Чиновники и экономисты, политики и бизнесмены живо отреагировали на предложение ввести четырехдневную рабочую неделю. Многие считают, что оно исходит от влиятельнейшей Международной организации труда (МОТ). Однако в самой МОТ подчёркивают, что «речь идет о личном мнении экспертов организации. Официальной дискуссии по этому вопросу не ведется».
В России данное предложение экспертов встретили, по большей части, враждебно. Министр экономического развития А. Улюкаев так и вовсе заявил: «Я об этом узнал из телевидения, мне это кажется какой-то такой первооктябрьской шуткой. Это странная идея, ничего хорошего в ней нет». Менее жёстко, но все равно критически высказалась «социальный» вице-премьер О. Голодец: «На сегодняшний день мы не можем себе этого позволить. Четырехдневная неделя - это пока для нас мечта».
Как и следовало ожидать, «четырехдневку» сразу же, далеко и надолго, послали представители российского бизнеса. Хотя, что интересно, за рубежом многие очень даже продвинутые бизнесмены, напротив, идею одобряют. Так, в пользу «четырехдневной» недели выступил один из основателей Google Лари Пейдж, занимающий 17-ю позицию в глобальном рейтинге Forbes. С ним солидарен основатель Virgin, британский миллиардер Ричард Брэнсон, который заявил: «Нет причин, почему люди не могут работать меньше часов и с такой же — если не с большей – эффективностью. Людям должны будут платить больше за работу в течение меньшего периода, поэтому они смогут позволить себе больше свободного времени. Это будет трудно правильно сбалансировать, но это возможно… Всем понравится иметь больше свободного времени для своих близких, больше времени для того, чтобы улучшить свою форму и здоровье, больше времени, чтобы изучить мир». (Между прочим, профессор медицины из Великобритании Джон Эштон пришёл к выводу о том, что для максимального сохранения здоровья человеку нужно работать не более четырех дней в неделю.)
Вопрос этот весьма серьезный, и заслуживает самого пристального рассмотрения. При этом, утверждения о том, что предложение экспертов МОТ утопично, в расчёт принимать всё-таки не стоит. Как правильно заметил председатель Комитета Госдумы по труду, социальной политике и делам ветеранов А. Исаев, когда-то и идея восьмичасового рабочего дня казалась фантастической. Другое дело, к чему может привести реализация идеи о «четырёхдневке» в современных условий. Тут, безусловно, стоит прислушаться к мнению Михаила Делягина: «Советский Союз развалился под бременем свободного времени. Люди зарабатывали достаточно для нормальной жизни. А когда у людей возникает свободное время, которое нечем занять, когда государство и общество не создают возможности и, самое главное, потребности самосовершенствования, то наличие свободного времени ведет к развитию многочисленных пороков. Если человек не поднимается наверх, то он проваливается вниз. Если он не приближается к ангелам, то он приближается к обезьяне».
Действительно, свобода – это такая вещь, которую можно наполнить самым разным содержанием. Важно понять, для чего нужна та или иная свобода. И это, конечно же, касается и свободного от работы времени. Здесь было бы очень даже не лишним обратиться к работе такого выдающегося практика, как И. В. Сталин «Экономические проблемы социализма». На её страницах он предстаёт перед нами в несколько непривычном образе, весьма отличном от устоявшегося образа гениального диктатора, политика макиавеллистского склада, который не покладая рук сосредотачивает самые разные ресурсы во имя мобилизации страны и народа. «Проблемы» писал выдающийся теоретик, мечтающий о принципиально ином состоянии общества и человека. И вопрос о свободном времени он ставил в такой плоскости: «Было бы неправильно думать, что можно добиться такого серьезного культурного роста членов общества без серьезных изменений в нынешнем положении труда. Для этого нужно, прежде всего, сократить рабочий день по крайней мере до 6, а потом и до 5 часов. Это необходимо для того, чтобы члены общества получили достаточно свободного времени, необходимого для получения всестороннего образования. Для этого нужно, далее, ввести общеобязательное политехническое обучение, необходимое для того, чтобы члены общества имели возможность свободно выбирать профессию и не быть прикованными на всю жизнь к одной какой-либо профессии. (На 19 съезде ВКП(б) Сталин заявит о том, что каждый советский человек должен получить два высших образования – А. Е.) Для этого нужно, дальше, коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную зарплату рабочих и служащих минимум вдвое, если не больше, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления. Таковы основные условия подготовки перехода к коммунизму. Только после выполнения всех этих предварительных условий, взятых вместе, можно будет надеяться, что труд будет превращен в глазах членов общества из обузы «в первую жизненную необходимость» (Маркс), что «труд из тяжелого бремени превратится в наслаждение» (Энгельс), что общественная собственность будет расцениваться всеми членами общества как незыблемая и неприкосновенная основа существования общества. Только после выполнения всех этих предварительных условий, взятых вместе, можно будет перейти от социалистической формулы — «от каждого по способностям, каждому по труду» к коммунистической формуле — «каждый по способностям, каждому по потребностям». Это будет коренной переход от одной экономики, от экономики социализма — к другой, высшей экономике, к экономике коммунизма. Как видно, дело с переходом от социализма к коммунизму обстоит не так просто…».
