Трудно быть "космическим человеком". Занимаясь обыденным, звоня по телефону, резонясь с домашними, расплачиваясь в магазине, трудно представлять, что всё это происходит в мироздании, во Вселенной, где рождаются и гибнут галактики, полыхают космические зори, где продолжается сотворение мира. Ты обыденный, не космический, и обречён пересчитывать деньги, отходя от кассы.
И только великий Ломоносов в откровении воскликнул: "Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне — дна". И только изумительный Иннокентий Анненский молитвенно написал: "Среди миров, в мерцании светил одной Звезды я повторяю имя".
Столь же трудно быть "человеком историческим". Водить машину, смотреть сериалы, голосовать на выборах, возмущаясь или восхищаясь политиками, и представлять, что всё это сотворяется в единой, неразрывной, длящейся и в сию минуту истории. И ты живёшь и действуешь во времени, где звенят мечи Куликовской битвы, где раскалывается чудской лёд под копытами германской конницы, и Матросов в эту секунду кидается грудью на дот, и Пушкин под немеркнущим петербургским небом макает гусиное перо в чернильницу и выводит: "Я помню чудное мгновенье".
Трудно жить, не выпадая из истории, трудно быть "человеком истории".
Путин — "человек истории". Спуская на воду ледоколы, открывая онкологические центры, подписывая приказ о начале Специальной военной операции, возлагая венок на Пискарёвском кладбище или давая интервью американскому журналисту, Путин пребывает в истории. В той громадной и непомерной русской истории, в которой он уже был в её самую раннюю пору, когда святой князь Владимир окунал свои стопы в крещенскую купель. Когда Пётр мчался пред полтавскими полками "могущ и радостен, как бой". Когда эшелоны под бомбами "Юнкерсов" вывозили на восток станки оборонных заводов. Когда лилась нескончаемая кровь второй чеченской. Когда русские батальоны ломали границу под Харьковом и кольцевали украинские города. Путин — в истории. Он — как опорный столп российской государственности, и рядом с ним князь Владимир Святой, царь Иван Васильевич Грозный, император Пётр Первый, генералиссимус Иосиф Сталин. Быть в истории страшно, непосильно и восхитительно.
Был в истории Александр Блок, который написал: "Рождённые в года глухие пути не помнят своего. Мы — дети страшных лет России — забыть не в силах ничего". Был в истории Владимир Маяковский: "Я знаю — город будет, я знаю — саду цвесть", "И я, как весну человечества, рождённую в трудах и бою, пою моё отечество, республику мою".
Быть в истории — это значит хотя бы раз, несмотря на все напасти, слёзы и катастрофы, воскликнуть: "Я русский! Какой восторг!"
Граждане СССР, уставшие от бессмысленного лепета вождей, нехватки еды, старомодных костюмов и платьев, рассказывали анекдоты о Ленине и Чапаеве, жадно слушали "Голос Америки"*, восхищались Горбачёвым, славили Солженицына и поносили Шолохова, ликуя, смотрели, как качается в стальной петле памятник Дзержинскому. И не ведали, что всё это признаки надвигающегося на Россию страшного ига, более жуткого и кромешного, чем иго ордынское.
Когда в Кремле угнездился игопоклонник, и его сметливые, резвые, беспощадные царедворцы закрывали великие заводы, превращали в перхоть победную армию, показывали по телевидению срамных обнажённых девок, когда лился рекой палёный спирт, а городские подворотни кишели ночными проститутками, мало кто представлял себе, что на Руси установилось страшное иго. Подчинило себе гигантский континент между трёх океанов, оскопляя населявший континент народ, с садистским наслаждением вымарывая этот народ из истории.
Когда Анпилов выводил свои тысячные демонстрации на Тверскую и, захлёбываясь, хрипел в микрофон, призывая народ не сдаваться, когда, окружённые множеством враждебных изданий, призывали к сопротивлению "Советская Россия" и "День", журнал "Наш современник", когда взбунтовался Верховный Совет и был расстрелян танками, мало кто понимал, что это сражение с тем тысячелетним рейхом, который был раздавлен советскими "тридцатьчетвёрками" и в новом обличии, почти не встречая сопротивления, дошёл до Москвы, до Урала, до Владивостока. Сражаясь за Советский Союз, мечтая о его возрождении, мы восстали против ига.
