С детства — не лишь игры и учёба, но и служба. Мы видим крохотный мундирчик, пошитый для ребёнка, вряд ли до конца понимающего, что от него хотят. С годами эти мундиры будут множиться — эполеты, аксельбанты, приталенный силуэт. Писан немецкими мастерами — знатоками ботфорт и плюмажей. Впрочем, на тот момент именно Николаевская Россия — жандарм Европы! — задавала тон в военной форме. А что же Сашенька? Вынужден подчиниться приказу. Он будет ещё долго позировать рядом с отцом, вечно уступая ему в стати и мужественной красе. На всех портретах у Александра — обиженное и даже - горькое выражение. Увы, не спасают принужденно-бравые позы. А пока — золотое детство. Громоздкая ваза в стиле ампир — с фигурой наследника. По бокам — парадные портреты его родителей — они ещё молоды и прекрасны: безусый Николай и свежая, как утренняя заря, Шарлотта.
В следующем зале — юные лета. «Первая обязанность твоя будет всё видеть с тою непременною целью, чтобы подробно ознакомиться с государством, над которым рано или поздно тебе определено царствовать. Потому внимание твоё должно равно обращаться на все…дабы получить понятие о настоящем положении вещей», - говорит Николай, оправляя сына в путешествие по стране, названное «Обручением с Россией». Жандарм-отец выпускал сына и в Европу — на выставке можно видеть английские предметы, подаренные цесаревичу в Англии — в частности, алый портфель и письменные принадлежности. Авторы экспозиции ставили перед собой задачу — явить Александра-человека Здесь довольно много личных вещей — например, походный стул — самый скромный, какой только можно выдумать.
Встреча с будущей супругой — принцессой Максимилианой Гессенской произошла при самых романтических обстоятельствах — в духе тогдашней беллетристики. Он — миловидный принц-наследник фантастически богатого королевства; она — благообразная и нежная дева с пикантной родословной — отцом будущей императрицы считали барона де Гранси, а вовсе не Людвига II Гессенского. Визит в оперный театр. Ложи блещут. Представляли «Весталку» - постановку знаменитую и шикарную. Волшебная музыка решила всё. «Милая Мама, что мне до тайн принцессы Марии! Я люблю её, и я скорее откажусь от трона, чем от неё. Я женюсь только на ней, вот моё решение!» - писал очарованный Александр. Однако! На выставочном портрете (1864) мы наблюдаем худую, печальную и усталую женщину. Она уже не та юная возлюбленная, а — матушка Всея Руси. Картина — копия с работы салонно-придворного мастера Ксавьера Винтерхальтера, сделанная Тимофеем (Тимолеоном) фон Неффом. В те годы все были увлечены стилем Евгении Монтихо — супруги Наполеон III. Мотовка, фея и капризница, она обожала кружева, драгоценности, ленты, чем снискала себе славу «второй Марии-Антуанетты». Все дамы — включая королев и герцогинь — подражали ей. Вот и наша императрица изображена с причёской «а-ля Евгения», в пышном кринолиновом платье, с несметными жемчагами - они будто бы давят и не дают вздохнуть. Лицо — на контрасте со всей этой мишурой.
Третий зал — церемония коронации. Реконструированный конный «поезд» с геральдическими изысками. Воцарение Александра вызвало исступлённую радость — последний период николаевского правления казался душным и самодурным. Надежда на лучшее — с добрым государем. Тема праздников и увеселений. Вот - забавный портрет работы Алоиза Густава Рокштуля в стилизованных доспехах. Тогда была превеликая мода на средневековые тайны, романы в «готическом» духе и даже маскарадные ристалища. Европа зачитывалась Вальтером Скоттом, придумывая себе благую родословную — всю сотканную из рыцарских вензелей и белых роз. Особое место на экспозиции посвящено военным кампаниям — в частности, кавказской кампании и войне на Балканах. Ему всегда говорили: быть царём — трудно и даже больно.
Итак, зал, посвящённый преобразованиям. Один из центральных экспонатов - перо, которым царь подписал начало новой эры. Освобождение крестьян от рабства. Хотя, студенческая и разночинная младежь не выразила положенного восторга. «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» - вопросил дворянский отпрыск Николай Некрасов, а мальчики в нечистом белье и с томиком Прудона ему поддакнули. На стенде - «счастливый» мундир царя, в коем он спасся от пули Дмитрия Каракозова — террориста-революционера. (Кстати, улицы, названные его именем до сих пор существуют в России). Считается, что фанатик не просто так пальнул мимо - его толкнули под руку. Обычный крестьянин Осип Комисаров - его тут же возвели в дворянское достоинство. На выставке есть скульптурный портрет Комиссарова, выполненный неизвестным мастером в 1866 году, то есть сразу же после событий. Вообще, создаётся жуткое впечатление — сколько бы ни делал Александр благих дел, он вызывал всё больше недовольства со стороны «прогрессивного человечества». Мало! Всё равно — мало! Как показывает история, с расхристанной публикой, мечтающей о свободах, лучше не заигрывать. Ибо результат во все века — один. Сегодня ты даруешь им права с гарантиями, а завтра они в тебя же мечут бомбы. Вольницы много не бывает. Но! Мог ли царь «заморозить» Россию, как делал это отец-Николай? Уже — никак. Реформаторская деятельность оказалась единственно-возможной.
В личной жизни тоже всё шло наперекосяк. После восшествия на престол Александр начал открыто заводить фавориток, а многолетняя связь с предприимчивой красавицей Катенькой Долгоруковой и вовсе поставила под угрозу царский брак. В одном из залов мы видим фотографии мадемуазель Долгоруковой. Тут же — под стеклом — флакончик фирмы Boucheron. Дорогостоящая безделица для настоящей львицы. Волевая и хищная — даже с виду — Долгорукова ныне представляется этакой сентиментальной любовницей образца Луизы де Лавальер (снято несколько слезливых лент, в том числе, иностранных). Реальность — кошмар и раздрай. Из-за своей слабости царь утратил имидж и лишился доверия многих преданных трону аристократов. Бедняга-Александр постоянно хотел «как лучше», пытался примирять и — примиряться. Но...
Трагедия не могла не состояться — в покушении участвовали молодые, сытые да борзые господа, отхлебнувшие свобод и опьяневшие от вседозволенности. Впоследствии Александр Блок напишет: «Всё издалёка предвещало, / Что час свершится роковой, / Что выпадет такая карта… / И этот века час дневной — Последний — назван первым марта». Вот — сабля, которая была с Александром в момент гибели. На неё пролилась кровь. Так погиб заложник века — царь-освободитель. Царь-жертва.
