Сколько помню себя, всегда жил под санкциями. Осознавать окружающий мир я начал в пятидесятые, в Ростове-на-Дону. По улицам города ездило немало разного транспорта: было ещё много лошадей, но машины и мотоциклы явно превалировали. Отец, вернувшись с фронта, устроился монтажником в электротрест, а жили мы в ведомственном доме, неподалёку от их базы. Уже тогда энергетиков неплохо обеспечивали транспортом; были грузовые и легковые машины, спецтехника. Меня с детства тянуло к лошадям и машинам, поэтому я с дружками пропадал в трестовском гараже. Мы восхищались видом изящного студебеккера, нравился вид пузатых грузовичков додж. А в особом боксе стоял виллис, настоящий джип, на котором ездили управляющий трестом и его зам. Нам дозволялось дотрагиваться до машин, когда вокруг них суетились водитель и кто-то из слесарей, мы лезли под ноги со своими вопросами, и нам, иногда, великодушно отвечали. Зато «прокатить до угла», удавалось нередко, что вызывало неописуемый восторг и непередаваемое ощущение приобщения к действию. Но, однажды, мы застали гаражный люд в каком-то непонятно грустном оцепенении, какое бывало, вероятно, у казака, при виде убитой в бою строевой лошади, которую он лелеял с жеребячьего возраста. Грусть людей была такая, что даже мы, мальцы, это почувствовали и притихли. Из разговоров поняли, что машины надо «отогнать на убой собственными руками». Тут и мы обомлели; как это «на убой», за что? Таких красавцев! Мы не понимали сути разговоров, кроме того, что за какой-то ленд-лиз, машины надо своим ходом гнать в порт (наверно, в Таганрог или Новороссийск), где их ставят под пресс, привезённый янки из-за океана, и сминаются в лепёшку, а металлолом грузят на пароходы и увозят в Америку. «Надо же, – сокрушённо причитали шоферы; – ведь не нужны им эти машины, а наше правительство предлагало их выкупить, хоть за золото. Но американцы ни в какую; мол, всё по договору». А надо-то им это, для того, чтобы затормозить восстановление СССР, который стал уже не нужен, после разгрома Гитлера, превратившись в противника. Мы, понятное дело, не приуныли, а стали придумывать способы спасения «наших машин». Порешили, обшить их фанерой, подделав под отечественные «Захары» (ЗИС-5), отогнать в развалины (которых было ещё в избытке в Ростове), а затем выдать за отечественные. На следующий день, когда мы явились в гараж с нашим «гениальным планом», он был пуст. Так я впервые познакомился с американскими санкциями.
В середине шестидесятых, когда я учился в автошколе, у нас, по тогдашнему обычаю, был какой-то курс политпросвещения, который читал отставной фронтовик. Он много рассказывал о найденных в Тюмени необъятных подземных морях нефти, которые вот-вот начнут добывать, цены на бензин снизятся (литр 65-го стоил 4,5 копейки), а Советский Союз зальёт всю Европу сибирской нефтью и это очень поспособствует развитию страны. Но однажды его радостные фанфары смолкли, и он сообщил, что ФРГ, по требованию США, прекращает поставку труб большого диаметра, для прокачки нефти в европейскую часть СССР и за рубеж. Проект под угрозой срыва; продолжать разработку и добычу «чёрного золота» бессмысленно, даже убыточно и опасно для экологии. Нас, молокососов, это не очень взволновало – молодость. Но через несколько дней отец пришёл с работы (а он стал, к этому времени, ГИПом по проектированию автоматики прокатных станов) явно озабоченным, и сообщил, что ЦК приняло решение о срочном создании собственного производства труб большого диаметра и его отделению проектировщиков поручено немедленно приступить к разработке проекта и работать на месте (на Урале) «с листа», вместе с монтажниками. Больше года он пропадал на Урале, лишь урывками бывая дома, страшно измотался, т.к. работали часов по 12-ть и, бывало, без выходных. В такой спешке и в столь серьёзном задании многое не получалось, приходилось переделывать, начальство подгоняло, что вносило ещё больше сумятицы. Но, как всегда в таких случаях, русские выдюжили: производство запустили, министров наградили, получили премии и исполнители. Тут уж и немцы одумались; ведь трубы всё равно пойдут, а потерять такой заказ для буржуев немыслимо: никакие союзники не остановят. Пригодились трубы, и наши, и немецкие, – объёмов было громадьё! Так я вновь соприкоснулся с заокеанскими санкциями.