Восстанием против ига был бросок русских десантников на Приштину вопреки воле натовских победителей. Восстанием против ига было избрание президента Путина. Восстанием против ига были победа во второй чеченской, воссоздание оборонных заводов, строительство храмов, ошеломившая Запад мюнхенская речь, где игу был брошен вызов. Восстанием против ига были возвращение Крыма, Дебальцевский и Иловайский котлы, начало Специальной военной операции и бои под Авдеевкой и Бахмутом.
Иго, тысячелетнее, незыблемое, всемогущее, было потрясено этим русским восстанием, иго подавляло восстание, обрекая Россию на распад, на голодную смерть.
Иго заварило на Болотной площади мятеж, который был смирён. Иго запустило ядовитые грибницы Навального**. Эти грибницы были вырваны. "Мемориал"***, Сахаровский центр***, "Эхо Москвы"* — осиные гнездовья, свитые игом, — были разорены. Иго решило срыть с лица земли непокорный русский континент, чтобы в пространстве между трёх океанов с лесами, Байкалом, Волгой, с Пушкиным, с храмом Покрова на Нерли, с народом-чудотворцем, молитвенником, великим трудником, чтобы здесь образовался чёрный глухой котлован, в который сливаются отстои мировой истории.
Иго взорвало газопроводы в Балтийском море, нанося удар по углеводородной цивилизации русских. Иго вырвало из русской экономики тысячи западных фирм и компаний, которые оно уже вживило в русскую экономическую плоть, и в русской экономике зазияли кровоточащие раны. Иго направило на Украину бессчётные танки, реактивные установки, средства космической связи, всю мощь своих технологий, разведки, магических практик. Иго ринулось на Россию, подавляя восстание. И Россия, кровоточа, под грохот батарей, даёт игу отпор. Сражаясь на фронтах, переводит потоки газа с запада на восток, подобно тому, как с оккупированных территорий заводы уходили за Урал. С гигантским напряжением трудятся дипломаты, военные технократы, военкоры, певцы и художники. Русские мыслители создают идеологию русского возрождения, идеологию победы над игом, идеологию русского будущего.
Иго посрамлено. Иго сотрясено. Иго отступает. Иго съёживается. Иго больше не прячется за чудесный лик Моны Лизы, не укрывается за священное сияние Сикстинской Мадонны. У ига жуткий лик босхианских уродов, содомитов, палачей, для которых единственным инструментом познания осталась ненависть.
Мы — люди истории — "забыть не в силах ничего". Сколько раз русская лира звала Европу на братский пир. И каждый раз Европа присылала к нам ненависть. То в рыцарских латах, то в плюмажах польских рейтар, то в танках с крестами. А теперь перековала свастику на трезубец.
Дни ига сочтены. Никто не скажет, каков счёт этим дням. Но они сочтены.
Я прожил огромную жизнь от Сталина до Путина. Я видел мою красную Родину в её победном величии, когда полыхало московское небо от праздничного ночного салюта. Когда из дымящихся руин вставали чудесные города. Когда взрастали на пепелищах сады. Когда космические ракеты одна за другой уходили в небеса. Когда народ-победитель верил, что чудесное бытие приближается: ещё одна могучая электростанция, ещё один университет, ещё одна космическая ракета — и случится заветное чудо.
И я помню, как эта вера тускнела, меркла, возвышенное становилось земным, а земное — подземным. Я помню ниспадение страны в перестройку, когда исчезало государство, а вместе с ним и народ, превращаясь в бессмысленное, сбитое с толку толпище, и часы русской истории остановились. И как вдруг дрогнула их секундная стрелка, русская история очнулась, и из тьмы кромешной стало возникать новое Государство Российское.
Я прожил этот виток русской истории и с годами понял, что этот виток не случаен, что он является отрезком таинственной русской синусоиды, по которой движутся русские империи, сменяя одна другую, достигая величия, обретая цветение, приближаясь к заветному идеалу, а потом рушатся и превращаются в прах, пребывают во тьме, чтобы снова воскреснуть.
