Уже 61-й год с экранов телевизоров не сходят фильмы об ужасах сталинского времени, о зверствах следователей наркомата внутренних дел (НКВД), об ужасах, творившихся в исправительно-трудовых лагерях главного управления лагерей (ГУЛАГа). В этих фильмах нет ни слова правды. Их создатели, как правило, добросовестно отрабатывают полученные от Запада деньги и создают именно тот образ СССР 1930-1940-х годов, который создали американские спецслужбы. Этот образ десятилетия поддерживают в умах граждан нашей страны и остального мира. Он не имеет ничего общего с реальным прекрасным образом СССР того времени, но именно он вошёл не только в художественные книги, но даже в школьные учебники, и в стране нет силы, способной противостоять нашествию серой массы американоподобных на наше великое прошлое.
История мира не знает столь длительного шельмования исторического периода какой-либо страны, когда на протяжении десятилетий буквально ежедневно в той или иной форме зрителю и читателю напоминают об «ужасном» прошлом. Нет дня, чтобы на одном или сразу на нескольких каналах телевидения нам не рассказывали в фильмах или передачах об ужасах сталинского времени. На эту пропаганду США потратили и тратят большие деньги и не считают, что деньги потрачены напрасно.
Казалось бы, такое активное, длительное и назойливое поддержание образа массовых репрессий и ужасах ГУЛАГА должно насторожить и заставить задуматься о цели лиц, которые 60 с лишним лет поддерживают негативный образ СССР. Но нет, не настораживает, и большинство, не задумываясь, верит недоброжелателям России.
Американцы настолько богаты, что даже не считают нужным изобретать что-либо новое. Всех своих противников, как и И. В. Сталина они обвиняют в массовых репрессиях против собственного народа. Так было с Хусейном , Кадаффи, Асадом и десятками других, не желающих выполнять волю США руководителей государств мира.
Для России полностью выполнить волю США – это значит, российскому государству надо исчезнуть, человечеству забыть о том, что оно когда-то существовало, а всем русским умереть. Именно для этого нам каждый день показывают, как работники НКВД издеваются над собственным народом. И эти мифы нам рассказывают о времени, когда все взрослые люди обращались друг к другу на Вы, в большинстве случаев по имени и отчеству, когда представители власти будь то милиционер, следователь или прокурор разговаривали с людьми вполголоса и уж подавно истерично не кричали даже при задержании преступников. Это сегодня истерично кричат то ли от страха, то ли от желания напугать задерживаемого.
И уж тем более подследственных и заключённых не били. Лиц, которые позволяли себе ударить подследственного или заключённого в сталинское время судили и наказывали самым строгим образом. Но антисоветчики и русофобы совместно с агентами влияния США создали совершенно другой образ методов работы служащих НКВД и ГУЛАГа. Те, кто верит всем этим фальсификациям, не имеют никакого представления о народном государстве, в котором уважение к человеку строжайше соблюдалось и всячески демонстрировалось.
Все антисоветские и русофобские мифы основаны на свидетельских показаниях. Мы всё время слушаем свидетельские показания пострадавшей стороны, то есть осуждённых, как они уверяют, по политическим мотивам. Но давайте послушаем показания свидетеля, которого обязательно должны были бить.
Ответ на вопрос как вели следствие в сталинское время, даёт некий Л. А. Самутин, который служил у немцев и надо полагать убивал наших людей, был выдан нам датчанами, отсидел 10 лет, а выйдя на свободу начал служить А. И. Солженицыну, но к концу жизни принялся критиковать солженицынские литературные труды.
«Мы все ждали, - пишет Самутин, - «пыточного следствия», не сомневались, что нас будут избивать не только следователи, но и специально обученные и натренированные дюжие молодцы с засученными рукавами. Но опять «не угадали»: не было, ни пыток, ни дюжих молодцев с волосатыми руками. Из пятерых моих товарищей по беде ни один не возвращался из кабинета следователя избитым или растерзанным, никого ни разу не втащили в камеру надзиратели в бессознательном состоянии, как ожидали мы, начитавшись за эти годы на страницах немецких пропагандистских материалов рассказов о следствии в советских тюрьмах.
Спустя четверть века, листая рукопись «Архипелага», я снова увижу описание «пыточного следствия», да ещё в тех же самых словах и красках, которые помнятся мне ещё с того, немецко-военного времени. Это картины, сошедшие почти в неизменном виде с гитлеровских газетных статей и страниц пропагандистских брошюр. Теперь они заняли десятки страниц «Архипелага», книги, которая претендует на исключительность, объективность и безупречность информации.
