"Нынешняя молодёжь привыкла к роскоши, она отличается дурными манерами, презирает авторитеты, не уважает старших…"
Приписывается Сократу (V в. до н. э.)
Автор взялся за "локальную" с виду и тысячи, если не миллионы раз описанную проблему конфликта "отцов и детей", — конечно, в его современном изводе, когда "поколение постмиллениалов", материально вроде бы ничем не обделённое, вышло на улицы российских мегаполисов протестовать против "коррумпированной власти", "партии жуликов и воров", за свои "попранные права", "украденные налоги" и "утраченные свободы". И вот, ошалевшие от такого внезапного бунта своего 17-летнего единственного и горячо любимого отпрыска, к счастью — ещё школьника, а не студента, родители решают перенести его из нынешней Москвы, где тот стремится стать и уже становится звездой протестных пабликов, поближе к "святым девяностым", устроив курс принудительной терапии трудом и голодом у бабушки, в селе Курское Новосибирского района Новосибирской области, чтобы тот на своей шкуре прочувствовал и понял, чего стоит "свобода" сама по себе, без нынешнего — пусть даже весьма относительного — достатка и благополучия. Так сказать, окунуть своего Кирюшу, своего инфантильного "сыночку" в настоящую жизнь-выживание вдалеке от столичных тусовок…
Согласно сюжету, главное место действия находится километрах в двадцати-тридцати от "столицы Сибири" и всё ещё достаточно плотно — несколько сотен жителей — населено, и даже универсам "Пятёрочка" вместо бывшего сельмага там присутствует. Судя по красочности и детальности описаний, прообраз такого села и вправду существует — возможно, даже являясь "малой родиной" автора. Только вот незадача — реально существующий в Новосибирской области посёлок Курский расположен за тысячу с лишним километров от областного центра и жили в нём, согласно статистическим данным 2010 года (более "свежей" информации найти не удалось), всего-то два человека… Вот такой, вроде бы случайный (мог же автор и какое-то иное название для своего таёжного "новосибирского" села придумать, от этого ничего бы не поменялось), но весьма показательный штрих к дистанциям, существующим или даже внезапно возникающим между художественным произведением и реальностью.
Как отмечено выше, "отцы и дети" — это "вечная" тема. "Вечная" она потому, что всякий раз оказывается новой, сверкает иной фактурой, иными красками, иными словами, иной "злобой дня", она же — "аромат эпохи". И, конечно, раскрывать эту тему всегда берутся "отцы", у которых, в отличие от "детей", есть возможность сравнивать прошлое с настоящим, находить сходства и отличия между ними. Поэтому, конечно, "отцы" всегда оказываются правы в обозримой перспективе, но будущее всё равно принадлежит "детям", которые живут своей собственной жизнью, идут своим собственным путём, а не тем, который готовят и указывают им заботливые "отцы".
Даже у Грибоедова ("Горе от ума") и Тургенева ("Отцы и дети"), которые написали свои шедевры в относительно молодом возрасте и, по большому счёту, не будучи сами отцами (внебрачную дочку Тургенева здесь в расчёт брать не приходится), — указанный выше конфликт сводится "вничью". А "дети" этот конфликт всегда переживают, но уж осмыслить и "отрефлексировать" его в образной системе художественных произведений им априори не под силу.
