Василий Ш а х о в,
военный журналист
СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ
«Старшее поколение, вручая своей юной смене страну, мир и вечные идеи справедливости на земле, оставляет ей единственное, наиболее полное завещание - книгу. Поэтому любите книгу, храните её выше всякого другого достояния. Учитесь у старших преданности книге, знанию…»
Л. М. Л е о н о в
Как открывает новую планету
Среди небесной бездны астроном,
Так открывать приходится поэту
Весь этот мир. Ведь ни о чём ином -
Об этом, что ни миг, то в новом мире
Ведёт он нескончаемый рассказ,
И горизонты делаются шире
От этого у каждого из нас.
Л е о н и д М а р т ы н о в
Во фронтовой печати на Волховском и Карельском фронтах работал Павел Шубин ( 1914 - 1951 ).Сын мастерового из села Чернавы Елецкого уезда Орловской губернии (ныне Измалковского района Липецкой области), выпускник Ленинградского педагогического института имени А.И. Герцена, выпустил первый сборник стихотворений «Ветер в лицо» в 1937 году.
Особый неповторимый слог. Психологическая «самовитость». Звучат-пульсируют эти чарующе-звучные, берущие в духовный полон чуткие к прекрасному души, просветляющие и одухотворяющие строки-образы о родной земле («Приснившаяся вновь, Суровая и нежная, Как первая любовь»):
Какая судьба мою душу взяла
И с этой землёй побратала -
Забытых ли праотцев прах и зола,
Иль воля, достойная крыльев орла,
Весенний разлив краснотала. ……………………………………..
Я лягу мостом на дороге твоей,
Убью и умру для живого.
Здесь вся моя жизнь, и не надобно ей
Ни доли, ни счастья иного!
«Седую былинную Русь» Павел Шубин открыл для себя в степной деревне, бывшей некогда древним русским градом-крепостью.
Философско-психологическая новелла «Санная дорога до Чернавска», написанная 23 декабря 1941 года. Экспозиция стихотворного повествования(«Вьётся, Вьётся снежная пыльца; Свист саней от самого Ельца, Ветер - у лица. И - даль. И пляска Тонкого поддужного кольца… А в снегах - без края, без конца - Древняя, дремучая побаска, Всё звенит, всё бредит детской лаской, Лепетом младенца-бубенца; Да зари вечерней опояска Где-то там, у отчего крыльца». Дата создания произведения ( конец декабря трагического 1941-го года) проясняет многие мотивации этого лирического шедевра. Автобиографический герой повествователь, участник грозных событий, мысленно устремляется к родному Чернавску(«Дальнозоркой памятью увижу За сто вёрст отсюда на закат Низкую соломенную крышу, Вровень с ней - сугробы, а повыше - Дым над черепичною трубою: Башенкой белёсо-голубою В небо он уходит, языкат…». Образ родителя («У отца на это свой загад: Дым высокий - будет день хороший, Утро ляжет лёгкою порошей… Он коня выводит на раскат, К проруби на речке, к водопою. Ловит воду, заступив в ушат, Конь стоялый бархатной губою»). Сквозь вихревое, болевое, кроваво-непоправимое вот этих самых мгновений декабря 41-го года - памятные реалии домашнего быта, семейного уюта, деревенского бытия («Дома - Шкуры волчьи на распялках, Веники сухого чебреца, Кадка взвару, Мёду полкорца, Печь вполхаты, в петухах и галках Цвета молодого огурца - Мудрое художество отца… Ночь. Зелёный месяц на прогалках Стёкол, в рамах, тяжелей свинца. Тёплая, дремотная ленца, Отсвет лампы на дубовых балках». Вокруг - смертельная круговерть войны. В редкие минуты отдыха вновь нахлынут воспоминания о близком-далёком(«А селом - гармоника с Донца, Песни, песни - ничего не жалко! Кони - в лентах, сани - в бубенцах, Девушки в пуховых полушалках, - Встреться, И не вспомнишь об иных! Только Звёздный свет в глазах у них, Только губы - запах пьяных вишен… И навеки станет сердцу слышен Лёгкий бег кошевок расписных…»).
Итожат лирико-психологическую новеллу «Санная дорога до Чернавска» весомые, чеканные, философско ёмкие строки поэтического обобщения:
Родина! В подробностях простых
Для меня открылась ты однажды,
И тебе я внял кровинкой каждой
И навек запомнил, словно стих.
Ещё одно стихотворение 1941 года - «Я должен вернуться».Первые же строфы - сгусток трагедийно-болевого («Мы первого сна не успели ещё досмотреть, И в свадебном кубке искусанных губ не мочили, Когда пошатнулся наш дом, как рудничная клеть, И молнии врезались в камень, и нас разлучили. И понял я вечность в ту ночь, когда мёртвый сосед, Лицо запрокинувший в звёздное небо России, Молчаньем своим указал мне твой призрачный след От взорванных звонниц и стен Новгородской Софии»). Напряженный ритм. Сплав горестной исповедальности и печально-светлой надежды («Ты вёсны любила, а я не сберёг их, прости! Калёная вьюга нас встретила сразу за дверью, Цветами железными выстланы наши пути, Но я ещё крепче в живую любовь твою верю!»). Метафорическая антитеза: «железные цветы» - «живая любовь». Жестокость кровавой сиюминутности - и нежная ласковость воспоминаний («Как в лунные ночи черёмух настой серебрист, Как реки степные на плёсах ленивы и плавны!»). Извечное чудо прекрасного, гармония природы и человека, нарушенные и поруганные нашествием ворога («И ты ей сейчас по тревожному сердцу сестра, Ведь нам только грезились тайные дальние дали, В купальскую ночь мы не жгли колдовского костра, Над светлой рекой на заветных венках не гадали…»).