Из-за водянистости, отсутствия строгой организации материала и умения автора затуманивать сознание читателя, играя на его чувствах, при первом чтении проскакивает как-то незамеченным одно очевидное несоответствие. Красочно и драматично рисуя картины «пыточного следствия» над другими он затем на доброй сотне страниц будет рассказывать не столько о самом себе в роли подследственного, сколько о том, в какой обстановке протекала жизнь в следственной тюрьме: как заключённые читали книги, играли в шахматы, вели исторические философские и литературные диспуты. И как-то не сразу придёт мне в голову несоответствие картин фантастических пыток с воспоминаниями самого автора о его благополучном пребывании в камере.
Итак, пыток перенести не привелось ни автору «Архипелага ГУЛАГ» Солженицыну, ни его соседям по тюрьме в Москве, ни мне с товарищами в подвале контрразведки 5-й ударной армии на территории Германии. И в то же время у меня нет оснований утверждать, что моё следствие шло гладко и без неприятностей. Уже первый допрос следователь начал с мата и угроз. Я отказался говорить в таком «ключе» и, не смотря на усилившийся крик, устоял. Меня отправили вниз, я был уверен – на избиение, но привели «домой», то есть в ту же камеру. Два дня не вызывали, потом вызвали снова, всё началось на тех же нотах, и результат был тот же. Следователь позвонил по телефону, пришёл майор, как потом оказалось, начальник отдела. Посмотрев на меня сухими, недобрыми глазами и выслушав претензии и жалобы следователя, он спросил: «Почему не даёте старшему лейтенанту возможности работать? Почему отказываетесь давать показания? Ведь всё равно мы знаем, кто вы такой, и всё, что нам ещё нужно, узнаем. Не от вас, так другими путями».
Я объяснил, что не отказываюсь от показаний и готов давать их, но протестую против оскорблений и угроз. Честно говоря, я ожидал, что майор бросит мне: «А чего же ещё ты, сволочь, заслуживаешь? Ждёшь, что с тобой тут нянчиться будут?» Но он ещё раз сухо взглянул на меня и сделал какой-то знак следователю. Тот ткнул рукой под стол – нажал кнопку вызова конвоира. Тут же открылась дверь, и меня увели.
Опять не вызывали несколько дней, а когда вызвали, привели в другой кабинет, и меня встретил другой человек с капитанскими погонами. Предложил сесть на «позорную табуретку» - так мы называли привинченную табуретку у входа, на которую усаживают подследственного во время допроса, потом сказал:
- Я капитан Галицкий, ваш следователь, надеюсь, что мы с вами сработаемся. Это не только в моих, но и в ваших интересах…Во время одного (допроса – Л. М.) я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил:
- Это не входит в круг моих обязанностей. Моё дело – добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтверждённые. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению – это моё личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится…
Время пребывания в следственных подвалах растянулось на четыре месяца из-за продления следствия. Я боролся изо всех своих силёнок, сопротивлялся усилиям следователей «намотать» мне как можно больше. Так как я скупо рассказывал о себе, а других материалов у следствия было мало, то следователи и старались, по обычаям того времени, приписать мне такие действия и навалить на меня такие грехи, которые я не совершал. В спорах и возне вокруг не подписываемых протоколов мне удалось скрыть целый год службы у немцев, вся моя «эпопея» у Гиля в его дружине осталась неизвестной. Не могу сказать, какое имело бы последствие в то время разоблачение ещё и этого этапа моей «деятельности», изменило бы оно ход дела или всё осталось бы в том же виде. Тут можно предполагать в равной степени и то и другое. Тем не менее, весь свой лагерный срок до Указа об амнистии в сентябре 1955 г. я прожил в постоянном страхе, что этот мой обман вскроется и меня потащат к новой ответственности».
Как видно, даже такого негодяя, предателя родины Самутина, который вообще отказывался отвечать на вопросы следователя не избивали. Сейчас такие свидетельства сразу отвергаются. На любой отзыв о сталинском времени в положительном контексте начнут кричать о миллионах невиновных, расстрелянных и посаженных в тюрьмы, о беззакониях творимых Сталиным, о вечном страхе тогда живущих. Этот приём недоброжелателями России отработан детально и уже 60 лет успешно применяется. И никакие доводы об изначальной 100% лживости Хрущёва и его последователей никто слушать не будет, а будут кричать о сталинских репрессиях, лишая вас возможности сказать что-либо в защиту самого великого времени в нашей истории.
