На днях известный в медийных кругах Юрий Нерсесов, называющий себя политическим провокатором, ненавистник Достоевского, основатель Сексуально-политического клуба им. Сонечки Мармеладовой, (https://ruskline.ru/news_rl/2018/09/19/russkie_idut), разразился очередным антирусским опусом «Достоевский против Пакта Молотова-Риббентропа». Осознавая значение великого писателя в русской и мировой культуре, с целью подстраховать себя от упреков в чрезмерной пристрастности, он заручился поддержкой двух соавторов: историком античной философии Сергеем Лебедевым и журналисткой Еленой Прудниковой. Главная задача их публикации показать, что в основе парадигмы ряда видных либеральных политиков (А.Яковлева, Г.Попова, Б.Немцова и др.), приведшей к краху СССР и оказавшей разрушительные последствия для России, лежит великая русская литература и в первую очередь творчество Достоевского. Для тех, кто знает и ценит Ф.Достоевского большего абсурда представить нельзя, но, а для тех, кто не знает? Тогда глумливые и лживые слова этой публикации проникнут ему в душу, отравят сознание. Именно для этих читателей мне пришлось, отбрасывая эмоции, вчитываться в творение Нерсесова со товарищи.
Ю.Нерсесов, С.Лебедев и Е.Прудникова утверждают, что сознание русских интеллигентов, среди которых многие потом стали либералами-перестройщиками, было больно́.
«Имя этой болезни – идеализм. Не в марксистском понимании, а в культурном и психологическом, когда человек выдумывает себе некий идеал, а потом бичует реальность за то, что она этому идеалу не соответствует. Хворью этой наградили нас великая русская литература и великая русская философия второй половина XIX века…Сладкий яд мечты об идеале был растворен в русской литературе и публицистике, пропитал её насквозь. А когда в ХХ веке в школах изучали великую русскую литературу, вместе с ней дети получали и порцию яда. Большинство старшеклассников благополучно пропускало школьную науку мимо ушей, но «книжные», интеллигентские дети относились к делу серьезно. И вот в поисках идеала юные интеллигенты постепенно становились идеалистами-диссидентами, ведь сущность диссидентства – это как раз яростная критика существующего строя за то, что он не отвечает некоему выдуманному идеалу. Ну а потом пришли господа яковлевы, которые сами-то ни разу не идеалисты, и дальнейшее – дело техники. А поскольку идеологии и национальной идеи у нас по-прежнему нет, в пустоте растут и ветвятся уже новые сказки, которые их авторы хотят провозгласить новой былью».
Вывод: в современном безжалостном мире возвышенные идеалы любви, добра, правды, самопожертвования не нужны, они мешают быть конкурентоспособными и поэтому их нужно забыть.
В качестве отправного пункта публикации взята критика идеологом перестройки А.Яковлевым Пакта Молотова-Риббентропа. По мнению А.Яковлева,
«с заключением договора оказались нарушенными какие-то глубинные элементы демократического мироощущения в целом. Ни коммунисты, ни подавляющее большинство других левых сил и движений предвоенного времени, даже не зная и не подозревая о существовании секретных протоколов, не были готовы к тому, чтобы допустить саму возможность договоренности с Гитлером о чем бы то ни было. Не считаться с умонастроениями, этическими убеждениями общественности — значит становиться на позиции, которые рано или поздно оборачиваются нравственными и идейно-социальными потерями, что и произошло в действительности».
СССР, заключая договор с фашисткой Германией, добился тактических целей – оттянул войну на 2 года, но проиграл в стратегическом плане. То есть, политика Советского Союза, согласно Яковлеву, в эти годы должна была быть не прагматически-приземленной, а более идеалистической, более жертвенной что-ли. И в связи с этим авторы обращаются к Ф.Достоевскому, который в годы русско-турецкой войны 1877-78 гг. писал о жертвенном подвиге России по отношению к славянским народам, и которого авторы считают духовным предшественником А.Яковлева.
Но Ф.Достоевский, в отличие от многих либеральных интеллигентов, мечтающих, что после краха коммунизма в России наступит буржуазно-либеральный рай, никогда не был глупым идеалистом, прекраснодушным Маниловым. Достоевский был глубочайшим психологом-реалистом. Интуиция гениального художника помогла ему сделать в отношении освобождаемых славянских народов политическое предсказание, которое сбылось на все 100%.
«По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому,—писал Ф.Достоевский в «Дневнике писателя», - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!...Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени»... Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе, подъятую против извергов за освобождение несчастных народностей,…признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их. Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России. Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее... Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров. России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство. Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море. России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае».