Ныне ситуация изменяется и осложняется ещё одним немаловажным и даже фундаментальным обстоятельством: быстрой сменой "социальных матриц". Если раньше такая смена, как правило занимала, несколько (а в древности — несколько десятков или даже сотен поколений), то уже в XIX веке эти изменения стали сопоставимыми с длительностью жизни человека, в ХХ веке — с длительностью активной фазы одного поколения (25-30 лет), а сегодня они могут измеряться даже несколькими годами, — настолько ускорены темпы социально-технологического прогресса. Сам автор этих строк учился писать еще перьевыми ручками с чернильницами-непроливайками, в детстве застал исключительно паровозный парк железных дорог, телефон и пишущая машинка были чудесами техники, а покупка в начале 90-х годов первого компьютера сопровождалась долгими размышлениями о том, какую машину: с 2 мегабайтами памяти но без Windows, или с 4 и Windows, покупать? 10 лет назад дети спрашивали, неужели мы когда-то жили без интернета, а теперь…
При этом развитие идёт уже не по всему фронту, а очень избирательно, и многие "рабочие" раньше технологии практически утрачены, а их восстановление представляется невозможным из-за негативного соотношения затраты/прибыль. Прежний стандарт образования, например. Не говоря уже о прежних стандартах поведения…
А уж социальные пропасти между разными стратами современной молодёжи приобретают уже вовсе какой-то экзистенциальный, непреодолимый характер. В каком-то смысле даже хорошо, что юный герой Романа Романова так увлёкся социальным протестом, а не, скажем, социальным программированием и не начал зарабатывать на этом в свои 17 лет миллионы — в противном случае родители просто лишились бы своего любимого и, повторюсь, единственного сына: не в физическом смысле, а в социальном.
И, несомненно, хотя все эти вероятности и возможности лежат далеко за пределами фокуса авторского внимания, они всё равно незримо присутствуют в его произведении — как мнимая часть в комплексных цифрах. И, соответственно, не позволяют рассматривать его как социальную агитку с демонстрацией того, как плохо детям ходить гулять в Африку или на митинги Навального (кстати, удивительно, что описанная Романом Романовым семья обошлась без задержаний и последующей правовой процедуры: штрафы, надзор полиции и т.д., — но ведь и правда, что на таких акциях задерживали только самых активных участников).
Весьма показательно начало текста:
"— Прекрати на меня орать, мама! Ты оскорбляешь мое человеческое достоинство!
— Тогда дождись отца и разговаривай с ним! Как ты смеешь так разговаривать с матерью! Мы с отцом в твое достоинство вкладывали с рождения! Кирюше — то, Кирюше — это! Кирилл! У тебя одиннадцатый класс, сыночка, впереди, поступление, а ты подвергаешь себя опасности!
— Вы не вкладывали, а расплачивались за свое спокойствие! Вы же не родители, вы словно обязательные налоги на меня платите, как банкомат, стипендию выдали, в школе на учебники скинулись, на ролики разорились, телефон не хуже, чем у других и всё! С чувством выполненного долга на свою дачу, шашлыки жарить и с соседями про то, кто чего купил разговаривать!
— Сыночка, ты же даже не голосуешь еще, зачем тебе эти незаконные митинги, я запрещаю тебе ходить туда! Слышишь, за-пре-ща-ю!
— Да что же вы за люди такие! Сами с отцом обсуждаете эту долбанную власть, то начальникам кости моете, то олигархам, а встать за свои права — сразу в кусты! Хорошо, вы трусливые, я не против, вам ваши несчастные тачки, дача с шашлыками и Турция-"всё включено" важнее собственного достоинства! А я так не хочу! Мы хотим жить в нормальной стране, где есть перспективы и возможности, а не смотреть, как чиновники жрут в три рыла за счёт моих налогов!
— В ненормальной стране ты как раз и не жил, Кирюша! За какой твой счёт чиновники жрут в три рыла?! Ты же еще ни одного дня в жизни не работал!
— Ну, за ваш счёт, какая разница? Всё, мам, дай пройти, а то ещё и меня наши трусом называть будут! Вы свой шанс упустили в 90-е годы, все возможности были, а теперь сидите от зарплаты до зарплаты, да ещё меня учите! Я бы на вашем месте в те годы свободы — такие стартапы запустил бы!…
— Боже мой, сыночка! Какие возможности? Вспомни, тебе же отец недавно рассказывал про свободу и возможности, ты же этого всего не видел!