28.05.2017 г. Добров поведал нам, как сегодня Запад платит «правозащитникам» за информацию об истязаниях в сегодняшних российских тюрьмах. Для обвинения служащих тюрем разыгрываются целые спектакли, сценарии которых пишут лица знакомые с тюремной жизнью, ставят правозащитники» и адвокаты, а роли играют заключённые. Вот также был создан миф о ГУЛАГЕ 1930-1940-х годов.
Фактически в 1933 году правительство приняло новый исправительно-трудовой кодексе РСФСР, в основу которого был положен принцип обязательности труда заключённых. Новый Кодекс установленную Конституцией РСФСР обязанность всех граждан страны заниматься общественно-полезным трудом распространял и на способных к труду, лишённых свободы граждан. Также Кодекс вводил в ранг закона страны оплату лишённым свободы лицам выполненных работ производственного значения, в том числе подсобных и вспомогательных, а также работ по обслуживанию мест заключения.
Труд позволял заключённым накопить определённое количество заработанных денежных средств, которые оказывались очень кстати к моменту освобождения, так как давали возможность обустройства после выхода из заключения. 7 апреля 1930 года СНК СССР было принято Положением об исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ) Главного управления лагерей (ГУЛАГа), основным назначением которых стало хозяйственное освоение окраинных районов страны.
«Все заключённые получали продовольственный паёк в соответствии с характером выполняемой работы. Общее содержание и все виды обслуживания предоставлялись бесплатно. С принятием Кодекса самым важным средством повышения производительности труда заключённых стала система зачётов: перевыполнявшим установленную норму день работы засчитывался за полтора-два календарных дня, а на особо тяжёлых работах - даже за три. В итоге срок наказания мог сократиться втрое. Освоение системы стимулирования производительности труда заключённых позволило в дальнейшем перейти к решению масштабных задач в интересах хозяйственного и оборонного строительства в СССР», - пишет А. Б. Мартиросян.
Труд заключённых применялся именно в тех районах, где местное население либо вовсе отсутствовало, либо не могло быть привлечено к основным работам. Они помогали превращать в реальность нужные для развития страны и обеспечения безопасности народа государственные планы создания экономической базы в окраинных, неосвоенных и стратегически важных районах страны.
Заключённых одевали и кормили по установленным государством нормам. Причём в отличие от всех времён заключённые действительно получали пищу в количестве и качества определённых установленными нормами.
Историк А. Б. Мартиросян пишет о том, что в самое трудное в продовольственном отношении для страны время в 1932 году заключённым, например, Белтбалтлага нормы питания (в месяц на одного человека) составляли: мука - 23,5 кг., крупа - 5,75 кг., сахар - 0,95 кг. и т. д. В связи с ухудшением продовольственной ситуации в стране, во второй половине 1932 года и в 1933 году уменьшенные нормы питания составляли: мука- 17,6 кг., крупа - 2,25 кг., сахар - 0,6 кг. "Но даже в этих условиях выполнявшие и тем более перевыполнявшие нормы получали усиленный хлебный паёк - до 1200 г., так называемое премиальное блюдо, - обычно 75 - граммовые пирожки с капустой или картофелем, а также, естественно, денежное вознаграждение.
Конечно, продолжает вышеуказанный историк, приведённые выше данные по определению не являются свидетельством райских условий. В местах лишения свободы таковых не может быть даже гипотетически. Но в то же время называть их зверскими или изуверскими, жестокими или бесчеловечными - оснований нет.
Положение заключённых было адекватно положению страны. Смертность в Белтбалтлаге за годы строительства составила от 2,24 % в 1931 году до 2,03% в 1932 году от среднегодовой численности заключённых. Максимальная смертность была зафиксирована в 1932 году – 2010 чел.
К середине 1931 года количество задействованных на строительстве заключённых возросло до 10 тысяч человек, к осени 1932 года – 125 тысяч человек.
К концу первой половины 1933 года число заключённых в Белбалтлаге стало стремительно падать - власти держали своё слово о досрочном освобождении наиболее отличившихся. А некоторые из них были даже награждены правительственными наградами.
