Первый из «Первых»

Нужно сказать, что внешняя разведка в структуре советских органов госбезопасности занимала до прихода к их руководству Лаврентия Павловича Берия весьма скромное место. В первые годы Советской власти ее вообще не было. Ожидалось, что примеру России последуют и другие страны, то есть мировая революция неизбежна. Главным было подавить внутреннюю гидру контрреволюции, а эта миссия была возложена на Особый, Секретно-политический и Контрразведывательный отделы. И лишь 20 декабря 1920 года, на фоне падения Советских республик в Баварии и Венгрии и поражений в ходе Советско-польской войны, был подписан приказ № 169 о создании внутри Особого отдела нового подразделения – Иностранного отдела (ИНО) ВЧК, то есть внешнеполитической разведки. 10 июля 1934 года внешняя разведка была передана в ведение 7-го отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР, а в июле 1939 года в связи с очередной реорганизацией НКВД разведка сосредоточивается в 5-м отделе ГУГБ НКВД СССР. Как видим, номера далеко не элитные, и до Первого главного управления (ПГУ) – абсолютной элиты в структуре КГБ СССР – было еще далеко.

До 1939 года – то есть до Берии – на посту начальника внешней разведки не было ни одного русского. Первым её руководителем в 1920 году был назначен Яков Христофорович Давтян, затем – Рубен Павлович Катанян, затем снова Давтян, а после него – Соломон Григорьевич Могилевский. Это в 1921-1922 годах. Затем до 1929 года внешнюю разведку возглавлял Меер Абрамович Трилиссер, потом Станислав Адамович Мессинг. С 1931 по 1935 годы во главе внешней разведки стоял Артур Христианович Артузов (Фраучи), с 1935 по 1938 годы – Абрам Аронович Слуцкий. Затем, в течение одного лишь 1938 года – Сергей Михайлович Шпигельглас, Зельман Исаевич Пассов и Владимир Георгиевич Деканозов (Деканозишвили).

29 сентября 1938 года начальником ГУГБ НКВД СССР назначен Лаврентий Павлович Берия. 25 ноября он становится народным комиссаром внутренних дел. И уже 1 ноября 1938 года заместителем начальника 5-го отдела (внешняя разведка) впервые назначен русский – выходец из тюменской глубинки, крестьянин и выпускник Тимирязевской сельхозакадемии 30-летний Павел Михайлович Фитин, человек «от сохи», которому вскоре предстоит вооружить Советский Союз атомной бомбой.

Нужно сказать, что пришедший в органы в марте 1938 года Фитин до своего назначения в руководство с августа по сентябрь работал оперативным уполномоченным, затем начальником 9-го отделения, занимавшегося разработкой троцкистов и «правых» за кордоном. Иначе говоря – внутренней контрразведкой и чисткой разведки от засилья оппозиционеров, противников Советской власти и антисталинистов, которые к тому же активно побежали к врагу, сдавая ему секреты и агентуру. Русских среди них практически не было. Еще в 1935 году один из предателей — Вальтер Кривицкий в беседе со своим другом и таким же предателем Натаном Порецким заявил: «Они нам не доверяют… они не могут доверять коммунистам-интернационалистам. Они заменят нас русскими, для которых революционное движение в Европе ничего не значит». Начались побеги ныне воспеваемых «борцов со сталинизмом» на Запад: резиденты — Натан Маркович Порецкий, он же «Рейсс», Самуил Гершевич Гинзберг, он же «Вальтер Кривицкий», Лейба Лазаревич Фельдбин, он же «Александр Орлов», полпред НКВД по Дальнему Востоку, комиссар госбезопасности 3-го ранга Генрих Самойлович Люшков и других.

