"Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас" (Мф. 17, 20). То есть, Спаситель называет своих учеников неверующими, упрекает их в маловерии. Но ведь это приговор для всех нас! Это самые обличительные и даже безжалостные слова – нам! Поскольку, если уж те, кто воочию созерцал Сына Божьего, кто имел счастье ходить рядом с Ним и слушать его учение не от посредников и толкователей, а из самих Его уст, страдал недугом недостаточности веры, то каковы же все мы, имеющие дерзновение называть себя "верующими"? Вопрос вопросов! Не смочь любому из нас, как бы он ни хотел того, с каким бы неистовством он ни верил, сдвинуть гору с места! И, таким образом, не является ли обыденная вера каждого из нас (скажем так, пытающихся обрести веру истинную) лишь разновидностью любви к церковному обряду? К посещению храма с его величественной красотой? К располагающей его тишине, слегка нарушаемой потрескиванием свечей, источающих густой сладковатый запах пчелиного воска? К строгому величию икон, к тяжёлому отливу позолоты их оправ, к глубокой высоте пространства под куполами, которое, кажется, упирается прямо в подножие небес. Но в таком случае, чем мы отличаемся от племени фарисеев, во всяком случае по духу?
Ведь что такое по сути само явление фарисейства? В нём и на его примере дан образец верховенства законничества. "Ошибочно думать, что фарисейство есть религиозно и нравственно явление низкое, почти ругательное слово. Наоборот, фарисейство было религиозно и нравственно высокое явление, вершина религиозной и нравственной жизни еврейства. На осевшей и затвердевшей почве ветхозаветной религии закона и нельзя было выше подняться. Фарисеи были религиозные учителя еврейства, верные закону и истолковывавшие закон"(1). То есть, перенося этот образ в наши реалии, в наше время, это были те же отцы благочинные веры нашей православной, наши пастыри! Которые, увы, оказались в большинстве своём так же падки на всё внешнее, фарисейское – хорошие одежды и дорогие вещи, сытость и комфорт, уважение и почёт, любят поучать и давать советы, рассуждать о высоком и лукаво мудрствовать на кафедрах. И, похоже, что единственно, чего они на дух не переносят, словно чёрт чеснока, так это – бедного, грешного и грязного простого человека, который всегда, во все времена занимается приземлённым и нелёгким делом выживания, и который не в состоянии при этом не допускать ошибок! За это пастыри презирают его, полагая, что они – это нечто одно, а паства – это нечто другое!
"Самое основное и преобладающее впечатление, которое остается от чтения Евангелия, это восстание против фарисейства, обличение его неправды перед правдой новозаветной. Но обличение фарисейства есть обличение законнической этики, этики оправдания законом, этики чистоты и довольства своей праведностью. Мытарей и грешников Евангелие поставило выше фарисеев, нечистых выше чистых, не исполнивших закон выше исполнивших закон, последних выше первых, погибающих выше спасенных, "злых" выше "добрых". Это есть парадокс евангельской морали, который с трудом вмещается и осмысливается христианами в истории. Христиане все думают, что евангельские обличения относятся к фарисеям, жившим в далеком прошлом, и сами риторически громят их как злодеев. Но в действительности эти обличения относятся к нам самим, к нам, живущим сегодня, к самоправедным, к нравственно первым спасающимся всех времен. …Но что значит парадокс евангельской этики? Почему в нравственном отношении первые делаются последними и наоборот? Почему лучше быть грешным, сознающим свой грех, чем фарисеем, сознающим свою праведность? …Вся трудность проблемы тут в том, что именно законническая этика исполнима. Закон можно исполнить до малейших деталей и стать по закону чистым. Фарисеи это и делали. (Делают и по сей день!). И вот обнаруживается, что совершенное исполнение закона и совершенная чистота не спасают, не открывают путей в Царство Божье. Закон явился в результате греха, и он бессилен вывести человека из того мира, в который тот попал.., он (закон) бессилен преодолеть грех даже при совершенном его исполнении, не может спасти. Фарисейство, т. е. этика закона, беспощадно осуждается в Евангелии, потому что оно не нуждается в Спасителе и спасении, как нуждаются мытари и грешники, потому что, если бы последняя религиозная и нравственная правда была на стороне фарисеев, то искупление было бы не нужно. Фарисейство есть отрицание искупления и Искупителя. Фарисейство думает, что искупление - в исполнении закона добра, в то время как спасение в том, чтобы преодолеть то различение между добром и злом, которое явилось результатом грехопадения, т. е. преодолеть закон, порожденный этим различием, войти в Царство Божье, которое совсем не есть царство закона посюстороннего добра. Фарисейство есть настолько глубокий и устойчивый элемент человеческой природы, обращенной к закону, что оно по-своему понимает христианство и деформирует его. Христианин, который думает, что он оправдан, чист и спасен, что он выше грешников, когда он часто посещает службы, бьет поклоны, ставит свечи, служит молебны, произносит по уставу слова молитвы, исполняет все канонические правила, совершает дела милосердия и добрые дела, есть, конечно, фарисей внутри христианства, и к нему тоже относятся евангельские обличения. Этика закона исполнима, но она бессильна бороться с помыслами и изменить внутреннее духовное состояние человека. Согласно этике закона, человек делается хорош, потому что он исполняет добрые дела закона. В действительности же человек делает добрые дела, потому что он хорош..!"(2).