Далее он пишет о том, что Беломоро-Балтийский канала имел огромное значение для страны, прежде всего, в военно-стратегической сфере. Военно-стратегическое значение ББК немедленно обернулось и колоссальным экономическим эффектом. Дело в том, что все 1920-е годы и вплоть до открытия ББК в Белом море шли "тюленьи" и "рыбные" войны, в основном с Норвегией и Великобританией. Войны, как это видно из названия, шли за биологические ресурсы. Каждую весну сотни норвежских и английских траулеров входили в горло Белого моря и, пользуясь крайней слабостью советских военно-морских сил и морских пограничников, методично и в громадных масштабах выбивали беломорского тюленя, бесконтрольно вылавливали сотни тысяч тонн рыбы и различных морепродуктов. Как истинные воры, норвежцы и англичане действовали под мощной защитой своих военно-морских флотов.
В 1929 г. и 1930 г. дело доходило до артиллерийских дуэлей. Причём непрошенные иностранные гости практически безнаказанно обстреливали советскую территорию. Воздействовать же, в частности, на норвежских негодяев политическими средствами было невозможно - Норвегия тогда не признавала СССР. Но как только по ББК были переброшены военно-морские суда, и на Севере был создан Северный флот, как только летом 1933 года там появились советские подводные лодки, вся эта банда зарубежных воров испарилась в мгновение ока. Более того, военно-морская мощь СССР на Севере оказалась столь вразумляющей для норвежских бандитов, что официальный Осло тут же пошёл на дипломатическое признание Советского Союза.
С лета 1933 года и до начала Великой Отечественной войны было проведено 6 операций по переброске каналом эскадренных миноносцев, 2 операции по переброске сторожевых кораблей и 9 операций по переброске подводных лодок. А три корабля - эсминцы "Сталин" и "Войков" и подводная лодка Щ-404 - по Северному морскому пути были переброшены на Дальний Восток и вошли в состав Тихоокеанского флота. В 1930-е годы переброска этих кораблей иным путём для СССР была недоступна. Всего за 1933-1941 годы по каналу было переведено на Север 10 эсминцев, 3 сторожевых корабля и 26 подводных лодок.
Значение ББК для обороны Советского Союза прекрасно понимали и на Западе. Когда в 1940 году Англия и Франция готовились в порядке оказания помощи Финляндии высадить десант на севере СССР, то командующей французским флотом адмирал Ж.Дарлан настаивал на захвате канала неповреждённым, считая его использование союзниками ключом для захвата Ленинграда. Финны же в свою очередь во всех своих оперативных планах предусматривали либо захват канала, либо вывод из строя его основных сооружений. Они считали ББК главной опорой советской власти в Карелии. Соответственно и гитлеровское командование придавало огромное значение захвату ББК. Ещё в мае 1941 года военно-морской атташе Германии в Москве Н.Баумбах с тревогой информировал своё берлинское руководство, что "Балтийский и Северный флоты русских благодаря Беломорскому каналу служат резервом друг для друга". Всё так и случилось. В ходе Великой Отечественной войны ББК сыграл колоссальную роль, как в обороне Ленинграда, так и в удержании Советского Заполярья.
Беломорский канал, без сомнения, являлся не единственным, но самым крупным объектом, сооружённым руками заключённых. Было, конечно, достаточно много и других объектов, построенных заключёнными. Но давайте рассмотрим каков был их действительный, а не выдуманный Западом вклад в строительство Советского Союза. Если принять, что на 1 января 1941 года в лагерях и колониях насчитывалось 1 929 729 заключённых, в том числе примерно 1680 тысяч мужчин трудоспособного возраста, а общая численность рабочих в народном хозяйстве СССР составляла 23,9 миллиона человек получим, что заключённые ГУЛАГа трудоспособного возраста составляли примерно 7% от общей численности рабочих в Советском Союзе.
Понятно, что ни при каких обстоятельствах эти 7% просто физически не смогли бы построить советскую экономику. А ведь это максимальная цифра за предвоенный период существования ГУЛАГа, потому что в приведённых расчётах взято максимальное количество заключённых, находящихся в ИТЛ в довоенное время. Суть мифов о ГУЛАГе вечно сводится к тому, что при Сталине вся экономика СССР была создана руками и трудом заключённых ГУЛАГа. Да, их вклад существенен, а в ряде случаев и велик, и никто этого ни отрицать, ни забывать не собирается. Но любому нормальному человеку в здравом уме понятно, что экономику СССР построили 24 миллиона рабочих, а не 1млн. 680 тысяч заключённых.
