С интересом прочёл статью Виталия Ярового, оставленную, надо сказать, без должного внимания на форуме (небось, не коррупционный скандал в тьмутараканьской горадминистрации).
В принципе, содержательно, ничего нового. Купринское «писали бы вы на своём говёном жаргоне», как и более мягкое, перестроечное «из Мандельштама мог бы получиться неплохой поэт, пиши он на идиш», мы выслушиваем с тех самых пор, как в России это стало дозволяться цензурой.
Читая же абсолютно сионистский текст Ярового, ловил себя на мысли, что читаю Жаботинского. Я не стремлюсь «навредить» автору радио «Благовещение» в глазах его аудитории. Лишь предполагаю, что мой читатель понимает слово сионизм в его общепринятом, а не шизо-конспирологическом значении.
И здесь приходится отметить, что сионизм и «ревностное православие» (изберём этот пристойный термин, чтоб избежать ненужной ажитации) играют, в четыре руки, одну и ту же партитуру.
Вспоминаю «диалог» в Москве между главой Киевского еврейского центра Левитасом и «памятником», стоявшим на улице с плакатом «Очистим Россию от сионизма».
Левитас ему объяснил, что он-то и есть сионист.
Конспироложество породило несметное количество идиотских эвфемизмов, вроде «десионизации».
Хотя и Жаботинский, и вторивший ему Осоргин понимали: для того, чтобы «очистить» Россию от евреев, чтобы место Пастернака и Мандельштама заняли Тюлькины, Хатюшины, Куняевы, необходима как раз СИОНИЗАЦИЯ.
Поляна должна была быть зачищена, когда Пастернаки, Каневские, Казаковы и все прочие переберутся в Израиль (где на них можно будет испробовать Калаши, Катюши, Фаготы, Скады, С300 и прочие гостинцы российской оборонки).
Это уже случилось, хотя многого известные публицисты прошлого не предвидели. Например, конспироложества, когда на смену одному собравшему чемоданы, выдумывают десять новых, и кто не нравится, тот и еврей (будь ты хоть Андропов, хоть Черномырдин).
Автор пишет, что
«уже в наши дни ряд священников вроде Георгия Чистякова с помощью таких персонажей, как Людмила Улицкая и иже с нею, которые готовы «обогатить» его иудейскими элементами».
Понимаю негодование автора перед конкурирующей фирмой, «при живой-то жене!».
Позволю себе заметить, что речь идет не о религии шин-то и не о харе-Кришне.
Христианство и есть иудаизм, модифицированный для нужд неевреев Европы и Леванта. Поэтому уместно говорить не об «обогащении» христианства иудаизмом, (обогащать гречку гречневой крупой?) а об ОЧИЩЕНИИ христианства от народно-фольклорно-блатных-хороводных наслоений, бреда сумасшедших «старцев», юродивых, искателей чертей на болоте, домовых под кроватью и «масонов» в министерстве общественного призрения, т.е. всей той до-кирилло-мефодиевской дикости, именуемой «народным чувством».
А так же о ВОЗВРАЩЕНИИ к подлинному, авраамическому христианству, которое может быть «русским» (немецким, бельгийским) не более, чем русской может быть гравитация, закон Ома и таблица умножения. Люди неверующие вольны, разумеется, создавать музей этнографии из чего угодно, как и расписывать Богородицу (еврейку, израильтянку) под Палех.
Но для тех, кто верит в ЛИЧНОСТНОГО Б-ГА (в «того самого»), отсебятина, сотворение Его по собственному звероподобию, совершенно не допустимы.
Автор пишет следующее:
мир, где все сдвинулось с места, опрокинулось вверх тормашками, перемешалось и перепуталось – и в этом мире местечковый еврей, только вчера покинувший зону оседлости, взяв русскую фамилию, вершит большие дела в качестве, скажем, министра, где-нибудь в Питере или в Москве; но и русский, впавший в оторопь при виде таких дел,
С чего бы русскому впадать в оторопь при виде министра-еврея, пусть даже и вчера покинувшего черту оседлости?