Автобиографический герой-повествователь обострённо чувствует былинно-отческую красоту, глубинно-родниковую силу прекрасного, со жгучей очевидностью осознавая смертельную опасность навязанного лютым недругом противоборства добра и зла, определяя своё место в боевом строю соотечественников:
И столько на свете цветёт заповедных долин,
И столько у зорь красоты, не увиденной нами,
Что снова и снова, со смертью один на один,
Я, трижды убитый, тянусь к её горлу руками.
Я должен услышать последний клокочущий всхлип
И вольное небо увидеть далече-далече,
И в бархатных мальвах,
и в белом кипении лип
Твой облик единственный, взгляд твой,
летящий навстречу.
Стихотворение «В секрете» (1942). Затаились в снегу - не слышны, не видны - в романовских дублёных полушубках солдаты:
В снегу лежат бойцы.
Они ещё своё недолюбили.
Но - родина, одна она, одна!
Волнистые поляны и луна,
Леса, седые от морозной пыли,
Где волчий след метелью занесён…
Берёзки - словно девочки босые -
Стоят в снегу. Как сиротлив их сон!
На сотни вёрст кругом горит Россия.
Трагедийна его «Верность» ( с пометой о месте и дате написания - «разъезд № 9 под ст. Небольчи. 11 декабря
Автор «Верности» предельно экономен в использовании изобразительно-выразительных средств. Психологическая «диалектика» подвига… Лишь «где-то смутно-смутно, на мгновенье» мелькнул родной городок, «окошко в сад, закрытое сиренью»:
…И он всем телом ринулся в бросок.
И, падая средь пламени и гула,
И чувствуя, как душит дурнота,
Успел заметить, как в дыму мелькнула
Броня с куском разбитого креста…
Финальные строфы «Верности» как бы «расширяют» временное и природно- бытийное пространство,открывают новые грани и перспективы с у д ь б ы ч е л о в е к а:
Прошли недели.
И дожди прошли.
И камыши пожухли на затоне.
И первые морозы обожгли
Кленовых листьев алые ладони.
Он просыпался. Он не замечал
Сестру, врача, иодоформа запах…
На грудь ему взбирался, грохоча,
Крестовый зверь на гусеничных лапах.
И он в десятый,
В сотый раз вставал,
Во тьме, в бреду - своей присяге верен,
Был сух в гранате яростный запал,
И летний день всё также был безмерен.
Река текла,
Прозрачная до дна…
…И набухала наволочка кровью.
Он слушал сон палаты. А война
Ещё гремела тут, у изголовья.
В чём тайна настоящего искусства? В чём секрет искромётно-примечательной детали? В чём загадка того или иного художественного приёма? В анафоре-единоначатии, в удачном сравнении, в риторическом вопросе или восклицании? В глубинном подтексте, лирической архитектонике? Пожалуй, нет необходимости (кроме учебных «штудий») искать ответ на эти вопросы, когда речь идёт о шедевре, о совершеннейшем жанре.
Несомненно, в золотой фонд отечественной лирико-философской классики войдут шубинские «Полмига» ( помета о месте и дате создания - «Юго-восточнее Мги. 3 августа
Нет,
Не до седин,
Не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить.
Прижаться к земле
И в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только
Вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить её,
Врезать, как надо,
В четвырежды проклятый дзот.
Чтоб стало в нём пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
…Прожить бы мне эти полмига,
А там и сто лет проживу!
Под стихотворением «Моя песенка» - помета: «М. Вишера. 3 декабря
итоговый вывод «Моей песенки»:
Всё, что пройдено, не пройдено, -
Тобой озарено,
Милая навеки Родина, -
Далёкое окно!
П е с е н н о с т ь - одно из жанровых свойств шубинской лирики. Вошла в военно-поэтическую классику его знаменитая «Волховская застольная»:
Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось,
Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
Как на Руси повелось!
Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мёрзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, дрался на Волхове,
Не отступал ни на шаг.
Этой песне суждено было стать поистине н а р о д н о й. Редко какое дружеское общение обходилось без грустно-величественного, пафосно-памятного, исповедального:
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу.
Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулемётной пургой
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой.
И в послевоенные годы шубинская песня редко обходила стороной любое застолье, любую встречу:
Пусть вместе с нами семья ленинградская
Рядом сидит у стола.
Вспомним, как русская сила солдатская
Немца за Тихвин гнала!
Встанем и чокнемся кружками стоя мы -
Братство друзей боевых,
Выпьем за мужество павших героями,
Выпьем за встречу живых!