Условия труда заключённых были тяжёлые и очень тяжёлые, но их труд был организован государством при соблюдении хотя бы минимума защиты прав. Хотя бы в минимуме, но обеспечивалась медицинская помощь, которая, кстати сказать, непрерывно улучшалась. Заключённые обеспечивались питанием по нормам, соответствовавшим тому или иному уровню работ. Использовалась система различных поощрений - от зачётов по срокам до премий по продовольственному обеспечению.
Списывать же хорошо известные по истории жестокости охранных команд сугубо на сталинский режим, мягко говоря, неверно. Их жестокость не зависит от режимов, тем более персонифицированных. В любой стране мира с заключёнными обходятся не слишком уж мягко. Сотни, охранников пошли на фронт в штрафных ротах и батальонах за совершённые ими различные преступления в отношении заключённых.
«С 22 июня по 31 декабря 1941 года к уголовной ответственности было привлечено 227 сотрудников НКВД. Большая часть отправилась искупать свою вину на фронте, но 19 человек законно получили высшую меру наказания за превышение власти и незаконные расстрелы. При Сталине и Берии никто не имел права издеваться над заключёнными, и малейшее отступление от этого правила жестоко каралось. Что было в высшей степени справедливо".
Нарушения закона при ведении следствия, в обращении с осуждёнными, с их материальными ценностями конечно были. Много было нарушений. А в какой стране, и при какой власти их нет? Главное, что при Сталине с ними боролись, их пресекали самым строгим образом, на основании существовавших законов. Только за время руководства НКВД Берией было привлечено к ответственности 25 тысяч сотрудников НКВД. Это говорит и о том, что за нарушение закона государство привлекало к ответственности граждан независимо от занимаемой должности и ведомства, в котором они работали. В СССР в основном выполнялся закон о содержании в исправительно-трудовых лагерях заключённых. Чего нельзя сказать о большинстве стран Запада 1930-х годов.
В этих странах по отношению к заключённым применялся беспредельный уровень жестокости и насилия. Многих уголовных заключённых отправляли в колонии на мучительную смерть от непосильного труда, природных условий, недоедания и произвола надзирателей.
Но в мире об этом молчат. Сами мы не умеем гордиться и любить свой народ, свою историю без всяких оговорок. "Странные вы, русские! - говорят немцы. - Обливаете грязью Сталина, который победил самого Гитлера, и поднимаете предателей».
"Есть у нас одна отвратительная и позорная традиция - глумиться над своей же историей, над прошлым нашего народа и нашей страны. Глумимся над собственной историей, хамим и поносим собственных же государственных и политических деятелей, копаемся в их грязном белье, выискивая только ошибки, просчёты и промашки, с маникальным и зоологическим упорством выискиваем только плохое, отвратное и грязное в нашей же истории, намеренно игнорируя всё светлое, героическое и доброе, которого было в миллионы раз больше.
Словно свихнувшиеся попугаи, повторяем вслед за клиническими русофобами вонючую жвачку о том, что русская история - одна сплошная череда "крови, предательства, резни, диктата, тупости, преступности" и т. д. Долдоним вслед за ненавистниками всего русского заученную речь о "варварстве и дремучести русского народа". Зато с умилением взираем на весь такой "цивилизованный, просвещённый и великий" Запад, стараемся брать с него пример во всём, подобострастно слушаем любого клоуна, приехавшего из-за океана, томно вздыхаем при слове "Европа" и всё ждём, что "Запад нам поможет", - писал С. С. Миронин. Писал с болью, с любовью к России, к нашему народу, с надеждой, что, прочитав его, мы станем лучше.
И ведь действительно, из всех стран Запада, а может быть и мира, только мы ищем и находим негативные периоды нашей истории. Во всех странах история прославляет народ и страну, несмотря на огромное - в десятки раз большее, чем в России - наличие негативных периодов истории. Даже проигранные захватнические войны преподносятся как подвиг и доблесть. Взять хотя бы войны на истребление русского народа, развязанные наполеоновской Францией и гитлеровской Германией в союзе со всей Европой.
В 1930-1940-х годах в странах Запада, как сам закон, так и фактическое отношение к заключённым были более жестокими, чем в СССР, и они не имеют никакого морального права осуждать условия содержания заключённых в исправительно-трудовых лагерях Советского Союза. Но вместе со своими агентами в России осуждают и извращают всё, к чему прикасаются.
