Виталий Аверьянов. Бесконечный спуск. — М.: Книжный мир, 2023.
Художественно-поэтическое творчество Виталия Аверьянова невозможно отделить от его научной и общественно-политической деятельности. Это по сути различные грани единого монолитного кристалла, сквозь которые под различными углами преломляются проблемы окружающей нас действительности в самых разнообразных её проявлениях. Философ, поэт, общественный деятель, директор Института динамического консерватизма, постоянный член и заместитель председателя Изборского клуба, а теперь ещё и автор глубокого метафизического романа «Бесконечный спуск», Аверьянов как нельзя лучше вписался бы в традицию кельтских бардов.
Помимо умения слагать стихи, барды были философами и учёными, знали множество героических преданий и генеалогий, стихов и поэм, а нередко обладали и даром пророчества. При королевском дворе барды не только выступали в качестве поэтов и прорицателей, но и являлись непосредственными советниками королей. Наряду с тем барды выполняли уникальные для своего времени функции независимого общественного контроля, или внутрисоциальной регуляции. Они имели право защищать слабого, останавливать любого обидчика и вести его на суд короля. В словах бардов присутствовала буквальная магия — их стихи и песни могли принести адресату удачу, но вполне могли и лишить её. Считалось, что от слов и пения барда дурной человек, или враг может заболеть, вплоть до смертельного исхода. Бард не просто читал стихи, обличающие врагов, а создавал некое магическое заклятие, воздействие которого считалось вполне реальным. Однако главной обязанностью бардов было сохранение памяти «обо всем достойном похвалы», а также поддержание и распространение знания и любви к добродетели. Будучи не только коллективной памятью племени, но и хранителями святости Слова барды должны были внушать своим соотечественникам, в том числе и королю, безграничную любовь к родине и ее истории. Практически все основные функции кельтских бардов в той или иной форме мы находим в творчестве Виталия Аверьянова. Разве что в отличие от Аверьянова барды, являвшиеся важнейшей частью кельтской друидической традиции, не использовали письменность, сохраняя и передавая свои знания исключительно устным образом.
Роман Аверьянова «Бесконечный спуск» можно отнести к жанру тревожно-метафизической прозы с элементами политической сатиры. В центе сюжета — посмертные мытарства поначалу совершенно не располагающего к себе современного российского чиновника, возглавлявшего краевое министерство спорта и попавшего в снежную лавину во время катания на горных лыжах. После трагической кончины и некоторых потусторонних перипетий душа чиновника оказывается заточённой в ловушке мрачного подземного города Ликополя (Ликополиса).
Роман Аверьянова многослоен и насыщен религиозно-мифологическим символизмом, требующим от читателя определенной квалификации и некоторой интеллектуальной работы по его дешифровке. Так, в названии инфернального города Ликополя, являющего то ли самим адом, то ли его близким преддверием, содержится прямое указание на древнеегипетский город Асьют – столицу 13-го нома Верхнего Египта, располагавшуюся к юго-востоку от Гермополиса на западном берегу Нила. В Древней Греции, а впоследствии и в Риме Асьют именовался Ликополисом (др.-греч. ἡ Λύκων πόλις, буквально «волчий город»).
Если позволить себе более тщательную мифосимволическую «ревизию», обнаружится, что название адского града из романа Аверьянова содержит недвусмысленную отсылку к первому царю легендарной Аркадии (историческая область на территории полуострова Пелопоннес) Ликаону. Он и его семейство «прославились» тем, что тайно отправляли некий чудовищный каннибальский культ и были превращены Зевсом в волков. Согласно древнегреческим мифам, именно семейство Ликаона было главным виновником Девкалионова потопа, имеющего много общего с библейским преданием о Великом потопе.
Продолжая дешифровку религиозно-мифологических образов, запечатленных в романе, нужно обратить внимание на форму организации управляющей элиты аверьяновского Ликополя — Орден Вепвавета, Совет которого правит всеми темными мирами: «Членов Ордена боятся даже служители и стражи. Именно они надзирают за правежами, внушают через наглядную агитацию гордую идеологию Ликополя».
Вепвавет — это не кто иной, как египетский бог-волк Упуат (также Упуаут, Вепвавет, Вепуат, егип. wp-w jw.t, «открыватель путей»), часто отождествлявшийся с шакалоголовым Анубисом — богом погребальных ритуалов и мумификации, «стражем весов» на суде Осириса в царстве мёртвых. Центром культа Упуата/Вепвавета был уже известный нам древнеегипетский город Асьют/Ликополис. Упуат/Вепвавет почитался как бог-проводник и разведчик, выполнявший помимо прочего функции покровителя («вожатого», «ведущего») умерших, о чем вскользь упоминается на страницах романа. В поздних Текстах пирамид, Упуата/Вепвавета называют богом «Ра», поднимающимся над горизонтом, возможно, в качестве «открывающего небеса». В более поздних погребальных текстах, Упуат/Вепвавет помогает в церемонии «Отверзения уст» и ведёт умершего по загробному миру.
В отличие от древнеегипетской традиции, в романе Аверьянова образ Упуата/Вепвавета приобретает откровенно демонические коннотации. Подобная инверсия свойственна для большинства традиционных религиозных культур и маркирует концептуально-метафизический конфликт, в рамках которого «старые» боги со временем демонизируются и начинают выступать в качестве «дьяволов», «чертей» и прочих «нечистых духов». Так что автора романа, следующего в русле традиционной православной парадигмы, невозможно уличить в злонамеренном переворачивании смыслов.
