Религиозность, сословность, народность (продолжение)
Российские страты — крестьяне и «господа». В морфологии всемирной истории с темой пространственно-временного выражения прасимвола тесно связана проблема сословий:
"Eine Geschichte der Stände, die von den Berufsklassen grundsätzlich abzusehen hat, ist also eine Darstellung des Metaphysischen im höheren Menschentum"[1].
"Таким образом, истории сословий нет до профессиональных классов никакого дела, она является отображением метафизического момента в высшем человечестве"[2].
Дворянство Шпенглер считал воплощенной в преемственности поколений идеей времени, духовенство — символизируемой вечными истинами духа идеей пространства[3]: дворянин — это человек-история, священник — человек-природа[4]. Крестьянин — тоже природа, но не в пространственном, а в ином, растительном и безличном[5], смысле, как вечное корневище, питающее древо высшей культуры[6]. При переходе от культуры к цивилизации в городах поднимается третье сословие — по существу, не сословие, а партия, объединенная единственно желанием уничтожить подлинные сословия[7]. Завершает историю цивилизации четвертое сословие — масса, конец, радикальное ничто[8]. Настоящих, то есть наделенных символическим смыслом, сословий нет как в цивилизованную, так и в протокультурную эпоху, когда социальные страты, даже имея внешние признаки сословий, лишены какой бы то ни было метафизической выразительности. На этом основании Шпенглер отказывает в сословности не только советской, но и царской России:
"Die Leichtigkeit, mit welcher in Russland die vier sogenannten Stände der petrinischen Zeit – Adel, Kaufleute, Kleinbürger, Bauern – durch den Bolschewismus ausgelöscht worden sind, beweist, dass sie bloße Nachahmung und Verwaltungspraxis waren, aber ohne alle Symbolik, die sich durch Gewalt nicht ersticken lässt… Erst in Zukunft werden sich echter Adel und Priestertum russischen Stils herausbilden"[9].
"Легкость, с которой большевизм изничтожил в России четыре так называемые сословия Петровской эпохи (дворянство, купечество, мещанство и крестьянство), доказывает, что они были чистым подражанием и порождались административной практикой, которая была лишена всякой символики, - а последнюю силой не удушить… Подлинные знать и духовенство в русском стиле оформятся лишь в будущем"[10].
С морфологической точки зрения в России, и как в государстве франков, существовали лишь крестьяне и «господа»[11]. По своему душевному складу Россия — это еще внеисторическая, а значит, несмотря на внешнюю урбанизацию, крестьянская страна:
“Petersburg ist die abstrakteste und künstlichste Stadt, die es gibt“, bemerkt Dostojewski. Er hatte, obwohl er dort geboren war, ein Gefühl, als ob sie sich eines Morgens mit den Sumpfnebeln zugleich auflösen könnte. (…) …So war Dostojewski ein Bauer…"[12]
«Петербург самый отвлеченный и умышленный город на всем земном шаре», - замечает Достоевский. Хотя он и родился здесь, у него не раз возникало чувство, что в одно прекрасное утро город этот растает вместе с болотным туманом. (…) …Достоевский был крестьянин…"[13]
[1] Spengler O. Der Untergang des Abendlandes. S. 990.
[2] Шпенглер О. Закат Европы. Т.2. Всемирно-исторические перспективы. М.: 1998. С. 365.
[3] Spengler, op. cit., S. 971.
[4] Spengler, op. cit., S. 976.
[5] Spengler, op. cit., S. 969.
[6]Spengler, op. cit., S. 991.
[7] Spengler, оp. cit, S. 1000 – 1001, 1003.
[8] Spengler, op. cit., S. 1004.
[9] Spengler O. Der Untergang des Abendlandes. S. 972, Fußnote.
[10] Шпенглер О. Закат Европы. Т.2. Всемирно-исторические перспективы. М.: 1998. С. 349. Сноска.
[11]„Es gab im zarischen Russland kein Bürgertum, überhaupt keine echten Stände, sondern nur Bauern und „Herren“ wie im Frankenreiche“ (Ibid., S. 791)
«В царской России не было никакой буржуазии, вообще никаких сословий в подлинном смысле слова, но лишь крестьяне и «господа», как во Франкском государстве» (Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. Всемирно-исторические перспективы. М.: 1998. С. 199).
[12] Spengler O. Der Untergang des Abendlandes. S. 790, 791.
[13] Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. Всемирно-исторические перспективы. М. 1998. С. 198, 199.