Стоит заметить, что благие сталинские пожелание сочетались с вполне конкретными делами. О снижении цен знают все. Но мало кому известно, что именно при Сталине была создана база для массового жилищного строительства. В конце 1940-х-начале 1950-х годов построены десятки заводов, занимающихся производством железобетонных изделий. Они-то стали основой крупнопанельного строительства. Возводились многочисленные заводы по производству железобетонных изделий, цементные заводы и т. д. Хрущеву же просто досталась вся слава, к тому же он исказил сталинские начинания: «Сталин поставил задачу так, что параметры квартир были очень солидными: высота потолка — 3-3,5 м, минимальная площадь однокомнатной квартиры – 40-45 кв. м, двухкомнатной — не менее 70-75, трехкомнатной — примерно 100 кв. м, санузел везде раздельный, - отмечает А. Мартиросян. - Хрущев же все урезал в два-три раза, вследствие чего даже трехкомнатная квартира в прозванных «хрущобами» домах не превышала 55 кв. м, а санузлы совместил так, что в каждой семье потом выстраивалась очередь, чтобы попасть в туалет». («За порогом Победы»)
Вождь выступал за строительство многоэтажных домов – вместо 4-5 этажных хрущевских «коробок». Мартиросян приводит воспоминания заместителя Председателя Совмина Министров СССР В. Малышев, который зафиксировал беседу с Иосифом Виссарионовичем (17 июня 1949 года): «Было Политбюро по вопросу о 25-летнем плане реконструкции Москвы. Выступил в конце тов. Сталин и сказал примерно следующее: «... Мы, очевидно, сделали ошибку, разрешив москвичам составлять 25-летний план. Нельзя все учесть и предусмотреть на такой долгий срок. В частности, нельзя учесть и развитие техники. Надо отказаться от 25-летнего плана. Будет разумней составить 10-летний план… Надо, чтобы большая часть Москвы была бы застроена 8—10-этажными домами и 25—30 % — 12—14-этажными домами. Это будет более экономно, чем предложение застраивать Москву 4—5-этажными домами. Развитие промышленности в Москве надо остановить, а предприятия, портящие воздух, надо вывести из Москвы. В проекте предлагается построить много пустых зданий (клубы, дворцы и т.д.). Это неправильно. Надо со всей силой налечь на строительство жилья и расшить жилищный кризис...».
Вот такой вот, в высшей степени, основательный подход. Сталин, действительно, мог мечтать о сокращении рабочего времени, ибо создавал для этого материальную базу (ныне о такой базе можно только мечтать). И он отлично знал, для чего необходимо свободное время. Его расширение было нужно для того, чтобы получить всестороннее и универсальное образование, которое избавило бы человека от поистине рабской привязанности к какому-либо одному занятию. Свобода нужна, в первую очередь, не для того, чтобы отдыхать, расширив пространство не-работы, а с тем, чтобы сделать свободной всю жизнь человека, всю его деятельность. Тогда свободным станет сам труд.
Понять и принять это бывает достаточно сложно. Работа настолько угнетает человека, что он рассматривает свободное время, в первую очередь, как не-работу. При этом, он может просто бездельничать, а может и вести довольно активный образ жизни, но все равно речь идёт о свободе от, а не о свободе для. Человек отдыхает и восстанавливает, как любит и умеет, свои жизненные силы. По сути, он просто воспроизводит себя, причем частично, если учитывать «естественный» процесс старения. Основным же все равно продолжает оставаться работа, ненавистные рабочие дни составляют большую часть годового цикла. Характерно, что даже и самую любимую работу человек воспринимает как некую обязаловку, мечтая «как следует» отдохнуть от неё.