…В памятной книге «Липчане - Великой Победе» есть раздел, посвященный БОРИСУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ К О Т О В У (1909 - 1943), уроженцу села Пахотный Угол Усманского района, павшему в рукопашном бою на огневом Днепровском плацдарме.
Особенности его довоенной лирики можно представить себе по его трогательно пафосной «Звезде на эстакаде»:
Осенними суровыми ночами,
Неколебима, жгуча и горда,
Горит непобедимыми лучами
Высокая и тёплая звезда.
Сквозь тучи, проносимые ветрами,
Проходит красный несравнимый свет
Над шахтою, над городом, над нами
До самых дальних и боьших планет.
Мы мчались штреком, мы трудились в лавах,
Тяжелые водили поезда,
Чтоб вестником победы, счастья, славы
Над эстакадой вспыхнула звезда.
И, нашей радостью всегда согрета,
Размножась сотнями больших огней,
Вошла бы в песни и в стихи поэтов
Величием простых и честных дней…
«Величие простых и честных дней» находилось под угрозой… «Когда нагрянет враг» - тревожное раздумье-предупреждение поэта-усманца («Ползёт лиловый вечер, Уж запад догорел. С косматой крышей ветер воюет на дворе. Скрипят, звенят осины, Гроза - как дальний бой. Суровые картины Встают передо мной…»). Проекция в неумолимо-суровое будущее («…Землянка давит спину, И звонок пули взлёт. За жидкою осиной Стрекочет пулемёт. Ночь сыплет жгучим градом,
Ночь сыплет в нас свинцом, А смерть тяжёлым взглядом Уставилась в лицо. И вспышками винтовок Весь мир кругом цветёт. И вдруг рванулось слово: «Вперёд!»). В чём-то начинающий лирик декларативен, романтически наивен, но стихотворные строки подкупают своей искренностью, убеждённостью, которые будут вскоре подтверждены самой жизнью выходца из села Пахотный Угол под Усманью:
Теперь всё в прошлом это:
Ночь, залпы и шрапнель,
Простреленная шапка,
Солдатская шинель.
Теперь иные звуки…
Но, коль нагрянет враг,
Возьму винтовку в руки
И выровняю шаг!
Конец тридцатых годов… События в Испании, которым Б.Котов посвятил стихотворение «За победу!». Фашистское беснование под Мадридом. «Гнев суровый затаив», сражается солдат-интернационалист. Энергичные строки обращения к борцу за свободу и независимость, за правое дело(«Чтоб среди глухих пожарищ Победить в большом бою, Я хочу сейчас, товарищ, Крепко руку сжать твою»).
Борис Котов был освобождён от воинской обязанности по состоянию здоровья. Но он ушёл добровольцем на Великую Отечественную… И его перо, и его штык сражались за Родину…
Котовская «Могила лётчика» («Здесь волнующие ели… В росах буйные кусты, Настороженный пропеллер Над могилою застыл»). Мятежно-патриотическое мечтанье лирического героя-повествователя(«…Мне бы крылья! С грозной силой Рвать туман и облака…»).
В Липецке с его незаурядной авиационной судьбой котовская «Могила лётчика» звучит с особой убедительностью(«Над суровою могилой Грусть нежданно коротка. Грусть срывается в бессилье, Гаснет искрой на ветру, Тает в громе эскадрильи, Проходящей поутру. О могиле в буйных травах, Где спокойный человек, Сохранится только слава, Укреплённая навек»).
…На липецко-елецкой, липецко-орловской, липецко-воронежской земле воевал талантливый лирик ЯКОВ ХЕЛЕМСКИЙ, из военных стихотворений которого можно составить своеобразный «л и п е ц к и й» цикл стихотворений.
Поэт-фронтовик запечатлел, философско-эстетически запечатлел происходившее в те суровые годы:
В погожий день на берегу бугристом
Случится вдруг минута тишины.
Не прозвучит ни очередь, ни выстрел,
Земля и небо звуков лишены.
Проходит осень по увядшим травам,
По скату обожженной высоты,
И обнимает лес и переправу,
Воронки, пни и ржавые кусты.
Зарывшись в землю, наблюдает взвод,
Как бабье лето медленно плывёт, -
Чуть видные серебряные нити,
И где-то в ослепительном зените
Жужжит неразличимый самолёт.
А желтизна в листве, как будто проседь,
И речка всё недвижней и ясней.
И если камень в эту воду бросить,
Едва ль круги покажутся на ней.
На собственное отраженье глядя,
Деревья всеми красками горят…
Но с близким визгом падает снаряд,
И дрожь проходит по студеной глади.
Верхушки кленов начисто обрив,
Гремит разрыв. За ним ещё разрыв.
Бушует эхо, по опушке грянув,
И срок заветной тишины истёк.
И сгустком крови, трепетный, багряный,
На бруствер тихо падает листок.
И лейтенант, готовый к битве новой,
Друзьям шепнул: «Умри - не отходи…»
Он прячет лист запекшийся кленовый,
Как маленькое знамя на груди.
… Они сражались за Родину…
