"Песня воинов-монахов чёрной сотни Святогорского мужского монастыря "Как ныне сбирается вещий Олег". Слова Александра Пушкина, музыка народная, обработка Виктора Захарченко", — сказал, как отрезал, отчеканив каждую букву, вышедший на авансцену солист Государственного академического ордена Дружбы народов, ордена Русской православной церкви святого благоверного князя Дмитрия Донского I степени Кубанского казачьего хора.
И грянул гром.
Развернулось действо.
Вот эта грандиозность, эта ошеломляющая роскошь из обжигающей гордой красоты лиц, многоцветья вышивки, гранёных бус и блеска монист, нашитых на груди черкесок патронташей и золотых галунов, многозвучья музыкальной стихии, что обрушивается вулканической лавиной, когда исполинские, небесно-ангельские голоса, подхватываемые оркестровыми группами, то сливаются в унисон, то разбиваются в нежнейшее пианиссимо… Как описать это действо? Если оно под стать разве что батальным сценам Василия Верещагина и изысканности сказочной Руси Ивана Билибина?
Одно очевидно.
Безжалостно и беспощадно хор будоражит эмоции публики, что 25 марта собралась в Светлановском зале Московского Дома музыки. Задор украинских народных песен сплетается в венок с печалью русских народных песен, гражданственность песен Виктора Захарченко на стихи Николая Рубцова, Сергея Есенина, Марины Цветаевой срывается на апломб, героико-патриотическую манифестальность песен кубанских казаков…
"Любо!", "Спасибо!", "Приезжайте чаще!" — выкрики из зала ещё сильнее накаляют атмосферу, публика едва-едва сдерживает себя, чтобы не ринуться на сцену, требует "Когда мы были на войне!"…
Марш "Прощание славянки" завершает концерт. Овации, свист… Состояние — готовность к походу. "Кто вы? — Русские мы!!! — Сколько вас? — Тьмы и тьмы! <…> "Кто ваш враг? Всякий тот, кто нам цепи кует./ Посягает на наши святыни"… Нужно спешить действовать, создавать что-то великое.
Руководитель хора, его бессменный с 1974 года художественный руководитель и легендарный дирижёр — Виктор Захарченко. Воин хорового искусства. Простого гениального народного искусства. Специально для газеты "Завтра" Виктор Захарченко любезно согласился дать интервью.
"ЗАВТРА". Виктор Гаврилович, вы провели Кубанский казачий хор между всеми Сциллами и Харибдами второй половины ХХ века, в XXI-м — вывели на уровень "визитной карточки" России. В чём, на ваш взгляд, феномен Кубанского казачьего хора, кроме того, что год его основания — 1811-й?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Просто прочту вам слова песен из репертуара Кубанского казачьего хора. "Прощай, мий край, дэ я родывся. Дэ пэрву жизнь свою выдав, Дэ козаком на свит явывся. Родной Кубани прысягав… <…> Дэ диды, прадиды служылы у пользу русському царю. За Русь головкы положылы. Колы нужна, отдам свою". И такие слова: "Мы — сыны Кубани славной! Древнерусськи козаки! Хоть сейчас готовы двынуть, На врага свои полки!" Вот эта присяга на верность России, готовность служить России отличали Кубанский казачий хор в царское время, отличают и сегодня.
"ЗАВТРА". Далеко не дежурные слова, если вспомнить, как Кубанский казачий хор "двинул полки" в Брюсселе.
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. В Брюссель нас пригласил Дмитрий Рогозин, в то время — представитель России при НАТО, где наш хор и дал концерт. Концерт прошел с большим успехом, и директор хора в качестве игры предложил желающих посвятить в казаки. Вызвался Роберт Симонс, заместитель помощника генерального секретаря НАТО. Надели на него бурку, папаху, попросили встать на колени, и прежде чем преподнести в дар нагайку, символически его ударили — как того требует наш обычай, наши традиции — этой нагайкой по спине. Это была, повторю, всего лишь игра. Однако, генерала моментально убрали из НАТО. Как же так, казаки унизили Америку, выпороли её генерала?!