Третий случай, уже личный. Одним из первых моих объектов в Москве было предприятие «Химавтоматика», который по документам проходил как п/я 6900. Это был мозговой центр Министерства химической промышленности СССР. Кибернетический монстр заменял сотни тысяч химических опытов, моделируя их на компьютерах, составлял схемы производственных циклов и цепочек, рассчитывал потребные объёмы производственных мощностей. И всё это работало, процентов на 80% на оборону: взрывчатые вещества, отравляющие боевые составы, противоядья и прочая продукция уничтожения человечества. Для этого «Центра автоматизации» закупили за океаном мощнейший и громадный вычислительный комплекс. Для его размещения потребовалось возвести специальное производственное здание высотой в семь промышленных этажей, с системой сложнейших фальшполов, мощнейшей и «умной» приточно-вытяжной системой, контролем влажности, контурами защиты, бесконечными кабельными разводками, стояками и пультами управления, прочими наворотами. Объект был даже сложнее Ленинградской атомной и лазерного полигона ГОИ, которые довелось мне строить перед этим. Разумеется, санкции уже действовали вовсю, и напрямую купить такую продукцию у американцев было невозможно. Поэтому, было проведён «обходной манёвр», который усложнил операцию и, видимо, в разы удорожил. Два таких суперкомпьютера (один для Министерства обороны СССР, а другой для Минхимпрома) закупила в США французская фирма, разумеется, по легенде, то ли для Франции, то ли для её заморских территорий. Прибывшие во Францию комплекты были перепроданы финской фирме и отправлены через Балтийское море, где их и «завернули» в советский порт. Занималось в СССР такими проделками Министерство внешней торговли. Был ещё Государственный комитет СССР «По внешним экономическим связям», что удивляло непосвящённых: зачем такое дублирование функций. Фактически же Госкомитет занимался официальными межправительственными поставками; СЭВом, «развивающимися рынками» и подобное. А когда требовалось добыть что-то недоступное, передовое, «санкционное», вступал в действие Внешторг. Там, кстати, зам министра был Юрий Брежнев, сын. Работал, неплохо, хоть и прикладывался, излишне, к рюмке. Это-то министерство и провернуло сделку с суперкомпьютерами. Сначала всё шло успешно; первый комплект благополучно прибыл в Советский Союз. Но в это время сработала американская разведка, и отгрузка второго изделия из Франции тормознулась, едва начавшись. Американцы предъявили ультиматум французам и те прекратили отгрузку. Когда стало ясно, что из двух изделий осталось одно, возник вопрос, кому передать: Министерству обороны или Минхимпрому. Брежнев-старший рассудил мудро: у кого будет раньше готова площадка для монтажа, тому и отдать компьютер. Началась гонка. Работа на моём объекте шла по графику, мы начинали в 8-00 и работали в одну смену. И здесь к нашей работе подключился директор «Химавтоматики», молодой и сверхэнергичный, к тому же уже член коллегии Министерства, Юрий Михайлович Лужков. Он стал являться на объект в полвосьмого, хватал меня и начинал носиться по этажам, вникая во все тонкости, требовал, но и помогал, напирал, выбивал поставки стройматериалов, теребил. Добился второй смены, усиления механизации, в общем, задал жару. Объект под монтаж мы сдали досрочно, когда военные строители только вели монтаж каркаса. Суперкомпьютер отдали нам. Но взъярилась военная сторона, а министром обороны, на тот момент, был Маршал Устинов, сталинский нарком оборонной промышленности, член Политбюро, который никак не привык проигрывать в таких делах, и нашу «победу» воспринял как личное оскорбление. Министра химической промышленности, Костандова Л.А. он по византийски извёл: министерство разделил на несколько (в том числе, были созданы министерства газовой и нефтяной промышленности – нынешние сокровищницы для избранных), назначив зампредом Совмина бывшего министра, а когда неподготовленная реформа отрасли стала давать сбои – уволил. Лужкову же пришлось бежать с директорства. К этому времени он был депутатом райсовета и членом горкома партии и пристроился на работу в Моссовет, где вскоре был назначен руководителем Агропрома. Дальнейшая его судьба общеизвестна.
В нашей с вами жизни было море разливное санкций. США и страны НАТО, давление еврейских лобби, пробивших закон Джексона-Вэника, тотальная слежка за всеми действиями Министерства Внешней торговли СССР. Вся эта схема продолжала действовать и после уничтожения Советского Союза, когда МИД РФ беспрекословно исполнял любое требование Госдепа, а Министр Козырев открыто похвалялся тем, что согласовывает все свои шаги с Западом. Несмотря на эти «выстилания», на то, что все желавшие выехать из СССР и России евреи выехали, желавшие вернуться – вернулись (в том числе и те, кто были родом из Средней Азии, Закавказья, Прибалтики, Украины с Молдавией и Беларусью), получили российские паспорта, оформили российские пенсии и вновь уехали на ПМЖ в Израиль, а закон Джексона-Вэника исправно продолжал действовать, принося, теперь уже и России, многомиллиардные убытки, пока не был заменён законами, принятыми под диктовку Маккейна. Сегодня всё это утяжелилось из-за «незавершённости демократизации» в России.
А когда же начались «санкции цивилизованного мира против варварской России»? – тогда, когда Россия «проклюнулась». Как метко заметил Маркс, в один прекрасный день Европа с ужасом увидела между привычной ей Литвой (Речью Посполитой) и Золотой Ордой, возникшее из «неоткуда» Московское царство Иоанна Васильевича Грозного (которого, как и его предшественников, европейцы именовали герцогом московским – так переводя княжеский титул правителя), и считали вассалом Орды.
