Меня не перестает восхищать начитанность и эрудированность советского человека. Одним из ярких тому доказательств служит фильм 1980 года «Старый Новый год». Талантливые режиссёры Наум Ардашников и Олег Ефремов сняли его по мотивам одноименной пьесы гениального нашего Михаила Рощина. Свою пьесу Рощин написал еще в 1966 году. К этому времени советские люди уже имели представление о западном экзистенциализме. Правда, у нас он получал в основном критическое освещение. Но это не помешало Рощину найти существенные черты сходства экзистенциализма с мировоззрением советского общества.
Как известно экзистенциализм на Западе возник не только в качестве реакции на ужас безжалостных мировых войн, но и как реакция на буржуазную идеологию наживы и потребления. Прикрываясь абстрактными терминами свободы и патриотизма, империалисты Запада гнали миллионы людей на поле боя, обрекая их на неминуемую гибель. В противовес абстракциям западной идеологии экзистенциалисты выдвинули на первое место ценность простой человеческой жизни. Не устраивала экзистенциалистов и жажда обогащения современного общества, его безудержное потребление, быстрая смена моды, стремительный бег времени, ведущий к наращиванию вещей и капиталов и разрывающий связь с традициями исторического прошлого. При этом многие экзистенциалисты, такие как Хайдеггер, Ясперс, Марсель, были ориентированы на восстановление христианского образа жизни. Основная идея экзистенциализма отчетливо сформулирована Сартром в его знаменитом тезисе «существование предшествует сущности». Это значит, что бытие человека не тождественно тому, чем он является на данный момент. Современные идеологи капитализма стремятся увидеть сущность человека в потреблении, сексе, борьбе за власть и игре на удачу в суровом мире капиталистической конкуренции. Именно из этой сущности они выводят все разнообразие человеческого существования. Пафос экзистенциалистов как раз направлен против такого понимания человека. Они намеренно меняют сущность и существование местами, чтобы выбить почву из под ног буржуазной характеристики человека. Не сущность предшествует существованию, а наоборот. Поэтому нажива и потребление – лишь временные образования на теле человеческого бытия. Человек может быть и по-другому, выбирать себе иную сущность. Его первичное бытие – залог его свободы.
Этот антибуржуазный пафос экзистенциализма вперемешку с библейскими мотивами решил перенести на почву советской действительности Михаил Рощин, по пьесе которого и был снят фильм «Старый Новый год». Уже само название фильма несет в себе глубокий философский смысл. Новое не в силах отбросить старое и совершенно распрощаться с ним. Все повторяется, все возвращается. Ничто не ново под луной. В то же время старое может врываться в настоящее и преобразовывать его, творчески обновлять.
Фильм начинается с того, что Пётр Полуорлов (Калягин) возвращается вечером домой, где всё готово для праздника, но путь его неожиданно преграждают вещи, которые заносит в свою квартиру Пётр Себейкин (Невинный). Очевидно, что мещанский вещевизм мыщления давно уже раздражал Полуорлова и преградившие ему путь вещи явились спусковым крючком его последующих действий. Он произносит великолепную речь: «Стыдно, ой стыдно. Еще называем себя потомками русской демократической интеллигенции. Вещи, вещи. Одно барахло на уме… Душа, дух, духовность… Посмотрите на себя, посмотрите. Стыдно (смотрит на вещи). Не надо, понимаете, не надо этого. Это же пошло, понимаете, пошло… В кого мы превратились? Неужели вам это нравится?» Не этот ли мещанский вещевизм, с которым боролись передовые силы советского общества в лице Полуорлов, впоследствии стал главной причиной краха первого в мире социалистического государства?
Вернемся к фильму. Полуорлов разворачивает целую кампанию по избавлению своего дома от всех лишних вещей, в числе которых оказываются ваза, мебель, телевизор, пианино. При этом он презрительно говорит: «Пианино для мебели, книги под цвет обоев, картины… пустота!» Он предлагает поставить «ограничитель потребностей». А еще, по его мнению, «надо не телевизоры смотреть, а думать». Стоявший рядом старик Адамыч (Евстигнеев) ему вторит: «Телевизоры все больше, а детей все меньше». Приятель Полуорлова Гоша (Петр Щербаков) тоже его одобряет: «А я Петра понял. Вот так, раз и все! Вот это по-нашему, по-русскому. Ну кто бы так мог, раз и все? А я, где я есть? Я два года на рыбалке не был. А ведь семь, нет, восемь раз в Париже был, глаза бы на него не глядели. В деревню поеду. Там лещи и щуки, знаешь какие? Нет, я Петра понял!». Затем опять говорит Полуорлов: «Со мной произошло то, что со всеми должно произойти. Не так живем, не так!» Находясь под впечатлением идей Полуорлова Анна (Ханаева) заявляет: «Я начинаю что-то понимать. Ты (обращается к Полуорлову) даже помолодел. Да, да, мужчина должен быть молодым, горячим, полным желаний. А вот сытость, пресыщенность – это смерть». К ним присоединяется другая женская особа: «Главное очиститься, освободиться, стать самим собой. Как мы все суетны!»