"ЗАВТРА". Вот она — сила традиции!
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Корневая традиция — наша вера, православие. Не только для Кубанского казачьего хора, но и для России, для нашей русской культуры. Мы приняли православие в X веке, и сохранение его в целостности, не отклоняясь ни вправо, ни влево, не поддаваясь на модернизации, есть важнейшая наша обязанность.
"ЗАВТРА". Ваше мнение: Россия в советские атеистические годы сохраняла православие?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Расскажу вам историю… Когда началась "перестройка", мы с Кубанским хором приехали на гастроли в Австралию. Провели там три с половиной месяца, объехали все шестнадцать штатов. В Австралии была большая колония русских эмигрантов. Они приглашали нас в гости, и, помню, меня удивило, что, прежде чем сесть за стол, они читали молитву. Посещали мы и русский храм, где я познакомился с его настоятелем, батюшкой Михаилом Протопоповым. Был у него в доме. "Батюшка, верно ли, что после сражения под Бородино награждали медалью, на одной стороне которой было выгравировано "Не нам, не нам, а Имени Твоему, Господи"? — спрашиваю. И он достаёт, показывает мне такую медаль! Оказалось, он собрал целую коллекцию царских наград… Вот что значит: хранить веру! — решил я для себя. Потом началась беседа, в ходе которой наших батюшек обвинили в "сергианстве". Это меня задело. "Скажите, пожалуйста, когда на Россию обрушились страшные бедствия, вы что делали? — вступил в спор. — Простите, но вы же сбежали! Почему же вы не умерли за Родину? Боялись распятия? Вы сбежали, а они остались, многие приняли мученическую смерть. Так что зря вы уж себя выдаёте за святых".
"ЗАВТРА". Поразительно! Приблизительно такие же слова в адрес первой эмиграции я прочитала в книге "Записи священника Ельчанинова", эмигранта первого поколения. Тем временем православие продолжают нам ставить в вину: мол, воспитывает терпеливых рабов, — приговаривают.
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Да, мы невероятно терпеливые. Мы терпеливые, мы кроткие. Но в этом — наше величие. Мы создали государство в одну шестую часть суши с непроходимыми лесами, болотами, с тундрой, с ледниками. Казалось бы, физически невозможно освоить и удерживать такие пространства. А мы — удерживаем. И будем удерживать. Каким образом? Тут загадка мистическая. Россия никогда никому не покорялась. Россия — удел Богородицы, Богородица следит за нами. И задача России — этот удел охранять. Ну… если кто-то не верит в это, то это его проблемы. А я — верю.
"ЗАВТРА". И вас не настораживает тот факт, что треть века уже в режиме нон-стоп нас призывают к переменам, новациям, инновациям?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Все, кто внушает нам: необходимы перемены! — хотят уничтожить нас. Что значат — перемены? Перемены — это нечто лучшее? Нет. Мы видим, что перемены — это только худшее. В призывах к переменам нам подменяют понятия, профанируют смыслы, ведут к разрушению. Разрушать — легко: несколько минут — и нет собора Парижской Богоматери. Строить — трудно, на это века уходят.
"ЗАВТРА". Ваше отношение к революции?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Господь Бог попускает. Попустил, дал нам возможность испробовать революцию. Революция у нас была. Советская власть была, тоже — такая мистическая. Из семидесяти лет советской власти извлекать уроки надо. И уроков — очень много, да. Причём, есть уроки полезные. Скажем, сама фигура Сталина.
"ЗАВТРА". Советский монарх.
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Да, он поступал как монарх. И сохранил государство, и водрузил Знамя Победы над Рейхстагом, разгромив нацистскую Германию. Сейчас рассуждают, правильными или неправильными средствами Победа была достигнута, мнят себя стратегами. Ты вот сначала "прими государство в лаптях и оставь его с атомной бомбой", а потом рассуждай… Однажды мне передали духовный стих Сталина "Шёл он от дома, к дому", я на него написал песню. Там есть слова: "Но люди, забывшие Бога, / Хранящие в сердце тьму, / Вместо вина отраву / Налили в чашу ему. / Сказали ему: "Проклятый, / Пей, осуши до дна, / И песня твоя чужда нам, / И правда твоя не нужна…"
"ЗАВТРА". Пророчество. Хор исполняет эту песню в концертах?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Нет ещё. Вы знаете, категория ненавистников столь сильна, что ни имя Сталина, ни имя Ивана Грозного упомянуть нельзя. Скандал поднимут.