Сделав такой прогноз, Ф.Достоевский продолжает: «Скажут: для чего это всё, наконец, и зачем брать России на себя такую заботу? Для чего: для того, чтоб жить высшею жизнью, великою жизнью, светить миру великой, бескорыстной и чистой идеей, воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом; вознести наконец всех малых сих до себя и до понятия ими материнского ее призвания — вот цель России, вот и выгоды ее, если хотите…Выказав полнейшее бескорыстие тем самым Россия и победит, и привлечет, наконец, к себе славян; сначала в беде будут прибегать к ней, а потом когда-нибудь, воротятся к ней и прильнут к ней все, уже с полной, с детской доверенностью. Все воротятся в родное гнездо».
Сравнивая эти слова с высказываниями и взглядами А.Яковлева и других либералов, мы увидим, что, несмотря на то, что и у Достоевского и у Яковлева речь идет о приоритете над-национальных ценностей над национальными, по сути, их позиции диаметрально расходятся. Если у А.Яковлева и либералов приоритетом являются общечеловеческие, либеральные ценности, ради которых Россия может даже распасться, чтобы войти в европейский мир, то у Ф.Достоевского – цивилизационные, православные, общеславянские ценности, которые позволят России приумножиться в братском союзе славянских народов. Поэтому так называемое «самопожертвование» России у либералов и Достоевского логически не равнозначно, поскольку в них идет речь о разных целях, разных жизненных стратегиях. И отождествлять эти разные цели-идеалы, а потом обвинять русскую литературу – это верх слепоты (или цинизма).
По Достоевскому, «если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим «интересам» (к чему призывают нас авторы публикации), то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут. А выше целей нет, как те, которые поставит перед собой Россия, служа славянам бескорыстно и не требуя от них благодарности, служа их нравственному (а не политическому лишь) воссоединению, в великое целое. Тогда только скажет всеславянство свое новое целительное слово человечеству... Выше таких целей не бывает никаких на свете. Стало быть, и «выгоднее» ничего не может быть для России, как иметь перед собой эти цели, всё более и более уяснять их себе самой и всё более и более возвышаться духом, в этой вечной, неустанной и доблестной работе своей для человечества (Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1877. Ноябрь).
Таким образом, идеалы бывают разные: разрушительные и созидательные. Из произведений Достоевского мы ясно видим, что общеславянкий идеал – это не общечеловеческий, либеральный. Служа общеславянскому идеалу и, в конечном счете, на благо человечеству, Россия не изменяет своей сути, своему цивилизационному генокоду (в отличие от либералов, которые такой генокод отрицают в принципе). Вступая в 1877 году в войну с турками, Россия боролась за возрождение православной цивилизации, то есть за свою собственную цивилизацию и за свое собственное будущее. В результате этой войны православная цивилизация на Балканах освободилась от мусульманского ига, получила возможность для своего укрепления и развития. И пусть новые славянские государства под разного рода конъюнктурными предлогами потом отвернулись от России и повернулись к Западу, кто знает, быть может, пророчество Достоевского о союзе православных славянских народов когда-нибудь сбудется. Западная Европа находится в глубоком культурном кризисе. Молодые члены ЕС чувствуют там себя неуютно. Вполне возможно, что на основе общих ценностей православной цивилизации, подтвержденные социологическими измерениями известного голландского социолога Г.Хофстеде, в будущем может возникнуть конфедерация православных славянских народов во главе с Россией. Но для этого России необходимо национально-культурное Возрождение, освобождение от космополитической либеральной утопии. Но это тема отдельного разговора. А я на этом заканчиваю свою реплику по поводу публикации Нерсесова и его коллег. За ее рамками остались их упреки философу Соловьеву, разбор которых чрезмерно бы расширил тему. В заключение мне хочется сказать читателям, что любые обвинения русской литературы и ее гения Ф.М.Достоевского в идеализме, чрезмерном гуманизме, жертвенности - очень опасны и поэтому недопустимы. Это удар в самую суть русского генокода, это расчеловечивание русского человека. Ибо, что такое Россия без Достоевского, Пушкина, Гоголя, Толстого с их бессмертными словами в защиту «униженных и оскобленных», братства народов, нестяжания и справедливости? Я говорю очевидные вещи, но, видимо, что уже настало время для дискуссий и о когда-то бесспорных понятиях. Понятиях, без которых наступает тьма и духовное безмолвие.