Вот и соседу Полуорлова Себейкину начинает надоедать тяга к безудержному накоплению его членов семьи. Повесил люстру, чтобы сразу все пять ламп загорались и было светло, так жена оговорила, что, мол, надо их зажигать по отдельности, так дешевле выйдет. Отругал дочку Лизу за ее жадность, за слово «моё». Стали вешать ковер, а он явно не вписывается, все как то «криво» ложится на стену. И тут случайно забредший к ним Адамыч намекает: «Древний мудрец Экклезиаст говорил, что кривое не может сделаться прямым».
Пожалуй, самый интересный и загадочный герой фильма – Адамыч. Откуда он взялся, никто толком не знает. Известно только, что имеет медаль за спасение утопающих и получает пенсию. Когда тесть Себейкина (Бурков) попытался выдворить Адамыча, за него неожиданно вступился сам Себейкин со словами «старика не обижай, старик свой». Адамыч объясняет свою историю так: «Я завсегда с народом, таков человек. Народ в старых домах жил, и я значит. Народ переехал жить, и я конечно. У меня нет ничего, окромя народа». Он говорит Себейкину: «Надо о всех думать, чтобы всем хорошо было». Фактически «вездесущий» Адамыч выступает в качестве начала добра и прародителя всех людей, т. е. Бога. А, как известно, Бог в средневековом томизме и современном религиозном экзистенциализме понимается в качестве бытия, существования, в качестве «есть» всего сущего. Любая сущность, по мнению томистов, получает существование через приобщение к божественному бытию. В этой связи примечательны следующие заявления Адамыча: «У меня все есть. У меня есть, что надо. А надо то, что есть». Себейкин поясняет: «Ему – чудаку – вещи не нужны. Ему чего есть, то и надо».
Адамыч – это и есть верховное бытие, существование, начало любого человека, предшествующее его сущности и сообщающее ему свободу. Это божественное бытие есть высшая ценность, самое настоящее богатство, которым обладает человек. Оно дороже любых вещей на свете. Существование, как начало свободы является в человеке главным.
Из Библии нам известно, что при творении людей Бог вначале создал мужчину по своему образу и подобию и назвал его Адамом. Имя Адамыч как раз и должно намекать на божественную природу его носителя, на то, что он является прародителем Адама, имеет с ним существенное сходство и выступает для него идеалом свободного бытия. Но человек все же – не Бог. Он заключает в себе и вещное начало несвободы, начало зла. Это начало персонифицируется в образе женщины, которая была создана из ребра Адама. Мужчина и женщина – это в сущности одно целое, один человек. Они не могут существовать друг без друга. Они дополняют друг друга. Но именно это и сообщает человеку конечность, отличие от Адамыча-Бога.
В нашем конкретном фильме именно женщина олицетворяет домашний очаг, начало экономии и накопительства. Мужчины, наоборот, представлены вольными романтиками, чувствующими себя неуютно в ограничивающем их круге вещей. Мужчина не в силах долго оставаться дома и рвется на свободу. В конечном итоге Полуорлов, Себейкин и другие представители мужского пола сбегают вместе с Адамычем в бассейн, где они расстаются с последними вещами в виде одежды, ныряют в воду и тем самым окончательно очищаются, освобождаясь от суеты мира. Они становятся самими собой и наиболее близко приближаются к Богу. Но именно в этот момент в них самих пробуждается другое начало – женское. Петр Полуорлов вдруг начинает говорить словами собственной жены о том, что рюмок дома нет, спать не на чем, так как диван вынесли, да и зачем-то пианино выбросили, что без вещей вообще жить невозможно. Слишком высок оказывается божественный идеал. Поэтому мужчины вынуждены покинуть его и возвратиться к своему другому началу – женщине и ее домашнему очагу. Они снова устремляются в мир хлопот и суеты. Но возвращаются они все же обновленные, свободные от излишнего вещевизма. В этом и заключается мораль «Старого Нового года»: материальное не должно застилать от нас духовное, точно так же как духу нельзя отрываться от материи. Недаром в самом конце фильма Адамыч произносит: «Хороший вы народ мужики, только облику не теряйте!»