"ЗАВТРА". И, тем не менее, Сталин одерживает ещё одну победу. "Левада-центр" выяснил: в 2019 году 70% населения нашей страны положительно оценивает роль Сталина в истории. Примечательно, что в 30-е годы, на пике индустриализации, в Советском Союзе были созданы народные хоры: Северный, Сибирский, хор имени Пятницкого, Воронежский, — что не давали прервать ход истории, иссякнуть народной песне, поддерживали связь с истоком русской культурой — русской деревней. В настоящее время подлинность исполнения народной песни практически утрачена, равно как и деревень нет. В ходу — барды, авторские песни. В чём своеобразие, сложность исполнения народной песни?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Народные песни, в отличие от авторских, — глубинные. И это наша трагедия, что они не изучаются в наших школах. Самое главное в исполнении народной песни — это слово, понимание его значения. Вот как Шаляпин поёт? По большому счёту, Шаляпин — не поёт, он — рассказывает. "Как, уж, первая забота — рано молодца женили. А вторая-то забота — ворон конь мой притомился…" Шаляпин рассказывает о вот этой заботе, рассказывает о себе. И он — гениальный певец. Народ в своих песнях делает то же самое. Воспринимая песню как мелодию, он рассказывает историю. Одно время я записывал фольклор, ездил по деревням и сёлам и только диву давался! "Мы люди неграмотные, мы люди тёмные…" — говорили о себе люди, которых я записывал; они поразительно себя уничижали. И вот эти "тёмные" люди такое делали! Они могли говорить об одной песне целый вечер, всю ночь.
"ЗАВТРА". Были на этом пути события, которые для вас особенно драгоценны?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Трудно сказать, столько было событий… Знаете, как-то я приехал в станицу, в которой жили три сестры, а четвёртая сестра жила в километрах пяти от них. Так вот, в свои восемьдесят, может быть — чуть меньше, лет она проходила эти пять километров, чтобы всем вместе попеть и потом обратно вернуться. Ещё один случай: с Кубанским казачьим хором мы были в Кисловодске, это 1974-75 годы. После концерта подходит ко мне старушка, я даже запомнил её имя — Сидорова Анна, и говорит: "Сынок, я знаю кубанские песни, но ведь старая уже, умру, и никто их не услышит, ты бы записал". Меня поразило понимание того, что песня в её понимании оказывалась выше человеческой жизни. Человек умрёт, все умирают, а вот песня должна остаться.
"ЗАВТРА". В те же 70-е годы очевиден был и другой процесс: высокомерие "интеллигенции" — той, что и сейчас называет себя "солью земли", — ко всему русскому, исконному-посконному. Вас он не травмировал? И, кстати говоря, как вы относитесь к "интеллигенции"?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Какая там "соль земли"?! К словам "интеллигенция", "интеллигент" я всегда относился осторожно. Я не знаю, что это такое, "интеллигент". Тот, кто обучен, как женщину пропустить в дверях?.. Я имел счастье знать Евгения Владимировича Гиппиуса… Тогда я уже работал в Новосибирске с Сибирским хором и приехал в Москву, чтобы показать мною записанные народные песни фольклорной комиссии Союза композиторов РФ. Комиссия собралась, присутствовало человек триста. И вдруг я получаю записку: "Виктор Гаврилович, я очень хотел бы повстречаться с вами у меня дома, с уважением, Евгений Владимирович Гиппиус". Я только по книгам знал, что Гиппиус — ученик композитора Асафьева, а поэт Зинаида Гиппиус — его родная племянница. Когда я пришел к нему в гости (он предложил мне учиться в аспирантуре теоретического отделения Гнесинского института), то почувствовал, что значит человек культуры… А не так давно перечитывал сборник стихотворений Зинаиды Гиппиус. И мне попалось стихотворение "Нет!". Строки там: "Она не погибнет, — знайте! / Она не погибнет, Россия./ Они всколосятся, — верьте!/ Поля её золотые". Причём это стихотворение было написано в 1918 году: храмы рушились, батюшек расстреливали, в народе об Антихристе говорили, о конце света… И Зинаида Гиппиус пишет: "И мы не погибнем, — верьте! / Но что нам наше спасенье: / Россия спасётся, — знайте!/ И близко её воскресенье…" Я на эти стихи музыку сочинил, и песню посвятил Евгению Владимировичу Гиппиусу. А строку "Россия спасётся, знайте!" я использовал для названия концертной программы Кубанского казачьего хора. С этой программой мы дали концерты в Краснодаре, а 25 марта — в Москве в Доме музыки, в Светлановском зале.