Я шагал в травах Куликовского поля, я умывал лицо в Непрядве, я молился в церкви у Чудского озера, где в годовщину Ледовой битвы в храме сами собой загорались лампады. Я насыпал в свою ладонь зерно из ржаного колоса на Бородинском поле. А на Прохоровском сорвал и положил себе в рот сладчайшую землянику. Я чувствовал трепет и дрожание русской истории. Я видел эту сверкающую мистическую синусоиду, её не случайность, а закономерность, её таинственную математику, её глубинный закон.
Я буду говорить об империях. О русских империях, в которых нет колоний и метрополий, нет народа-вампира, выпивающего силы и соки из покорённых народов. Русская империя — это симфония пространств, народов, верований, культур, устремлений. Это симфония, где каждый звук сочетается с другим, усиливая его красоту, продлевая его, не давая заглохнуть, создавая неповторимую музыку русских сфер.
Таких империй в русской истории пять. Первая русская империя — Киевско-Новгородская, сотворённая князем-крестителем Владимиром, который оросил святой водой Херсонеса все громадные пространства от Балтики до Чёрного моря, от Карпат до Урала. И всё множество живущих на этих пространствах народов — славяне, финны. норманны, кипчаки, половцы, хазарийцы, греки — торговали друг с другом, роднились, обменивались сказаниями, заслонялись от нашествий, управлялись не столько великим князем, сколько духом этих великих многоязыких пространств.
Первая империя достигла величия — дивные храмы Софии Новгородской и Киевской, многомудрые князья и отцы церкви, богатырские былины и славные полководцы. Но эта империя рухнула, пала под копытами монгольской конницы. Сменилась удельными войнами, разорением городов, избиением праведников. Русское государство исчезло, да так, чтобы больше ему не возникнуть. Русский народ утратил свою государственность, перестал быть народом.
Вторая империя возникла на семи московских холмах. Сюда прибивались осколки прошлых времён. Здесь появились князья, для которых Государство Российское было святыней, и они радели, "чтобы свеча не погасла". Здесь появились великие русские правители Иван Третий, Иван Васильевич Грозный. Здесь проповедовал свою теорию "Москва — третий Рим" бесподобный старец Филофей. Здесь была воздвигнута колокольня Ивана Великого и чудесный храм Василия Блаженного, образ русского рая. Отсюда воля русского царя простёрлась до Казани, усмирив орду. И дальше, с казачьей ватагой Ермака, ушла за Урал и Сибирь, а потом доплеснулась до Тихого океана.
Вторая империя, Московское царство, казалась незыблемой. И рухнула, поглощённая смутой. По московским дорогам носились разбойные шайки украинских казаков, плодились самозванцы, польский царевич въехал в Москву и сел в Кремле. Казалось, русскому государству больше никогда не бывать. Но таинственные силы русской истории, зародившиеся в кромешных глубинах смутного времени, вывели на поверхность новую русскую империю — третью империю Романовых, великое трёхсотлетнее царство.
За эти триста имперских лет русский народ одержал столько побед, достиг таких свершений, сделал столько открытий, написал столько романов, поэм, пропел столько опер и песен, что империя казалось незыблемой. Но рухнула в три февральских дня, нашла своё завершение в сыром подвале Ипатьевского дома.
И снова кромешная смута, лязг топоров, брат на брата, сын на отца. От Балтики до Чёрного моря, от Карпат до Тихого океана русские люди рубили друг друга. И этот лязг топоров, если прислушаться, до сей поры нет-нет да и звякнет в выступлениях русских политиков.
В этой кровавой слизи, казалось, исчез навсегда образ Государства Российского, грозя этим великим пространствам вечным хаосом и вечной кабалой. Но вновь дрогнула секундная стрелка русских часов. Иосиф Сталин за волосы выволок русское государство из кровавой проруби и поставил его на твердь. Началось становление Сталинской четвёртой империи — восхождение от великих потрясений к величию, к тому, что закрасило в красный цвет две трети земного шара.