С гораздо большими основаниями автора «Бесконечного спуска» можно было бы упрекнуть в чрезмерном живописании и физиологичной натуралистичности пыток (правежей), которым подвергаются пленники подземного города, и прочих его ужасов. Однако именно благодаря такой детализации автор подчиняет себе сознание читателя, заставляя его сопереживать не такому уж и симпатичному главному герою романа. В статье «Сверхъестественный ужас в литературе» (1927) культовый американский писатель-визионер Говард Филлипс Лавкрафт констатировал, что «страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств». Лавкрафт был одним из первых современных писателей, последовательно и целенаправленно использовавший человеческий страх в качестве главного орудия, позволяющего проникать в самые глубинные области человеческого сознания. Тот же самый литературный прием виртуозно и хладнокровно использует автор «Бесконечного спуска».
По мере погружения в событийную плоть романа, эффект сопереживания герою незаметно от читателя трансформируется в его неосознанное самоотождествление с главным действующим лицом. Этот чрезвычайно важный «психологический» аспект данного произведения берёт своё начало в русских волшебных сказках. Главная ценность такого «приёма» заключается в том, что самоотождествление читателя с героем повествования вызывает эффект сопрохождения читателем «героического» пути. Его апогеем становится финальный переход главного персонажа (а вместе с ним в какой-то мере и самого читателя) в качественно новое состояние и радикальное преображение, казалось бы, совершенно безвыходной ситуации.
Ужасы инфернальных страданий и глубочайшая безысходность положения героя в Ликополе вкупе с эффектами самоотождествления и сопрохождения «героического» пути практически неизбежно подводят читателя к невольному перепросмотру событий собственной жизни. Происходит своего рода метафизическая «встряска», заставляющая читателя вынырнуть из водоворота обыденных дел и забот с тем, чтобы критически взглянуть на себя и свои действия в текущей реальности. В этом, пожалуй, кроется настоящее предназначение и основная ценность данного произведения.
Помимо рассмотренных выше аспектов роман существенно обогащают элементы политической сатиры, в т.ч. обыгрывающие текущие остросоциальные проблемы, такие как цифровизация и поэтапное внедрение систем глобального социального контроля (эпизод с обсуждением плана по введению системы тотальной электронной слежки в Ликополе на заседании Совета Ордена Вепвавета накануне бегства героя).
Некоторые элементы финальной развязки могут вызвать у искушенного читателя невольное желание провести параллели между романом Аверьянова и книгой британского писателя, поэта и богослова Клайва Стейплза Льюиса «Расторжение брака» (1945). Появление такого желания провоцирует эпизод, в котором вырвавшийся из инфернального града главный герой созерцает безбрежный и бесконечный «сверкающий кристалл мироздания», на фоне которого мир Ликополиса выглядит «чем-то вроде мизерной выбоинки или царапинки, пятнышка сажи или прогорклого масла, посаженного на огромную линзу».
Главный герой Льюиса необъяснимым образом оказывается в угрюмом и безрадостном сером городе, который одновременно может быть адом и чистилищем – в зависимости от того, сколько времени там находиться: «Серый город — это преддверие смерти, но для тех, кто не ушёл оттуда, это ад и ничто другое. <…> Если душа покидает серый город, значит, он был для неё не адом, а чистилищем». В финале герой видит, что все обитатели серого города чрезвычайно малы и практически невидимы по сравнению с реальностью и безграничностью Небес.
С некоторой натяжкой в книге Льюиса и в романе Аверьянова можно выделить ещё один аллегорический эпизод, связывающий оба эти произведения. Герой Льюиса видит «… огромных людей, неподвижно и безмолвно стоявших у серебряного столика. На нем, словно шахматные фигурки, передвигались люди крохотные; и я знал, что каждый из них представляет кого-нибудь из огромных, выражает, как в пантомиме, его глубинную природу. Люди-шахматы были мужчинами и женщинами, как они представляются друг другу и самим себе при жизни. Стол был временем. Огромные люди, глядящие на всё это — бессмертными душами шахматных».
Герой «Бесконечного спуска» после приёма наркотического зелья видит Ликополис как «огромный прозрачный шкаф, представлявший собой многоуровневые объёмные шахматы, в которых было множество клетчатых “досок” и множество фигур, перемещавшихся не только по своей плоскости, но и сверху вниз и обратно, по диагонали, по лестницам, по вертикальным ходам, кое-где доступным, по ещё более сложным траекториям». Видение объёмных шахмат сменяется появлением стола и карт с бесконечной перетасовываемой колодой: «Лица игроков были сокрыты во тьме, только кое-где мелькали их сигары, очки, пенсне. При этом хорошо были видны их руки с картами, в перстнях, с ухоженными ногтями. У одного игрока ноготь на мизинце был длинным и заточенным, как ножик. Комарову почудилось, что он сам был игральной картой — джокером. Затем карты сменил бильярд с бескрайними горизонтами зеленого сукна. На этот раз Комаров был в этом бильярде шаром, на котором значился его номер. <…> Далее следовала рулетка, в которой Комаров был фишкой, домино на дворовом столике с пивом и дешёвыми сигаретами…»
Этим параллели между романом Аверьянова и книгой Льюиса практически исчерпываются.
Обитатели серого города Льюиса по собственной воле отказываются от покаяния и входа в рай, предпочитая под различными надуманными предлогами остаться в городе, который они отказываются воспринимать как ад, или чистилище. К тому же в финале и вовсе оказывается, что герой Льюиса видел всего лишь сон.
В романе Аверьянова мы погружаемся в атмосферу кромешного отчаяния и чудовищных мучений, претерпеваемых насельниками инфернального Ликополиса. Однако главное, что есть в «Бесконечном тупике» и отсутствует в «Расторжении брака» – постепенно прорастающая сквозь ад и безысходность надежда на Спасение и финальное преображение не только главного героя, но в конечном итоге вместе с ним — и самого читателя.