Каким должен быть министр в России? Не из Витебска и Могилёва, а прямо с гор спуститься, навроде Джугашвили, Берия, Орджоникидзе, Цанава и пр? Или больше как Микоян?
Не вдаваясь в политику, чем природные русские литераторы и журналисты Троцкий и Мартов менее уместны, чем говорившие «руссланд ист дас шёйне штадт, мужьик - зер гут, и щти - отшен кароши» царедворцы, или «я - чэлавэк рюсски култура, кавказски праисхажьдэний» комиссарцы?
Не впадал же никто ранее ни в какую оторопь ни от вида Бирона, Миниха, Палена, Витте-Плеве-Штюрмера, Бенкендорфа и Лефорта, ни от Эвертов с Рененкампфами, ни от принцесс Август-Шарлотт-Дагмар, составивших корпус русских цариц, ни от самой голштинской династии.
Не заикался мужик с испугу от полицмейстеров Геловани и Думбадзе?
Немецкие бароны в дискуссии о Минине и Пожарском не вступали. Просто драли розгами. И ничего.
Впрочем, мы здесь о литературе.
Еврей, хотящий выглядеть как коренной русак – это звучит почти пародийно; и, наверное, именно по этой причине при первом чтении романа никак не покидает какое-то странное, не сразу объяснимое впечатление. И оно же, хотя, может быть, в уже гораздо меньшей степени присутствует и при последующих перечитываниях – до тех пор, пока не понимаешь, что этот роман напоминает поставленную на самодеятельной сцене некую пьесу еврейского автора из русской жизни, где энтузиасты-актеры, тоже евреи, являющиеся по совместительству еще и членами общества любителей русского быта, старательно, но без особой убедительности и успеха выдают себя за русских, а их псевдопростонародные разговоры вызывают у случайно попавшего в зал и не готовому к такой эксцентрической трактовке своего быта настоящего русака в лучшем случае ироническую ухмылку, а в худшем – повергают в гомерический хохот.
Автор прав. Разумеется, Доктор Живаго не «отражает реалий».
Только Пастернак - не Тальберг, роман - не пародия, но ИДЕАЛИЗАЦИЯ.
Что же сделал я за гадость, я, разбойник и злодей. Я весь мир заставил плакать над красой земли моей!
Русская литература вынесла русским формам жизнеустройства («городу Глупову») - приговор. «Так жить нельзя!»
После чтения русской литературы, после обозрения всего многотомного паноптикума держиморд, собакевичей, ноздрёвых, «драчунов, секунов, серальников», маниловых с обломовыми, хлестаковых, городничих, и прочих попечителей богоугодных заведений, хочется намылить верёвку.
Если энергичный и умный, то непременно жулик-Чичиков. Если честный и деликатный - то безальтернативно Идиот, шагу не ступающий, не разбив китайской вазы и женских сердец, полюбивших собственную маниловщину в его лице.
«Лишние люди» Онегины-Чацкие - вверху, «сущие псы холопского звания» - внизу. Болконский «любуется небом».
Вина ли Пастернака, что он создал экспортный вариант России с большими влажными глазами Джули Кристи?
Что Доктор Живаго есть практически не встречающийся образ честного и ДЕЯТЕЛЬНОГО русака-иудея, столь точно переданного египтянином Омаром Шарифом?
Что Комиссар-чекист запомнится зрителю по загадочному, как улыбка Джоконды, взгляду Алека Гиннеса?
И эта музыка Мориса Жарра...
Конечно, «Очи чьёрние» Юлика Бриннера на пару с Алёшей Димитревичем - это не типично для... реалий.
Но стало модно носить меховые шапки и слушать Ивана Реброва под водочку с огурцом: «Майн идише мамэ, до бист бессер ин дер вельт...»
Есть Израиль оперативный, где киббуцы, фалафель, Меркава и Либерман. И есть Израиль спекулятивный, где Храм Соломона.
Также и Россия: есть... то, что есть, оперативное (оно самое).
И есть спекулятивная Россия-идеал: «словно лебеди-саночки», «у тебя на ресницах серебрятся снежинки».
Главное – “богово и кешево не смешивать.”