Последствия этих побегов и предательств были ужасными. Только один Кривицкий сдал свыше 100 разведчиков, агентов и доверительных связей, в том числе и разведывательной инфраструктуры, то есть организаторов связи. И Москва была вынуждена жестко реагировать, дабы обезопасить себя. В это время были арестованы бывшие начальники ИНО Трилиссер, Мессинг и Артузов (Фраучи). 17 февраля 1938 года скоропостижно скончался Абрам Слуцкий (существует версия его отравления), в октябре-ноябре 1938 года по обвинению в госизмене арестованы Пассов и Шпигельглас. В это же время из-за кордона для проверки с последующим арестом отзывают большинство сотрудников резидентур. Среди них резидент ИНО в Лондоне Адольф Сигизмундович Чапский (настоящие имя — Авраам Абба Давидович или Антон Вацлавович Шустер), сменивший его Григорий Борисович Графлен, руководитель лондонской нелегальной резидентуры Теодор Степанович Малли, резиденты в Париже Станислав Мартынович Глинский и Георгий Николаевич Косенко, руководитель нелегальной резидентуры в Риме Моисей Маркович Аксельрод, резидент в Берлине Борис Моисеевич Гордон, руководитель нелегальной резидентуры в Германии Файвель Калманович Парпаров, резидент в Вашингтоне Пётр Давидович Гутцайт, руководитель спецгруппы особого назначения (СГОН) при НКВД СССР Яков Исаакович Серебрянский, его помощник Альберт Иохимович Сыркин-Бернарди и многие другие. Всего в 1937-1938 годах из 450 сотрудников 5-го отдела (ИНО) ГУГБ НКВД (включая загранаппарат) было арестовано 275 человек. Но на смену им вскоре пришла прекрасно подготовленная в школах НКВД советская молодежь.

«В мае 1939 года я возглавил 5-ый отдел НКВД, — пишет в своих недавно рассекреченных воспоминаниях Павел Михайлович Фитин. — На посту начальника внешней разведки находился до середины 1946 года». Это был первый русский на посту начальника внешней разведки за все годы ее существования. Его заместителем был назначен Павел Анатольевич Судоплатов. «В мае 1939 года, — пишет Павел Анатольевич, — после встречи со Сталиным я был немедленно назначен заместителем начальника разведки. Мне был выделен кабинет на седьмом этаже главного здания Лубянки под номером 755 — когда-то его занимал Шпигельглас. Через десять минут по прямому проводу мне позвонил Берия».

Таким образом, Лаврентий Павлович Берия стал подлинным реорганизатором внешней разведки НКВД СССР, мгновенно разобравшись в сути происходящего и в кратчайшие сроки проведя необходимую перед войной кадровую реформу. Так что заявления о том, что-де «советскую разведку сожрала сталинская система», да еще под прикрытием генеральских званий и высочайшего авторитета СВР, мягко выражаясь, неуместны. Тем более это касается назойливой трескотни в различных СМИ.

Те же самые кадровые изменения Лаврентий Павлович произвел и в системе контрразведки, поставив ее начальником уроженца Санкт-Петербурга Петра Васильевича Федотова. С 1 ноября 1938 года Федотов — заместитель начальника 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Именно в это время в его отделе начинает работать специально вызванный из Свердловска в Москву Николай Кузнецов (оперативный псевдоним «Колонист»). 4 сентября 1939 года Федотов становится начальником 2-го, а с 29 сентября 1940 года по совместительству и 3-го (контрразведывательного) отделов ГУГБ НКВД СССР. Он поручает Николаю Кузнецову вербовку немецких и словацких дипломатов, владеющих информацией о подготовке Германии к войне. На основании этой информации начальник 1-го (немецкого) отделения 3-го отдела, впоследствии генерал-лейтенант Василий Степанович Рясной проводит спецоперации по проникновению в посольства и атташаты Германии и Словакии, вскрытию сейфов, фотографированию находящихся в них документов и установке подслушивающих устройств (это был первый опыт такого рода в СССР).

13 мая 1939 года Лаврентий Павлович Берия назначает 31-летнего майора госбезопасности Павла Михайловича Фитина начальником 5-го отдела (внешняя разведка) ГУГБ НКВД СССР. 26 февраля 1941 года Фитин становится начальником 1-го Управления вновь созданного НКГБ СССР. С этого момента внешняя разведка (за исключением короткого периода в 1953 году) неизменно возлагается на 1-е, то есть самое элитное управление органов госбезопасности, которое с марта 1954 года именуется Первое Главное управление (ПГУ) Комитета государственной безопасности при СМ СССР.

Так что Павел Михайлович Фитин в буквальном смысле слова оказался первым на посту начальников первых управлений советских органов госбезопасности. А период его работы на этом посту с 1941 по 1946 годы вообще считается звёздным в истории советской разведки, «ослабленной» реформами Лаврентия Павловича Берия.

«Во главе разведки стоял Павел Михайлович Фитин, стройный, спокойный, импозантный блондин. Он отличался немногословием и сдержанностью», – пишет известный разведчик, Герой России, полковник Александр Семёнович Феклисов, в годы войны сотрудник нью-йоркской резидентуры 1-го Управления НКВД-НКГБ СССР.