В силу этой парадоксальной истины, так наглядно и сильно освещённой русским философом, спасаются не те "воцерковленные верующие", кто часто посещают храмы и бьют поклоны перед иконами, кто больше жертвует монет и усерднее молится, т.е. те, о которых так "пекутся и усердствуют" отцы благочинные, а как раз те, кто, ничуть не думая обо всём этом, без сомнений идут на передовой край, на самый трудный и опасный участок! Идут на смерть и отдают жизни свои за воистину святые для всех вещи – родину, народ, отца и мать, друзей! То есть те, кто на самом деле в сердце своём имеет веру, а не присовокуплен к ней по факту воцерковления, по книге реестра прихожан! Все те "святые в ватниках", которые проявили себя на ратном поле и в трудовых свершениях, кто не шкурничал и не "спасался" сознательно, а, наоборот, отдавал всё своё и саму жизнь за других, и кого теперь так охотно проклинают как "исчадий советского ада" из тёплых, сытных и уютных своих "келий" ретивые клерикалы (эти новые фарисеи), именно они и есть воистину и по-настоящему спасшимися! (Вы заметили, что церковный официоз не соизволил даже поднять вопрос о канонизации хотя бы одного-двух героев ВОВ? А, впрочем, ни Зоя Космодемьянская, ни Александр Матросов, ни герои-панфиловцы, ни молодогвардейцы Краснодона и не нуждаются в этом, ибо "канонизированы" в других сферах бытия!). Именно для таких, пусть неосознанно, но с лихвой свершивших искупление грехов своих, если таковые у них были, и существует Царство Небесное, именно их оно ожидает и для них предназначено, а не для елейных и благообразных батюшек, которые являют собой, вероятно, самую закостенелую и заскорузлую категорию обывателей! И, если даже у обыкновенных людей обывательского толка есть шанс не быть в этом отношении потерянными, то у вышеназванной касты в силу сложившихся причин и обстоятельств, равно как и в силу этой самой кастовости, такого шанса, пожалуй, и нет, разве, что за небольшим исключением. "…У обывателя нет никакого шанса обрести Бога. Всегда лишённый воображения, он живёт внутри некоего банального итога опыта, полагаясь на течение обстоятельств, пределы вероятного, обычный ход вещей, – и неважно уже, является ли он виноторговцем или премьер-министром… Он чересчур погружён в чувственное, чтобы обладать отвагой и выносливостью быть духом. Несмотря на всё своё тщеславие и самолюбие, люди обыкновенно имеют весьма смутное представление или даже вовсе никакого о том, что значит быть духовным, быть тем абсолютом, каким может быть человек…", – говорит Кьеркегор(3).
Жизнь человека – это по большому счёту постоянный выбор. Каждый всегда в том или ином выбирает, и старается при этом, чтобы этот его выбор обошёлся ему ценою наименьших затрат и потерь, т.е. приходится взвешивать… В вере не так, вера – не лавка. Тут нужно рисковать всем, ибо и на кону стоит по максимуму! Тут приводится в действие механизм парадокса бытия: тот, кто всё теряет, в конечном итоге приобретает всё!
Словом, "…если люди возмущаются против христианства, то это потому, что оно слишком возвышенно, мера его – не человеческая мера, поскольку оно желает создать из человека столь необычное существо, что человек (обыденный) уже не способен его понять"(4)...
____________________________________
(1) Н.А. Бердяев "О назначении человека";
(2) Н.А. Бердяев, там же;
(3) С. Кьеркегор, "Болезнь к смерти";
(4) С. Кьеркегор, там же
