Авторский блог Сергей Сокуров 10:34 16 октября 2018

Шушенская почва ленинской публицистики

Статья, вызванная оплошностью Людмилы Фёдоровой

По-девичьи наивная Людмила Фёдорова, активистка сайтовского парткома краснолинялых, сама того вряд ли желая, несколькими фразами своей недавней работы о «шушенской трагедии» Кумира возбудила меня вернуться к той же теме. Не имея никакой возможности опровергнуть внешние признаки «дачной ссылки», она обратила взоры вовнутрь страдальца за правое дело. Как написала в своём посте Светлана Тамбовцева, смоленская литераторша «прекрасные условия ссылки Ленина превращает в страдание, лишение свободы, переживание тяжёлых дней и горечи». Приём этот ЛФ применяет не впервой. Приём, впрочем, не её и с бородой. То же, помнится, внушали нам в советской школе, когда заходил разговор о южной и михайловской ссылках Пушкина. Уже тогда я сомневался, можно ли назвать наказанием, лишением свободы туристическую поездку за счёт царя по Кавказу, Крыму, Новороссии, Украине, Молдавии, одесское безделие, возможность заниматься любимым трудом в загородном доме среди рощ, озёр Псковщины. Именно юг России и Михайловское породили великого писателя, а не развратный, тесный Петербург. Эти доводы не убедили Нину Фёдоровну (Л.Ф). Даже поздняя благодарность Пушкина царю не произвела на неё должного впечатления. Для того «выкормице» пропагандистского отдела райкома нужна была инструкция из руководящей инстанции, а та осталась за горизонтом 1991 года.

К 1897 году В. Ульянов уже был автором нескольких работ по политической экономии, если не ошибаюсь (неверно? Так поправьте). В них способности публициста не вызывали сомнений. Но, образно говоря, царь Николай предоставил молодому дарованию грядку в Шушенском, куда пересаженное из домашнего горшка растение дало новые корни и пошло в рост.

Многие из нас, ныне живущих, видели на парадных полках библиотек редко запрашиваемые тома ленинского 55-томника, его же – за стёклами дорогих шкафов в кабинетах высоких партийных и хозяйственных чинов. Поражала живучесть книг; объяснялась высоким качеством бумаги и переплёта. На самом деле причина сей «вечности» в редчайшей раскрываемости книг Вождя. За сто лет во всём мире лишь единицы прочли всего Ленина, ничтожное меньшинство – избранные сочинения. И не потому, что письменный язык Ульянова-Ленина тяжёл, как гранитные валуны ледников. Надо самому быть гением, чтобы следить за мыслью Сверхгения и понимать изложенное им на бумаге; или быть полным идиотом, способным день за днём, годами переворачивать страницы, тупо скользя зрачками по печатным строчкам. Притом, уже при Сталине работы Ленина устарели и скоро стали вызывать лишь исторический интерес узких специалистов. Один мой знакомый депутат ГД, который раньше по роду занятий вынужден был изучать основные труды Ленина, признался, что часто брал в спецхране Богданова, чтобы с помощью его ясных, чисто изложенных мыслей понять смысл ленинских рассуждений о том, о сём.

Как бы там ни было, Ульянов-Ленин, как писатель-публицист, писатель-философ, состоялся, и колыбелью его можно назвать «Ленинское сельцо Михайловское – Шушу».

О подробностях этого развития вам расскажет многолетний собеседник Ленина Н. Валентинов в моём сокращённом пересказе, близком к авторскому тексту.

С. СокуровЪ

***

Жизнь Ульянова в Сибири проходит под знаком спокойствия и довольства при полной свободе интересоваться и изучать то, к чему его влекло. Только недавно вступивший в литературу Ленин, побуждаемый самолюбием, желанием завоевать скорее известность, спешит выступить в печати с каким-нибудь сборником своих произведений. Мало кому известному писателю найти издателя нелегко. Ленина это не смущает. Деньги найдутся.

«Насчёт финансов, потребных для издания, я думаю, можно бы сделать у мамы „внутренний заём“», - пишет ссыльный М. Елизарову 13 марта 1898 года. Тому поручаются все дела по печатанию сборника, а Маняше - корректура. Решив это, он составляет сборник «Экономические этюды и статьи», в котором значительную часть представляет уже опробованная в периодике статья «К характеристике экономического романтизма». Этот сборник, за исключением парадоксальной статьи «От какого наследства мы отказываемся?», содержания весьма тусклого, благодаря разным протекциям П.Б. Струве, удаётся передать издательнице Водовозовой. Тираж его невелик, гонорар мал, но это литературное выступление отдельной книгой - уже успех для начинающего писателя.