"ЗАВТРА". Виктор Гаврилович, не может не поражать ваша уверенность в незыблемости устоев России. Вас не охватывает подчас чувство отчаяния, настроение поражения, — хотя бы из-за финансовой и медийной влиятельности "пятой колонны", разрушающей страну?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Нет, я не могу согласиться с поражением, готовностью поднять руки, сказать: "Всё, наступает конец света!" "Пятая колонна", она делает своё дело и будет его делать до скончания века. Это её предназначение. У бесов и предназначение — бесовское. Россия же — была, есть и будет. Россия не погибнет. Вот не погибнет Россия, и всё! Россия, русский человек живут подспудно. Живут, согнув спину, смирившись. А в нужный час расправят плечи.
"ЗАВТРА". На чём основано ваше мировоззрение?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Всё моё мировоззрение продиктовано народными песнями: русскими, украинскими, казачьими, духовными…
Я помню из детства, как мама пела: "Бедная птичка в клетке сидит, ест сладкие зёрнышки, в окна гляди-ииит", "Полечу я в далекий край, там я увижу пресветлый рай, в пресветлом рае свечи горят, праведные души Бога молят"… Мама была верующая. Сирота, в шесть лет её в дом взял батюшка, нянчила его детей… Помнила, как в годы лихолетья его вывели босиком из дома и больше его никто не видел. Батюшку она любила. И меня назвала Витей, потому что у него был сын Витя.
"ЗАВТРА". Были ли события в вашем детстве, которые предвосхитили вашу дальнейшую судьбу?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Жил я в станице, в такой глухомани, что глуше не бывает: ни света, ни радио не было. В 1949 году — мне был одиннадцатый год — раз в месяц в наш клуб стали привозить фильмы. Я посмотрел тогда два фильма. Один — "Прелюдия славы", итальянский, в котором мальчик лет десяти-двенадцати дирижировал оркестром, другой —– "Здравствуй, Москва!", это советский. После чего взял школьную тетрадку и на её страницах написал письмо. Написал, что у нас в школе ничего нет: ни баяна, ни фортепиано, вообще никаких музыкальных инструментов нет, а я хочу учиться музыке, хочу быть композитором, дирижёром. Сложил страницы и пошёл на почту; конверт подписал "Москва. Кремль. Товарищу Сталину" и опустил в ящик. Наивно думая, что дня через три получу ответ…
"ЗАВТРА". Заинтриговали.
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Три дня проходит, ответа нет. Неделя проходит — ответа нет… И что вы думаете? Прошло месяца два — и вдруг грянул гром! Пришел ответ — не Сталиным, конечно, подписанный: "Дорогой Витя! — прочитал я. — В нашей советской школе все двери открыты. Ты учись на "четыре" и "пять", и твоя мечта исполнится, ты выучишься". А вскоре комиссия из Краснодара примчалась, на мотоциклах с люльками, мы тогда впервые такие мотоциклы и увидели. И — прямо к нам домой, посмотреть, как мы живём. А у мамы на руках я, два моих брата и сестра. Посмотрели, потом в школу поехали. Такое в школе закрутилось!.. Я рассчитывал, что меня куда-то заберут учиться, но меня никуда не забрали… А директора школы сняли. И я перестал ходить в школу.
