Девятого сентября тысяча девятьсот семьдесят второго года, в аккурат на кануне финального матча между баскетбольными сборными СССР и США, за олимпийское золото, «тупорылый» бортовой ГАЗ 66, стоящий на службе 26 -го Гвардейского артполка Краснознаменного Дальневосточного военного округа, по узкому прохладному коридору, словно сквозь строй, вытянувшихся во фрунт, поджарых дубов, почти сомкнувших ветви над пыльной грунтовкой, ведущей путешественников к живописному заливу Славянка, шустро карабкался на неглубокую седловину меж сопок. В открытом кузове, на лавках вдоль бортов, расположилась компания из семи, сизых от пыли, старшеклассников, степенной, невозмутимой бабуськи, в статусном платочке, да лейтенанта «двухгодичника», хотя и выполнявшего обязанности старшего машины, но, по-джентельменски, уступившего свое место в кабине жене своего товарища, следующей в женскую консультацию.
У левого борта всего двое, я, да служивый, устроившийся у кабины, поближе к водителю. Задний борт безраздельно достался мне. Что правда, трясло там изрядно, но пыли было поменьше, можно было поставить ногу на железный борт и по-царски положить руку на широкий ремень безопасности, натянутый меж бортами, в общем, придать телу положение благоприятное для созерцания и раздумий. Коим преимуществом я и воспользовался в полной мере, опустив отрешенный от суеты мира взгляд на уползающую прочь дорогу.
Деревья наконец расступились. Машина влезла на залитый солнцем перевал. Впереди, внизу синим глазом, сквозь зелень, вот, вот должно было сверкнуть море. Но, на сей раз, вовсе не восторг от этого восхитительного зрелища оторвал меня от умозрительных созерцаний богатств своего внутреннего мира, а одно единственное обращенное, явно ко мне, слово: «Прыгай!».
Через мгновение я обнаружил себя в достаточно нелепом положении. Ноги мои стояли, по верхнюю треть бедра, в каком-то теплом, лягушачьем болотце, а левый локоть - плотно прижимал к ребрам ученическую папку. Пока я разворачивал взгляд в сторону уходящей машины, чувство некоторого изумления уступило место, довольно ехидному, чувству досады:
«Это ж с откуда у тебя такая вдруг исполнительность? - язвило оно - Теперь подколок, по гроб жизни не оберешься…!»
Но его ворчание становилось все более неуместным, по мере того, как машина, продолжая движение, понемногу начала съезжать правым передним колесом в кювет. Было видно, что водитель, резким маневром, тщетно пытается вернуть его на дорожное полотно, от чего грузовик слегка занесло и в кювет сполз уже и задний мост, а буфер машины уткнулся в бетонное ограждение переливной трубы, проложенной под дорогой. Видно было, как машина кренится и, будто при замедленной проекции, начинает валиться на правый борт, поднимая зеленые брызги, всего-то метрах в пятнадцати от меня. Вижу барахтающихся товарищей, которым ничем не могу помочь. Вижу, как над ними нависает только, что покинутый мной борт с болтающеюся скамейкой и ясно понимаю, что, если сейчас этот борт коснется воды, все они нелепо погибнут в этой грязной луже.
Но машина, уже начинавшая было опрокидываться, вдруг немного проскользнула боком по илистому склону болотца и, достигнув горизонтальной части его дна, остановилась под встречным напором воды, накатившей в кузов.
К этому моменту я уже швырнул свою папку на обочину дороги. До неё было метров шесть. «Значит - рассудил я, рассекая на бегу коленями воду - в полете был целых восемь … Неплохо, для прыжка с места». Но, похоже, все были уже на ногах и без моей помощи. А старший даже карабкался по кабине к водительской двери.
«Целы, товарищ лейтенант!» – донеслось оттуда. «Все нормально – добавил женский голос - Сейчас попытаемся выбраться».
Вроде отлегло…
Только теперь вспоминаю про бабульку. Молча ищу её блуждающим взглядом среди стоящих. Нет, не видно.
- Бабка, бабка где? У кабины сидела!