В силу своего особенного положения (деньги эксплуататора крестьян, которых планировалось освободить не скоро, и протекции авторитетных особ. – ССЪ) Ленин рассчитывал легко найти издателя на книгу о «Развитии капитализма в России». Жизнь его обеспечена, для него важны не гонорар, он хочет, чтобы издание было с внешней стороны безукоризненно, не считаясь с затратами автора (вот бы сейчас так Людмиле Фёдоровой, но у неё, увы, нет батраков, как у любимого вождя). До ссылки библиотека Ульянова была бедна. Он редко покупал книги, пользуясь чужими. Приехав в Шушенское с двумя десятками томов, он уезжает оттуда с 15 пудами дорогих изданий. «Если не очень стесняться в средствах для выписки книг, — Ленин писал Потресову 7 февраля 1899 года, — то можно, я думаю, и в глуши работать, — я сужу, по крайней мере, по себе».

Всё, что требовалось для работы, у него было под руками даже в сибирской глуши. Он имел и русские издания, и немецкие, и французские книги, журналы, газеты. Сестру Анну, покупающую и отправляющую ему книги, получающую его гонорары, он нагружает множеством поручений, выполняемых ею с величайшим усердием и чувством лежащего на ней священного долга. Он требует от неё, не запрашивая его, посылать всё «особенно интересное», появляющееся на книжном рынке. Он заказывает ей приобрести для него «оригиналы классиков по политической экономии и философии». Так, на полках его постоянно растущей библиотеки в Шушенском, в числе прочих книг, появляются издания Спинозы, Канта, Гегеля, Шеллинга, Фихте, Гольбаха, Гельвеция. Ленин хочет заняться философией. «Очень хорошо сознаю, — пишет он Потресову 9 мая 1899 года, — свою философскую необразованность и не намерен писать на эти темы, пока не подучусь. Теперь именно этим и занимаюсь, начавши с Гольбаха и Гельвеция, и собираюсь перейти к Канту». До чтения Канта он всё-таки не дошёл, что не мешало ему вести с Ленгником, находившимся в ссылке в селе Казачинском, большой диспут о заблуждениях Канта. До Канта не дошёл Ленин и позднее; в его книге «Материализм и эмпириокритицизм» (вышла в свет в мае 1909 года) — есть критика Канта по Чернышевскому и ни единой цитаты из «Критики чистого разума». Его философский противник, большевик А.А. Богданов, уверял, что Ленин судил Канта только по тому немногому, что о нём писали Энгельс и Плеханов.

Интернационалист Ленин считал знание иностранных языков абсолютно необходимым для углубления своих познаний, ведения литературной работы, политической деятельности, жизни в Европе, куда он и уехал через шесть месяцев после окончания ссылки.

Его товарищи по ссылке, вынужденные служить, совсем не имели времени изучать языки. В противоположность им, Ленин и его супруга, окружив себя переводами, иностранными словарями, грамматиками, синтаксисами, занимались языками самым усердным образом. Здесь, как и во всём другом, проглядывает влияние «ульяновского достатка». Нельзя представить себе наказание, в большом и малом, столь приятное и столь полезное, как ссылка Ленина.

Послесловие С. Сокурова

Что нужно творцу для работы? Покой, независимость, приют труда и вдохновенья, - давно ответил Пушкин на этот вопрос. Всё названное в своих 30, без малого, лет получил начинающий писатель и правонарушитель Владимир Ульянов при том ОП строе, который он мечтал изменить в пользу якобы более справедливого (в умах политфантастов). В конце XIX века молодой преобразователь-теоретик не мог знать, что именно ему капризом Судьбы выпадет ломка старого мира в России. Хочется верить, что человеческое в революционной душе неистового симбирца всё-таки было. И он отказался бы от своего «другого пути», если впереди, в кровавой послереволюционной мгле, увидел бы себя среди собратьев по перу. Не «питомцев ветреной судьбы», придворных бардов, «поющих весну человечества», а иных, имеющих своё о собое мнение. У многих из них не будет дачного Шушенского. Их уделом станут соловецкий, колымский и другие "лаги" без права переписки даже с родными, с одним только правом – молчать, сося сухарь из пайки.

… Но время торжества ленинских идей придёт лишь через 20 лет. А пока Володя, шушенский невольник, «утомлённый ходьбой по болотам» с ружьишком - за зайцами, пишет, пишет и ещё раз пишет при свете дня и керосиновой лампы свой 1-й том из 55-и. А потом... Потом советские студенты будут получать зачёты по научному коммунизму и смежным дисциплинам, не прочтя ни одного произведения В.И. Ленина. Такова правда жизни.

1.0x