И эта великая красная мечта рухнула в пропасть. Саду, о котором писал Маяковский, не дано было зацвесть. И там, где красные садоводы выращивали этот сад, чернели пни, и среди них бродили исчадия ада. То было время русского ада, из которого в мироздание не вырывался ни один светлый луч, словно из чёрной дыры Вселенной.
Но снова случилось негаданное: из чёрной дыры истории стала появляться пятая империя — империя Путина, та, в которой мы проживаем. Её страшную тяжесть мы несём на своих головах, лелеем чудесную мечту. Мы — люди, пятой империи, люди истории.
Русская история пасхальна. Она повторяет жизнь Христа. Христос в сиянии святости на белой осляти въезжает в град. Его осыпают цветами, под ноги стелют красные ковры, ему внимают толпы. А потом бичи, поношения, крестная ноша, кровавый крестный путь на Голгофу, мучение на Кресте, страшная смерть, нисхождение во гроб и трёхдневное успение, после чего восхитительное Воскрешение, попирание ада, возвращение к людям в ликующем фаворском свете. Так и Государство Российское: восхождение, цветение, низвержение в бездну — и вновь чудесное воскрешение.
Русская история колеблется между раем и адом. Русское историческое восхождение — это приближение к раю. В этот период над головой русского народа сияет звезда пленительного счастья, звезда русской мечты, звезда русского рая.
Ниспадение Русской империи — это приближение к аду, к чёрному адскому солнцу, которое восходит из дымящихся развалин империи. Русский ад разверзся в начале двадцатого века. Разрушение церквей, сожжение библиотек, изгнание из страны философов и учёных, истребление сословий, воспевание убийств. Это время, когда в народе поселился зверь, напоминающий зверя Апокалипсиса.
Великие предвоенные города и заводы, победа 1945 года, сталинский ампир на чёрных руинах, бесподобные научные центры, космический порыв, солнечное искусство — всё это стремление и приближение к раю.
Бесчинство перестройки — осквернение святынь, разрушение великих заводов, оскопление образования и науки, расчленение народа, отторжение вековечных русских земель. В это время Россия падала в ад. Исчадия ада сидели в министерских кабинетах, парламентских креслах, на телеэкранах.
Сегодня воскрешённая Россия попрала ад, и ад визжит, плюёт в Россию "Хаймарсами", "Джавелинами", "Байрактарами", плюёт ядовитой слюной русофобии. Ад отступает, солнечные люди, сняв бронежилеты и каски, отложив автоматы, придут из окопов в наши университеты, в думские комитеты, в лаборатории возрождённых научных центров.
Почему среди чудовищных катастроф и напастей русское государство уцелело? Меняя свои обличия, одеваясь в новые ризы, оно каждый раз восходит из бездны. Где она, молекула русского бессмертия, которая прячется во дни потрясений и вновь начинает множиться, делиться, превращаясь в ткань нового Государства Российского? Быть может, эта молекула скрыта на дне Байкала, или в толщах Мамаева кургана, или в песне "Во поле берёзонька стояла"? Эта молекула существует, она не подвержена огню, её не раздавить ни копытом, ни танком, эту сокровенную молекулу русского бессмертия.
Появление в русской истории чёрных дыр, латание этих дыр, появление из этих чёрных дыр новых империй в их восхитительном облачении — всё это не поддаётся разумному объяснению. Это не объяснить экономическими причинами, появлением новых элит, возникновением новых правителей. Владыка Тихон (Шевкунов) сказал мне когда-то: историю России не понять без категории чуда. И если верно хрестоматийное утверждение, что Россией управляет Сам Господь Бог, то синусоида русской истории есть проявление Бога в русской истории, и закон русской истории божественен. Исторические разрывы, чёрные разливы ядовитых морей русские империи переплывают на иконах. Иконы, как ковчеги, переносят молекулу русской истории. И молекула покидает гибнущий континент, преодолевает адскую бездну и вновь выплёскивается на твердь, давая начало новой империи.