После некоторого замешательства болотце вскипает от брызг - все молча устремляются к полузатопленному кузову. Там, в углу, над водой виднеется только бабкина макушка, обтянутая мокрым платком. Склонившись, успеваю заметить под ним вытаращенные глаза, неподвижный взгляд которых жестко уперся, во вздыбленный стеной, пол кузова. Хватаю старуху подмышки и пытаюсь поднять. Не выходит. Но отрадно, что бабка пока в тонусе, не обмякла. Подоспел Серёга. Тянем, потянем… Ни с места. «Ну все! –думаем - видать её бортом прижало!»
Кабы знать тогда, что там, на мутной, перископной глубине, она обеими руками, в прямом смысле - насмерть, вцепилась в лавку …
Это потом было смешно, а тогда мы, не без риска опрокинуть грузовик на себя, кто чем мог, пуская пузыри в болото, пытались всем скопом, без раскачки, щадя старые кости, приподнять затонувший борт и вызволить из-под него страдалицу. По ощущениям, под перископом почтенная старица была уже минут пять и запас её кислорода явно стремился к нулю. А если судить по степени осмысленности взгляда - были уже и сомнения в том, что он ей еще понадобится.
И железяка ни на дюйм, и бабка! Состояние близкое к отчаянию … Тягач нужен. А на дороге тишина и она может стоять часами.
Но вдруг, будто о чем-то вспомнив, старушенция подняла недоуменные глаза, слегка, качнулась вправо, влево, из воды самостоятельно показались ноздри, а не поспевающие за ними губы, поднимая на долгом выдохе снопы изумрудных брызг, обласкали наш слух отборным матом, посланным явно из древних, неконтролируемых сознанием, глубин подкорки её головного мозга. Заработал! Долгие годы не до, не после не слышал звуков более желанных уху.
Дале бабка, не унимая досады, снова дала деферент на нос, потом вернула его корму и мощным рывком всплыла из пучины, как Посейдон. Выбравшись, на сушу, бубня по нос беззлобные «мантры», она, с кошёлкой в одной руке и мокрым подолом в другой, ни разу не обернувшись, вразвалку, «покрякивая», как утка, зашагала вниз по трассе, в сторону Тихого океана, навстречу «иссушающему» морскому бризу.
А мы, проводив старуху ошалелыми взглядами и отирая физиономии от тины и брызг, постепенно возвращались к прозе сложившейся ситуации. А реалии были таковы, что все мы стоим по пояс в болоте. Ну, а коли все в сборе, самое время начать разбор полета.
Первый же выступающий, отгребая ладонями к берегу, подтвердил мои расчёты.
«Ну Вить, ты и сиганул! Выше голов! – смеются - Мы еще даже ничего не поняли, а ты уже катапультировался!»
А и верно…Оттаявшая картинка воспоминаний рисует довольно высокий пролет над противоположным бортом. Но их трансляция идет не на уровне глаз, а откуда-то слева, сверху, откуда и пришла команда прыгать…
«Спасибо скажите! - бурчу наигранно - Не известно еще, разговаривали бы мы сейчас, если бы я, со всеми до кучи свалился на правый борт…»
Кстати - обвожу всех недоуменным взглядом - а кто крикнул: «Прыгай!».
На лицах рисуется ответное недоумение. Выяснилось, что никто, ни то, что не кричал, но и не слышал ни чего подобного…
- Ну, с вами-то все ясно, спиной к болоту сидели; бабка тоже вне подозрений…
С надежной перевожу взгляд на старшего, но и тот разводит руками. И тут без подвоха… Сам видел, в воду он плюхнулся молча, как все нормальные люди, уже после того, как я занял свое место в «зрительном зале».
На этом, собственно, прения сторон по существу закончились, потому что со стороны Славянки уже подкатил, утыканный антеннами, штабной ГАЗ 69 с полковыми номерами, а из него, как раскаленной пружиной, на дорогу выбросило командира полка, бегущего к нам с перекошенным лицом …
Но и по сей день загадкой в этой истории остается то, - как, в набитую аппаратурой командирскую КШМку, где места оставалось едва только для двоих, поместилось восемь полноразмерных лиц обоего пола, из которых одна была уже изрядно беременна? Правда, двое других, таки вступили потом законный брак …