"ЗАВТРА". Обиделись?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Нет, задразнили меня. Иду в школу, а мне кричат: "Этот письмо Сталину написал! Композитором хочет стать! Артист! Артист! Артист!" Мне было стыдно. Больше полугода в школу не ходил. Мама причитала: "Иди, сыночек, не будешь учиться — мы погибнем"… Не мог идти… Потом откуда-то из Прибалтики в школу прислали нового директора, Михаила Петровича Рыбалко. Он сам пришёл ко мне домой и вдруг в разговоре со мной не стал стыдить меня, не говорил: "Ты знаешь, что в своём письме ты сделал двадцать три ошибки?! Как ты мог писать товарищу Сталину? Ты опозорил школу, опозорил всю станицу!" Нет, его слова были полны добротой. "Ты хочешь учиться музыке, мы купим баян в школу. Я сам тебя учить буду…" И, на самом деле, купили баян.
"ЗАВТРА". Чтобы вы прошли через огонь, воду и медные трубы. Пережили страшнейшую аварию…
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Роковую. Сижу дома, пишу песню на стихи "Пошли нам, Господи, терпенье, В годину буйных мрачных дней. Сносить народное гоненье, И пытки наших палачей". Стук в дверь. Открываю — племянник просит помочь растаможить автомобиль. Говорю жене: "Вера, ноты на столе не трогай. Я через часик вернусь"… Вышел из здания таможни, вылетает машина — меня как бабахнуло! Нога отлетела! Все мои вопли ушли в грудь, дышать не могу. Только слышу: "Человека убили!", как-то смутно понимаю: конец… а у меня наполеоновские планы, сделать одно, потом другое… конец. И я крикнул: "Господи, я ничего не успел!" Запомнил, втаскивали в машину. И всё. Кома. Открываю глаза, моя старшая дочка Наташа читает молитву. Думаю: где же иконы храма? Наташа плачет: "Папа, а ты знаешь, что с тобой случилось?"… Я ведь никогда не был спортсменом, физически сильным атлетом. А ведь та боль, которую я претерпел, не может человек вынести, просто потому что это невозможно. Семь месяцев лежал только на спине, нога на вытяжке, не мог повернуться. Я был весь исколот. Хирург говорит: "Вам надо вводить кислород в чашечку, иначе вы будете волочить ногу. Но это очень-очень болезненная процедура. Вам надо сделать десять уколов". Я сказал: "Делайте!" С каждым уколом от боли терял сознание. Приходил в себя. И снова делал. Откуда, вообще, был такой оптимизм невероятный? От Господа Бога. "Пошли нам, Господи, терпенье…"
"ЗАВТРА". Виктор Гаврилович, вы — личность уникальная, легендарная. Что вас сформировало таким?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. Вся моя уникальность в том, что я родился в 1938 году, перед войной. Началась война. Отца забрали на фронт, и на протяжении всей войны об отце мы ничего не знали, похоронки не получали… Главное, думали, — живой. И только несколько лет назад поисковики нашли могилу отца: он погиб 18 ноября 1941 года в сражении, в семи километрах от Ростова… Так вот, началась война, разруха, мужиков забирают на фронт. И по всей нашей станице стояло пение. Я видел, что люди не просто пели. Это было пение — рыдание… Обнимутся — и поют, и поют, и поют… Храмы закрыты, идти помолиться некуда… Всё, что накипело, вся боль души разрывалась в пении. И я это слушал постоянно, напитывался фольклором… Так я прожил восемнадцать лет, никуда из станицы не выезжая. Я считал тогда: какой же я несчастный! Я хотел вырваться, куда-то улететь… А теперь понимаю: здесь-то и прошло моё главное формирование. Здесь-то я и понял, что есть народная песня, что эта песня — не забава, а наша духовная потребность. Вот оно-то, это пение-рыдание, и сделало меня таким, каким я сейчас и являюсь.