Киевско-Новгородская Русь перенесла имперскую молекулу в Московское царство на иконе Владимирской Божьей Матери, писаной по указу князя Андрея Боголюбского. Московское царство переправило эту молекулу через воды Смутного времени на иконе Казанской Божьей Матери. Романовская империя, погибая в феврале, переплыла в красную империю Сталина на иконе Державной Божьей Матери. Сталинская империя переплыла в пятую империю Путина на красном знамени Победы. Красное знамя Победы — это икона пятой империи.
Красное знамя Победы стремились затоптать и испепелить в перестройку. Победа осквернялась, шельмовалась, герои Победы высмеивались: 28 гвардейцев-панфиловцев, Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, мученики "Молодой гвардии", подвижник генерал Карбышев — из них делали карикатуры, на их могилах хохотали бесы. Русский народ сберегал икону, рыдал, когда алый флаг спускался с флагштока Кремлёвского дворца, стенал, когда танки стреляли по красному знамени на баррикадах 1993 года.
Путин вернул в пятую империю русских красное знамя Победы. Так во время Отечественной раненый командир, попав в окружение, обматывал свою грудь полковым знаменем, прорывался сквозь окружение, приходил к своим, доставал простреленный и обугленный красный стяг, разворачивал его, и под знаменем собирался новый полк, шли под ним в победную атаку.
Это знамя Победы среди блеска сабель несут по Красной площади знаменосцы, и к этой красной иконе прикладывается весь парад, прикладывается президент, прикладывается весь народ. Красное знамя Победы вместе с Владимирской, вместе с Казанской, Державной Божьей Матерью стоит в иконостасе пяти русских империй.
Русские — народ-государственник. Русские сражаются за своё государство. Приносят во имя его несметные жертвы, считают измену государству иудиным грехом. Иуда предал своего благодетеля, за что снискал вечные муки. Русское государство — благодетель русского народа. Хотя, быть может, нет более сурового, жёсткого или даже жестокого государства. Русский народ терпит жестокости государства, несёт возлагаемые на него государством тяготы, ибо понимает: есть государство — есть русский народ, исчезает государство — исчезает народ, превращаясь в бессмысленные толпища, добычу иноземных захватчиков или доморощенных изуверов.
Все великие дела русский народ совершил под водительством своего государства. Под водительством государства он создал империю из двенадцати часовых поясов. Под водительством государства он отражал чудовищные нашествия, сулившие народу погибель. По эгидой государства он торил дороги, возводил города и заводы, казармы и храмы. Русская культура, которая нередко роптала на государство, она не отрицала государство, а требовала от него божественной справедливости. Требовала, чтобы оно вело её к божественной мечте о праведном государстве и не подменяло величие народа величием князей и царей. Иначе народное терпение кончалось. И хижины объявляли войну дворцам.
Сегодня молодое Государство Российское, пятая империя русских, сберегается народом как высшая ценность. А все вероотступники, желающие государству погибели, предаются народом анафеме.
Государство Российское симфонично. Оно управляет множеством народов, не посягая на их культуры, верования, языки. Русское государство — садовник, а не лесоруб, оно взращивает, а не вырубает. Всё множество народов России составляет один единый народ — народ народов. Каждый народ со своей исторической судьбой, ощущая свою бесценность и неповторимость, живёт одной судьбой со всеми другими народами. Судьбой судеб. Стремясь к идеальному бытию, к божественно справедливому царству, наш народ одерживает великие победы, не только военные, на полях сражений, но и в искусстве, в науке. И те главные таинственные победы, которые каждый раз Государство Российское, претерпевающее великие поражения и крушения, вновь победно возносит, сберегает в себе веру в чудесное будущее, продолжает своё шествие в истории, — это победа Побед.
Симфония Государства Российского описывается этой сакральной триадой: один народ, одна судьба, одна победа.
Русская история восхитительна. Это не перечень исторических событий, не сумма верховных правителей. Это божественная синусоида, в которой нет случайностей, это божественная незыблемая закономерность. Если ты веришь в Бога, верь в русскую историю. Если ты веришь, что Россия — дом Богородицы, смотри на этот дом как на храм. Русская история пасхальна, богородична. Она — матушка-история.
Рисунок автора
* СМИ-иноагент
** ФБК и штабы Навального признаны экстремистскими организациями и запрещены
*** Запрещённое в РФ НКО-иноагент