Труд воспринимается человеком как нечто внешнее, отчуждённое от него. Об этом очень много писал Карл Маркс в своих ранних произведениях, особенно в «Экономическо-философских рукописях». (Кстати, в этом году его ранние работы были выпущены издательством «Академический проект» в серии «Философские технологии») Эксплуатация, угнетение и проч. «прелести» антагонистического классового общества он производил именно из отчуждения труда. Маркс заметил, что человек ставит на первое место не саму свою деятельность, а её результат. И он вынужден относиться к своей деятельной природе соответствующим образом потому, что объем производимых потребностей минимален. Человек лишён свободы выбора, ему надо, в первую очередь, поддерживать собственное существование. Свою деятельность он рассматривает не как раскрытие каких-то качеств, но как достижение некоей цели, внешней по отношению к деятельности, к труду. В результате сам труд отчуждается от человека, а поскольку основным содержанием человека является деятельность, то он отчуждается и сам от себя. Маркс рисует воистину ужасную картину антропологической шизофрении, разделение человеческого Я на двое. И само возникновение, ненавистной, для коммуниста, частной собственности возникло именно в результате отчуждения, которое позволило присваивать продукты человеческой деятельности. «Отчужденный труд есть непосредственная причина частной собственности».
При этом, что характерно, отчуждение захватывает и господствующие классы: «Всё то, что у рабочего выступает как деятельность отчуждения, у не-рабочего выступает как состояние отчуждения». Владение частной собственностью накладывает на собственника свои ограничения, формирует поведенческие стереотипы. Сознание владельца раздвоено, а сам он захвачен своими капиталами, которые выступают как нечто самостоятельное, не сводимое к деньгам и товарам, хотя и перетекающее из одного в другое, и обратно. «Договаривая» за Маркса, можно сказать, что уже само состояние раздвоенности, которое ослабляет субъектность, позволяет подчинять человека. И если «пролетарий» подчиняется капиталам опосредованно, через «капиталиста», то последний находится у них в подчинении непосредственно. Здесь уже момент, когда внечеловеческое и безличностное порабощает человека. Пресловутая «эксплуатация» это не только и не столько социально-экономическая и политическая реальность, это онтологическая катастрофа, развёрнутая во времени (при этом, сам Маркс ни о какой катастрофе не пишет, для него это естественный процесс, но от написанного им прямо-таки веет именно катастрофой). И противостоять эксплуатация необходимо в первую очередь с позиций восстановления разрушенной природы человека.
Кстати, про разрушенную природу. Маркс объясняет «вынужденность» труда крайне низким уровнем развития производительных сил на начальном этапе человеческой истории. В этом проявился типично западный прогрессизм, рассматривающий историю как восхождение от низшего к высшему, от примитивному к сложному. Между тем, существует и представление об истории, как об инволюции, нисхождении от высшего к низшему. «Инволюционисты» апеллируют к данным различных религиозно-мистических традиций и часто указывают на представления древних об утерянном «Золотом Веке». (Любопытно, что направление традиционализма зародилось в западной же интеллектуальной элите в качестве реакции на различные кризисы прогрессизма.) Как представляется, оба подхода грешат одномерностью, тогда как «живая» история представляет собой очень противоречивый процесс, сочетающий как подъем, так и упадок. В своё время классик русского национал-большевизма Н. Устрялов дал свою трактовку прогресса как чего-то, высшей степени неоднозначного: «Безмерно сложна жизнь, и таится в ней неисчерпаемое количество новых форм и новых содержаний... чреватых новыми антиномиями… Прогресс -- не в беспрестанном линейном «подъеме», а в нарастающей бытийственности, в растущем богатстве мотивами. При этом совсем не обязательно, чтобы последующий мотив непременно был «совершеннее» предыдущего. Но он всегда прибавляет «нечто» к тому, что было до него». («Проблемы прогресса»)
Тем не менее, сам упадок имеет место быть, и связан он с некоей изначальной катастрофой – космической, социальной и антропологической. В христианстве эта катастрофа описывается как грехопадение, причем оно названо в качестве причины некоего искажения труда, который изначально был дан как задание Адаму в Раю: «И взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его» (Быт. 2, 15). Разумеется, то был особый вид труда, который соответствовал духовно-метафизическим условиям Рая и который очень сложно представить сегодня. И только после грехопадения Адама и изгнания его из Рая труд приобрел двоякий характер, став и благом, и проклятьем: «…Проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; тернии и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят…» (Быт. 3, 17–19). Митрополит Владимира (Богоявленского) отмечал, что грех добавил к труду работу, понимаемую как нечто тяжелое и подневольное, призванное искупить грехи человека. В самом деле, подневольный характер труда виден даже из самой этимологии слова «работа», которая одного корня со словом «рабство» (также ср. «страда» и «страдание»).