«В лице Фитина советская внешняя разведка нашла нужного, способного, порядочного и до конца преданного своему долгу чекиста, – отмечает в своей книге “Среди богов” Герой России, сотрудник “группы Яши”, полковник Юрий Антонович Колесников. – Наркомвнутдел Берия относился к нему с некоторой долей симпатии и с пониманием. Был в нём уверен».

Но самое главное даже не в том, что Павел Михайлович никогда не говорил ни о ком плохо, не унижал достоинства даже заслуживающих порицания сотрудников. Он умел предвидеть обстоятельства и твердо придерживаться занятой позиции. «Зная о настороженном отношении Сталина к поступающей из-за рубежа агентурной информации, – пишет полковник Колесников, – Фитин тем не менее продолжал без промедления докладывать о ней руководству страны. Предсказать реакцию генсека на поступившее из Берлина сообщение не мог ни Фитин, ни Меркулов, ни даже Берия… Здесь на карту ставилась жизнь».

Сам Павел Михайлович Фитин пишет в своих воспоминаниях: «17 июня 1941 года <…> мы вместе с наркомом (комиссаром госбезопасности 3-го ранга Всеволодом Николаевичем Меркуловым – А.В.) в час дня прибыли в приемную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. Он прохаживался по кабинету, останавливаясь, чтобы задать вопрос или сосредоточиться на интересовавших его моментах доклада или ответа на его вопрос.

Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них сверху был наш документ, Сталин, не поднимая головы, сказал:

– Прочитал ваше донесение. Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?

Мы молчим. Ведь всего три дня назад – 14 июня – газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

– Что за человек, сообщивший эти сведения?

Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику (Харро Шульце-Бойзен, “Старшина” – А.В.). В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлен.

После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:

– Дезинформация! Можете быть свободны».

Как рассказывала Нина Анатольевна, супруга Павла Михайловича, расставаясь, Сталин добавил, что в случае, если информация не подтвердится, придется заплатить головой… Однако, опять же с её слов, никаких резолюций на донесение разведки, тем более нецензурных, Сталин не накладывал – это всё фальшивки либералов и демократов.

«Прошло несколько дней, – пишет Павел Михайлович. – На рассвете я вышел из наркомата. Позади напряженная неделя. Было воскресенье, день отдыха. А мысли, мысли, как маятник часов: “Неужели дезинформация? А если нет, тогда как?” С этими думами я приехал домой и прилег, но уснуть так и не удалось – зазвонил телефон. Было пять часов утра. В трубке голос дежурного по наркомату: “Товарищ генерал, вас срочно вызывает нарком, машина послана”. Я тут же оделся и вышел, будучи твердо уверен, что случилось именно то, о чем несколько дней назад шла речь у Сталина».

Как пишет Павел Анатольевич Судоплатов, «в тот же день, когда Фитин вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации Особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны». Следовательно, Сталин скорее поверил Фитину, отдав все необходимые распоряжения относительно приведения войск НКВД и РККА в полную боевую готовность. Другое дело, что первые выполнили директиву в полном объеме, а вторые лишь частично.

18 января 1942 года решением ЦК ВКП(б) на базе Особой группы было создано 4-е (разведывательно-диверсионное) Управление НКВД, которое было выделено из состава 1-го Управления НКВД. Возглавил 4-е Управление старший майор госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов. Оставшийся штат внешней разведки под руководством старшего майора госбезопасности Павла Михайловича Фитина был сориентирован на ведение научно-технической разведки против США и Англии, и прежде всего по атомной тематике.

Как пишет в своих воспоминаниях Павел Михайлович, «большой заслугой внешней разведки в этот период, особенно резидентур Первого управления в США, Канаде, Англии, явилось получение научно-технической информации в области атомной энергии, которая в значительной мере помогла ускорить решение вопроса по созданию атомной бомбы в Советском Союзе. Мне часто приходилось встречаться с Игорем Васильевичем Курчатовым, который выражал большую признательность за получаемые от нашей разведки материалы по вопросам атомной энергии».

Общее руководство операции внешней разведки «Энормоз» осуществлял комиссар ГБ 3-го ранга Павел Михайлович Фитин (оперативный псевдоним «Виктор»). Разработчиком же самой операции был начальник 3-го (англо-американского) отдела 1-го Управления, комиссар ГБ Гайк Бадалович Овакимян, до 1941 года работавший резидентом в Нью-Йорке и привлекший к сотрудничеству супругов Розенберг. Ответственным за проведение операции был назначен заместитель резидента в Нью-Йорке, в то время майор ГБ Леонид Романович Квасников, который на посту начальника 3-го отделения 3-го отдела 1-го Управления с 1939 года стоял у истоков организации научно-технической разведки. К операции «Энормоз» были также допущены в Центре переводчик английского языка Е.М. Потапова, а в Нью-Йорке – резидент Василий Михайлович Зарубин, его супруга Елизавета Юльевна Зарубина, Семён Маркович Семёнов (Таубман), Александр Семёнович Феклисов и Анатолий Антонович Яцков. Кроме них, допуск имели резидент в Лондоне Анатолий Вениаминович Горский и его заместитель Владимир Борисович Барковский. Многие из них впоследствии стали Героями России.