Вот как начинались «санкции»:
В первые годы правления, Иван Васильевич, мысля государственными категориями, пытался наладить снабжение России нужными европейскими товарами и изделиями морским путём через Балтику. Совершенно неожиданно этому стали препятствовать Ливония и Польша: не пропуская через свои порты суда, везшие товары в Московию. Тогда Иван Грозный напомнил ливонцам, что они данники России, что все земли Прибалтики издревле принадлежат русским, и согласно договорам, они обязаны выплачивать России дань и выполнять требования московского царя, но вот уже пятьдесят лет выплаты от Ливонии не поступают. Это напоминание страшно возмутило ливонцев и поддержавших их поляков, которые заявили о морской блокаде. Когда, после заключения мира со шведским королём, суда с русскими товарами пытались плыть в шведские порты, ливонцы, вместе с поляками, стали пиратски захватывать эти корабли, некоторые даже топили. Отношения Московии с Ливонией и Польшей обострились до предела; запахло большой войной. Но в это время, к поморским берегам прибило один из английских кораблей из экспедиции, искавшей северный путь в Индию. Капитан Лестер отправился из Архангельска в Москву, где предложил царю заключить торговый договор с Англией и содействовать возрождению старинного шёлкового пути в Китай и Индию. Грозный с радостью согласился. Так был открыт обходной путь из России в Европу, средневековый «северный поток».
Но Иван Васильевич уже понял, что надеяться только на поставки товаров и изделий нельзя, надо развивать собственное производство, ремёсла и науки. У него сложился грандиозный план привлечения на русскую службу «хитрых мастеров». Для реализации этого плана, царь привлёк немецкого купца Шлитте, чтобы тот навербовал в Европе, за очень привлекательное вознаграждение, «людей знающих различные искусства и ремёсла». Шлитте развил бурную деятельность и успел заключить контракты со 123 специалистами, среди которых были зодчие, литейщики, слесаря, рудокопы и прочие люди ценных профессий. Шлитте оперативно подрядил в Любеке корабли и начались сборы в дорогу. И тут…, ну вы понимаете: «санкции»; ливонцы с поляками, через римских католических прелатов, добились от властей Любека, сначала задержки отправки рейсов, а затем, под вымышленным предлогом, арестовали Шлитте и заключили в городской замок, где он, впоследствии, провёл многие годы. Специалистов разогнали, а упорствующих репрессировали. Русские пытались вмешаться в ситуацию, просили объяснить действия Запада; ведь ещё не началась Ливонская война и не было абсолютно никаких законных оснований поступать так в отношении России и её торговых агентов, но это случилось. В это же время началась невообразимая пропагандистская кампания клеветы и инсинуаций лично против русского царя Ивана Грозного. Действия русских и их агентов стали отслеживать и пресекать на всей территории Европы. Всей, да не всей. Налаженный англичанами «северный поток» прекрасно действовал в обоих направлениях, чему не помешала даже начавшаяся грандиозная, по тем временам, ливонская война, в которой западная коалиция набросилась на возрождавшуюся Россию. Война была, как бы сейчас сказали, гибридной. Западная коалиция, наряду с военными действиями и экономическими санкциями, развернула доселе невиданную пропагандистскую компанию против царя Ивана Васильевича Грозного, используя, в том числе, внутреннюю «пятую колонну» из числа тогдашних олигархов-бояр, тормозивших российские реформы и боровшихся, всеми дозволенными и недозволенными средствами, против государя, отстаивая «право» эксплуатировать российский народ и недра нашей земли, за право передачи «своих» должностей по наследству детям и внукам (местничество). Многочисленные иностранные авантюристы, нанимавшиеся на русскую службу, вернувшись в Европу, разразились серией «мемуаров-воспоминаний» о зверствах творимых «восточным тираном». Несмотря на неимоверные ляпы, вроде утверждения, что новгородцев «тащили связанными и бросали с моста в Волхов», где те тонули тысячами, а трупы буквально забили всю реку, хотя, как известно из летописей, в то время стояли трескучие морозы и толщина льда в реке достигала полуметра (к слову, эти гнусные наветы используют, против народного царя, и нынешние либералы, как «Унутренние», так и внешние). Вся эта вакханалия вам ничего не напоминает из дней нынешних?
Как говаривал незабвенный Остап Бендер, на каждого человека воздействует атмосферное давление, равное 214 кг. Но люди с рождения привыкли, и живут не ощущая его воздействия на себя. Так и с западными санкциями; мы, русские и все россияне, с рождения и всю жизнь живём под их давлением и совсем, в повседневной жизни, не обращаем на них внимания. Так почему же сегодня столько шума вокруг этой темы? Может потому, что в отличие от всех предыдущих «воздействий», санкции коснулись чего-то святого, для части российской элиты, которая держит свои авуары в западных банках, живет в домах и поместьях расположенных в самом «логове партнёров-шантажистов», давно обустроила своих отпрысков в тамошних заведениях, а на Россию смотрит как на корову, которую можно бесконечно доить, но совсем не обязательно кормить; если и сдохнет, то не жалко, а жалко своего добра «за бугром» и своих надежд «пожить в нормальной стране, как белые люди». Пусть им.
P.S. Выражаю благодарность Александру Халдею за рисунок к настоящей статье.