Таким образом, в библейской перспективе отчуждение труда показано, как отчуждение человека от Бога. И сама трудовая деятельность раскалывается, раздваивается на творчество и страдание. Да ведь и само грехопадение может быть рассмотрено как некий раскол мира. Именно так видит его епископ Василий Родзянко в работе «Теория распада вселенной и вера Отцов». Он утверждает, что пресловутый «Большой Взрыв» был не творением мира, а его искажением, в результате грехопадения Адама и Евы, изначальная вселенная, находившая в Раю, была взорвана и разлетелась на множество осколков. А человек потерял свою изначальную целостность, тотальную субъектность, сам став осколком в разлетающейся вселенной, подверженной смерти и тлену. Это перекликается с данными индоарийской, ведической традиции, согласно которой и космос, и социум возникли в результате расчленения Первочеловека, Пуруши, который был принесен богами в жертву. Из его уст возникли брахманы, из рук – кшатрии, из бедер – вайшьи, из ног – шудры. Схожий «сюжет» мы видим и в скандинавской традиции, где боги убивают первовеликана Имира, из тела которого возникает мир. Плоть его становится землей, кровь – океаном, кости – горами и т. д. Самые разные традиции помнили о некоей первоначальной катастрофе, которая разрушила изначальное единство.
Маркс также описывает расчленение – изначального социума, которое у него выступает как разделение труда. В силу скудости своих производственных возможностей, на начальном этапе своего существования, человек вынужден сосредоточиться на каком-то одном виде деятельности (самым первым разделением является разделение на материальный и духовных труд). Возникает необходимость как-то соединить разрозненные трудовые процессы, для чего и создаётся внешнее управление посредством институтов частной собственности и бюрократии (государства). Возникают классы со всем присущим им социальным неравенством. Вывод напрашивается сам собой – управление внешнее должно тать управлением внутренним, а классовое общество – бесклассовым. И тут Маркс бессознательно выразил древнейший архетип Золотого Века. Дело в том, что Традиция знает о существовании некоей изначальной сверхкасты (индоарийцы называли её «Хамса», Лебедь), в которой были соединены все социальные начала. Традиционалисты называли её еще «кастой божественных царей» (Ю. Эвола), имея виду универсальный характер Царской власти (монарх является и священником, и воином, и хозяином земли, понимаемой как материально-производственная основа всего общества). В силу этого монархи часто выступали против богатых и знатных на стороне угнетаемого большинства.
«Антропология освобождения» Маркса должна была привести к преодолению отчуждения. Вместо обязательного и разделенного труда должна придти «свободная игра духовных и физических сил человека». Человек творческий будет активно заниматься самыми разными сферами, «играя» со всеми элементами реальности. В принципе, труда уже не будет, точнее вся жизнь человека будет представлять один сплошной труд, одно сплошное творчество. По сути, Маркс требовал (вне зависимости от своего атеизма) уподобления человека Творца, постоянно созидающего мир.
Как очевидно, для раннего Маркса на первом плане стоит проблема отчуждения. Но в дальнейшем, по мере политизации, он всё больше акцентирует внимание на частной собственности, отводя огромную роль в ликвидации классов и классового неравенства централизованному государству. По мысли «классика», необходимо только поставить государство на службу большинству (пролетариату), как оно устранит угнетение, неравенство и, в конечном итоге, сделает ненужным себя же самого. Здесь Маркс явно выступает как «пруссак», за которым стоит мощная традиция германского этатизма. И по этому поводу у него были ожесточенные споры со «славянином» Бакуниным, который обращал внимание на очевидную вещь. Любая, пусть даже самая революционная, организация, которая кем-то повелевает и над кем-то возвышается, неизбежно становится на место класса прежних угнетателей. Что, собственно и произошло в России после 1917 года. Тогда не было ликвидировано отчуждение народа от власти и работника от средств производства. Хотя у большевиков были уникальные возможности для этого – народ с готовностью поддержал лозунги – «Вся власть Советам» и «Фабрики – рабочим».
Как бы то ни было, но вопрос о сокращении рабочего времен нужно рассматривать только в оптике преодоления всевозможных отчуждений человеческой природы. Иначе будет иметь место очередная малозначащая «реорганизация» этого падшего мира.
Рис. К.Маковский. "Отдых в поле"
