Октябрьская революция породила и выдвинула на первый план российской истории целую плеяду ярких, неординарных, талантливых личностей. Ленин, Дзержинский, Сталин, Свердов, Киров – с этими именами и ассоциируется революция.
Не замечать в этой плеяде фигуру Льва Троцкого – это то же самое, что проводить военный парад 7 ноября 2017-го в память о таком же параде 1941-го и при этом отрицать или замалчивать значение Великой Октябрьской социалистической революции. Ведь в честь неё и проводился парад в тяжёлую пору Великой Отечественной.
Прошло сто лет, и, думаю, можно уже отойти от навязанных обществу оценок, как правило предвзятых, которые явились следствием внутрипартийной борьбы 20-х-30-х годов.
Троцкий – профессиональный революционер со стажем, прошедший через тюрьмы и ссылки, участник Первой русской революции 1905 года, председатель Петроградского Совета непосредственно перед Октябрьской революцией 1917-го, создатель Красной Армии, второй человек в партии и республике после В.И. Ленина. И в этом смысле он - неотъемлемая часть русской революции.
Как будто бы желая исправить эту историческую несправедливость и был снят телевизионный фильм «Троцкий», показанный по Первому каналу в дни 100-летней годовщины Великого Октября. Почему как бы? Потому что авторы поторопились и перестарались. При этом, естественно, выполняли определённый заказ сверху и поэтому сняли фильм вполне в русле сегодняшней культурно-идеологической парадигмы.
Композиционно фильм построен как рассказ самого Троцкого канадскому журналисту Фрэнку Джексону, оказавшемуся впоследствии агентом НКВД Рамоном Меркадером, вонзившим своему собеседнику ледоруб в голову. Джексон предстаёт в картине убеждённым сталинистом, причём неистовым, страстно доказывающим свою (и Сталина) правоту и пытающимся (так же эмоционально, а порой истерично) вывести главного сталинского оппонента на чистую воду, уличив того во лжи, вероломстве, двойных стандартах или неоправданных преступлениях. Троцкий с точки зрения Джексона, а именно эту точку зрения, по мысли создателей картины, и должен принять зритель, выглядит политическим неудачником, свернувшим с правильного пути и выдающим желаемое за действительное. Но это только в разговорах с Джексоном. Когда же действие переносится в эпоху революции, в которой блистал Троцкий, он продолжает там блистать. И в этом мировоззренческая двойственность фильма, объясняемая, быть может, наличием двух продюсеров и двух режиссёров, у каждого из которых своё понимание российской истории и роли в нём Троцкого. Более того, своё эстетическое восприятие Троцкого.
Троцкий в фильме затмевает и морально побеждает всех, кто его окружает, - будь то его тюремный надзиратель, чью фамилию впоследствии присвоил себе Лейба Давидович, или даже сам Ленин, который во время Октябрьского вооружённого восстания находился неизвестно где и занимался неизвестно чем, а весь «переворот» - дело рук председателя Петросовета. Ленин, Зиновьев, Каменев, Дзержинский, Сталин в исполнении плохо подобранных актёров выглядят совершенно невнятно. Напротив, Троцкий, блестяще сыгранный Константином Хабенским, даже во время своих политических поражений (от Столыпина или от Сталина) уходит с гордо поднятой головой. Создатели фильма настолько высоко поднимают знамя Троцкого, что непросвещённому зрителю впору согласиться с утверждением главного героя о том, что он и есть русская революция. Кажется, что эту мысль и должен был донести до сознания зрителя новый фильм.
Вот оно, лицо революции! Нерусское - фильм буквально пропитан антисемитизмом, причём неприязнь к евреям испытывают как противники, так и сторонники революции. Безжалостное – с красным террором (ответным и упреждающим), концлагерями, расстрелами чужих и своих, ветхозаветным возмездием. Вероломное – с интригами и судебным произволом, уничтожением политических конкурентов.
А вот и главный творец этой революции, воплощающий в себе все её черты. Он открыто презирает народ, за интересы которого борется. Посылает на верную смерть матроса Николая Маркина, который когда-то спас того от ограбления и помог в разрешении трудных ситуаций. По его оговору расстреливают капитана Алексея Щастного. Его «дьявольский» бронепоезд несёт смерть. Причём смерть эта косит лишь своих – красноармейцев-дезертиров или не к месту оказавшихся крестьян на кладбище. Белых в фильме нет вообще. Они лишь подразумеваются.
У Троцкого нет друзей, есть только союзники и попутчики. Он не связывает себя обязательствами со «спонсором» революции Парвусом и «кидает» его тогда, когда ему заблагорассудится. Точно так же и с Лениным, которого на протяжении фильма несколько раз посылает к чёрту и нарушает договорённости. Троцкий плохой муж и отец. Зато какой любовник! Не только Ларису Рейснер или Фриду Кало соблазнил, всю Россию поднял на дыбы!
Но России нужен был не любовник, а хозяин. Он и накормит, и напоит, и защитит в случае чего. И новый мир, построенный Сталиным, в Троцком совсем не нуждался. А потому неубедительно прозвучали слова героя, о том, что это он создал мир, продемонстрированный ему Джексоном в кадрах кинохроники. Он лишь зажег пламя, осветившее путь к новой реальности, но сам в этом пламени и сгорел.
Пожалуй, не стоит останавливаться на исторических ляпах фильма вроде будёновок на головах красноармейцев в январе 1918-го, а пронестись мимо них на бронепоезде предреввоенсовета. Ведь фильм решает задачи совсем не исторические.
Столетие Великой Октябрьской социалистической революции – годовщина, игнорировать которую не мог никто. В том числе и власть в лице министерства культуры, по чьему заказу и снят «Троцкий». Владимир Ленин – и в Мавзолее на Красной площади, и в умах сограждан - выглядит неким вызовом капиталистической России, перечеркнувшей идеи вождя и похоронившей достижения Октября. Но и убрать его оттуда никак невозможно, потому что это часть той истории, тех великих побед, к которым пришла Россия через великие потрясения и которыми сама же власть призывает сегодня гордиться. На кого же списать всю кровь и грязь? Есть такая фигура! Идеально подходящая на роль «демона революции».
Но двойственность фильма выразилась в том, что «демон» вышел по-своему привлекательный. Борется за народ, который презирает, но потому, что «Надоело презирать, любить хочется!». Пытается спасти русских интеллигентов (где-то успешно, а где-то нет), с которыми чувствует своё интеллектуальное родство. От бывшего товарища избавляется потому, что тот человечней его делает, а он ведь «демон», не имеющий права обнаружить в себе человеческое. Да и «демонизм» его обусловлен веком: «… скажет: «Солги»,- солги… скажет: «Убей»,- убей».
В блоковскую метель, проигравший, но несломленный, неторопливо, опираясь на трость, уходит сквозь историю в вечность один из творцов Великой революции. Пожалуй, своё место в вечности он занимает по праву.