— Мама! Мало ли что он мне с пивом перед телевизором рассказывал! Почему я ему должен верить, а не другим, образованным и авторитетным, — он что, Господь Бог всезнающий? Почему я вообще вам должен верить? Почему ты веришь, что Гитлер напал на Сталина и главный праздник — это День Победы? Ты же тоже войну не видела своими глазами! А есть вообще мнение других учёных, что нашей стране всего лет триста, а раньше была другая цивилизация, следы которой скрывают! Не веришь, да? Не веришь? А почему я должен вам верить? За нашу и твою свободу, мама, вот почему я всё равно пойду, пропусти меня!.."
Вообще, если использовать терминологию Бахтина, то по "хронотопу" своему "Сыночка" Романа Романова выходит далеко за рамки "большого" рассказа, которым, несомненно, является согласно всем классическим литературоведческим канонам. Видно, что автору "тесновато" в избранном им жанре, поэтому многие сюжетные находки не получают необходимого и уже вполне намеченного художественного продолжения, эти нити не связываются в "узлы", в общем полотне произведения яркие, живописные и убедительные детали соседствуют с "графическими набросками" — например, характеров главных героев. Да и сами имя-фамилия автора, словно бы невзначай, указывают на то, что его "стихия" — скорее, большие прозаические жанры.
Но для такой работы, конечно, нужно время, нужны силы и ресурсы, которых чаще всего "в обрез" и не хватает. Вообще, быть писателем, настоящим писателем, а не "блогером", создающим и эксплуатирующим штампы и штаммы общественного сознания — тяжкий и весьма неблагодарный труд, который компенсируется разве что ощущением счастья и своей сопричастности к "музыке мировых сфер". Тот, кого хоть раз коснулось её звучание, хочет услышать это снова и снова, его и можно назвать писателем, художником, творцом. Как навека сказал Пушкин в "Каменном госте" от лица одного из гостей "волшебницы" Лауры:
…Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия!
Так вот, видно, что автор "Сыночки" — писатель. Не профессиональный, но настоящий. Это бывает. Причём сплошь и рядом. Не всякий алмаз становится бриллиантом — многими такими кристаллами пилят сталь и бурят гранит.
Главным доказательством этого тезиса являются как раз явно незапланированные "выходы" Романа Романова "за рамки" принятых им для себя жанровых, да и ценностных ограничений и установок. Например, чисто "гоголевская" сцена схода покойников сельского кладбища, среди которых оказывается и неродившийся старший брат "сыночки"… Настоящий писатель не волен в своих лучших героях — как раз потому, что те начинают жить уже собственной жизнью. У них не только свой характер, но и своя судьба. Образы Евгения Онегина, Анны Карениной или Григория Мелехова до сих пор "живее" многих миллионов своих читателей. Точно так же, как образы Дон Кихота, Гамлета или Фауста.
И если какое-то литературное произведение даёт своим читателям возможность хотя бы заглянуть в эти пространства или даже ощутить их присутствие рядом с собой, — оно, можно сказать, состоялось. Должен сказать, что это именно пространства: разные, хотя и связанные между собой, но разделённые определёнными энергетическими барьерами, определяющими разницу не только между Пушкиным и пупкиным, но и между Пушкиным и, скажем, Евтушенко или даже между Пушкиным и Некрасовым или Лермонтовым.
Не стоит списывать эту разницу на особенности жизненного времени — от времени она как раз зависит очень слабо. Тем более, что время всегда одно — настоящее. Только у кого-то это настоящее ограничивается одним мгновением, а у кого-то — вечностью.
Поэтому не стоит и надеяться на какое-то счастливое будущее. Существует только счастливое настоящее. А ещё — совсем редко, совсем немного! — память о том прошлом, которое когда-то было твоим настоящим, и осталось им. Или твои мечты о счастливом будущем — тоже в настоящем. И сам ты — настоящий: даже не в том смысле, "какой есть", а — каким должен быть в "полноте времён". Когда в тебе, словно в фокусе линзы, совмещаются, вспыхивают три временных потока: из прошлого — в будущее, из будущего — в прошлое, плюс третий — твой собственный, краткий, но бесконечный для тебя, жизненный вихрь настоящего, связывающий два остальных потока…
"Сыночка" Романа Романова — во всяком случае, на мой взгляд, — как раз об этом.
