Есть в русской литературе определенная закономерность: чем острее социальные проблемы, чем явственнее грядущие потрясения, тем интенсивнее развивается публицистика, которая способна сыграть в патовой ситуации две разные роли. Либо заманить в Содом и Гоморру, либо призвать на Голгофский крест. Или "падающего подтолкнуть", или вытянуть за луковку из кипящей смолы. Именно к такой Голгофской публицистике преодоления, спасения, преображения относится книга Константина Душенова "Будь верен до смерти". В ней не ставятся риторические вопросы, не даются демагогические ответы, а звучит призыв к конкретным действиям: "главная задача Русского национально-освободительного движения — вернуть политическую власть в стране в русские руки".
Жанровая особенность книги, написанной в неволе, в том, что наряду с обстоятельными очерками, она содержит тюремные записки, стихи и даже блогерские диалоги — ответы на вопросы читателей. Это свидетельствует о том, что в рунете, помимо подросткового виртуального мира, образовалась мощная социосфера думающих людей, способных провести русскую национальную линию от Калининграда до Владивостока. В итоге книгу "Будь верен до смерти" можно назвать дневником русского сопротивления всему антирусскому.
В ключевой момент, когда произошел долгожданный поворот власти к национальным патриотическим силам, оказалось, что они не имеют общей доктрины, что за годы катакомбного патриотизма не только не выработано единой идеологии, но, напротив, накоплено такое множество противоречий, что не будет преувеличением сказать, что сколько патриотов, особенно националистического толка, столько и патриотических манифестов: лимоновский, савельевский, демушкинский…
Создать некий монолит патриотической идеологии — где не будет бездумного нигилизма по отношению к президенту и патриарху, а будет поддержка всех их русофильских тенденций, где не будет искушения либеральным псевдопатриотизмом с болотным душком — такую метазадачу поставил перед собой Константин Душенов: "наша радикальность и непримиримость должна быть направлена не против российского государства, а против врагов русского народа".
Результатом решения этой консолидирующей задачи стала идея "революции сверху", или "созидательной революции". И как бы ни пугало в этом парадоксальном словосочетании последнее слово, эволюционный путь уже невозможен, точка поступательного развития уже пройдена, терапия теперь бессильна — необходимо хирургическое вмешательство: "Само название "революция сверху" предполагает, что во главе этой революции стоит носитель Верховной власти. Именно он, опираясь на свою власть, пользуясь ею, как политическим инструментом, запускает в обществе процесс изменений, который называется революцией потому, что носит характер интенсивный, всеобъемлющий, радикальный".
В идее созидательной революции Душенов сумел гармонично соединить несколько истинно патриотических философий, сплавил духовную мощь подлинных ратников земли русской и, прежде всего, митрополита Иоанна (Снычева), чей призыв "Крепись, христианин!" звучал еще в шестидесятые годы. Со страниц "Советской России" он открыто говорил, что "нет ни красных, ни белых, а есть русские люди". И только, будучи едины, они способны одолеть очередную смуту, восстановить русскую диктатуру совести и духа, которую воплотит в жизнь новая черная сотня, до последнего вздоха верная Отечеству: "нужна современная Чёрная сотня, то есть низовой союз простых русских людей, готовых поддержать Верховную власть в её борьбе с денационализированной бюрократической прослойкой, способных подтолкнуть Кремль к такой борьбе".
Эта мысль о необходимости новых опричников перекликается с теорией "малого народа", развитой с опорой на Огюста Кошена Игорем Шафаревичем в книге "Русофобия". Под малым в социальном, а не в этническом смысле, народом понимается группа людей, способная взять на себя роль вожаков и определить историческую судьбу народа. Истинные русские патриоты — это проекция большого народа, это сердце народа — пульсирующее, щемящее и кровоточащее, потому им нет необходимости ни "выходить из народа", "ни ходить в народ". Здесь нет так любимой либеральной интеллигенцией оппозиции "мы—они", здесь есть позиция тех, кто сумел "понять, продумать, подвести в систему и выразить нерасчленённые тенденции, которые вызревают внутри народа. <…> сменить психологию жертвенных революционеров на психологию почвенников".
Такая почвенническая психология возможна лишь при здоровом национализме, о котором писал Иван Ильин, чья пассионарная сила также влилась в патриотическую философию Душенова. Под здоровым национализмом Ильин понимал "любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии", "веру в инстинктивную и духовную силу своего народа, веру в его духовное призвание". Такой национализм, при котором не скребут русского, чтобы найти татарина, противостоит интернационализму, или его современному варианту — глобализации, в действительности стремящейся привить всем и каждому ДНК дяди Сэма. Только национальными силами возможно сохранить фонтан "Дружба народов" и в ответ на парад суверенитетов провести парад единения: "Мы всегда и везде говорили: Россия — да, для русских, но и для всех других народов, которые честно и нелицемерно связали с нами свою историческую судьбу тоже. Россия — не национальное государство, Россия — Священная Империя, благодатный ковчег, хранящий спасительное учение Христово, и каждый желающий стать причастником этой Божественной благодати, может присоединиться к такому священному служению Русского народа, может стать его помощником и соратником в этом промыслительном, исповедническом подвиге борьбы с сатанинским злом, остервенело рвущемся в наш мир в разнообразных личинах, обличьях и масках".
Именно в имперской, и никакой другой, форме возможно возрождение русского бытия и становление русской диктатуры. В унисон с Александром Прохановым Душенов говорит о религии русского чуда и пасхальном свете русской истории: "Русская история сплошь и рядом промыслительно текла вопреки всякому человеческому предвиденью, наперекор очевидным и, казалось бы, необоримым обстоятельствам и тенденциям политического и экономического “прогресса’’"; говорит о четырех русских империях и, опираясь одновременно на политологические теории и пророчества старцев, о создании пятой империи: "посреди грядущих апокалиптических смут по милости Божией возможно последнее всемирное возвышение Российской державы, последний великий взлёт русской славы и мощи, русской веры и благочестия". Для "взлета Российской державы" необходим волевой самодержец, коему подвластны и меч, и соха, и атомная бомба, потому Проханов и Душенов едины и в метафизической трактовке личности Сталина как "идеального типа" правителя: "Сталин-миф сегодня, безусловно, полезен для возрождения нашего национального сознания, для мобилизации в русском народе державной воли к борьбе и победе".
Но душеновская философия созидательной революции стала бы сухой эклектикой, набором терминов, метафор и образов, если бы не была одухотворена Голгофским путем, молитвенным преодолением телесных мучений и духовных искушений: "если ты малодушно побежишь от смерти, она погонится за тобой, если же смело пойдешь ей навстречу, она убежит от тебя". Потому русская душа не примет ни одного социологического, политологического или антропологического учения, если оно не будет связано с Христовым учением, не будет иметь в своей основе Божественной Истины: "Всё учение Христово есть именно учение о революции и диктатуре. О революции воли, пробуждённой благодатью, против тирании греха. О диктатуре самоотверженного духа, попирающего силой веры т.н. “здравый смысл'', духа, готового отдать бунтующее тело на смерть, на крест, на костёр, на муку перед лицом скорбей и напастей, искушений и бед, ожидающих человека на пути к Царствию Небесному, в вожделенный рай сладости Божией".
И прежде всего личный пример Константина Душенова, который, руководствуясь "диктатурой державного духа", не только посадил дерево, построил дом, вырастил сына, но и прошел войну и тюрьму, пробуждает в наших умах и сердцах слова Спасителя: "Буди верен даже до смерти и дам венец живота".