Большинство полученных разведкой материалов передавалось в зашифрованном виде по радио. Все они перехватывались службой радиоперехвата Агентства национальной безопасности США. 1 февраля 1943 года там была начата секретная программа по их расшифровке – проект «Венона». Вначале методы криптоанализа оказались бессильны против используемого НКВД шифра Вернама. Но Ричард Халлок, бывший до войны археологом, доказал, что советские шифровальщики допускали повторное использование ключей: в 1942 году в НКВД по неизвестной причине допустили ошибку и составили книгу одноразовых ключей, в которой встречались повторы, которые прекратились лишь в 1948 году после того, как Ким Филби сообщил, что донесения советской разведки расшифровываются.

В результате этих повторов уже в 1944 году были расшифрованы первые шифрограммы. А в 1946 году Мередит Гарднер, выдающийся лингвист, свободно владевший французским, немецким, греческим, итальянским, японским, латинским, литовским, испанским и русским языками, смог прочесть сообщение от 1944 года и понял, что речь идёт о ядерном шпионаже.

В июле 1995 года АНБ начало публикацию расшифрованных сообщений из досье «Венона». Всего было опубликовано 49 сообщений за период 1944–1945 годов, относящихся к истории «атомного шпионажа». Упорядоченные по дате они выложены на сайтах АНБ и ЦРУ. Кроме того, в начале 90-х годов СВР предоставила доступ к архивным материалам по данной теме бывшему сотруднику КГБ Александру Васильеву, который вскоре уехал на Запад, прихватив с собой восемь тетрадей сделанных им выписок — все они в настоящее время доступны в Интернете.

Опираясь на эти материалы, можно заключить, что уже через 12 дней после сборки в Лос-Аламосе первой атомной бомбы «Штучка» (Gadget), работавшей на основе распада плутония-239 и имевшей имплозивную схему подрыва, Центр получил ее описание, причем по двум независимым каналам — от агентов «Чарльз» (Клаус Фукс) и «Млад» (Тед Холл, он же «Персей»). Первая телеграмма поступила в Центр 13 июня, вторая — 4 июля 1945 года.

Испытание «Штучки» было произведено 16 июля 1945 года на горе Аламогордо в Нью-Мексико. Вскоре Москва получила подробнейшие документы о характеристиках испытательного взрыва. То же самое устройство имела бомба «Толстяк» (Fat Man), сброшенная 9 августа 1945 года на Нагасаки, и, соответственно, первая советская атомная бомба РДС-1. 11 августа 1992 года в газете «Красная звезда» было опубликовано интервью с главным конструктором РДС-1 академиком Юлием Борисовичем Харитоном. Он впервые упомянул о том, что немецкий коммунист, физик-теоретик Клаус Фукс, работавший с 1943 года в Лос-Аламосе, в 1945 году передал нашей разведке «достаточно подробную схему и описание американской атомной бомбы». Харитон, в частности, произнёс такие слова: «…наша первая атомная бомба – копия американской». А в статье «Ядерное оружие СССР: пришло из Америки или создано самостоятельно?», опубликованной в газете «Известия» за 8 декабря 1992 года, Юлий Борисович добавляет: «Это был самый быстрый и самый надёжный способ показать, что у нас тоже есть атомное оружие».

29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахстане была успешно испытана советская атомная бомба. В тот период Павел Михайлович Фитин работал заместителем начальника УМГБ по Свердловской области, а в 1951-1953 годах, когда шла разработка водородной бомбы – Министром госбезопасности Казахской ССР. Он пишет: «В послевоенные годы мне на протяжении почти пяти лет пришлось заниматься вопросами, связанными со специальным производством и пуском урановых заводов, и в этой связи вновь неоднократно встречаться с Игорем Васильевичем, талантливым ученым и замечательным человеком. В беседах он вновь подчеркивал, какую неоценимую услугу в решении атомной проблемы в СССР сыграли материалы, добытые советской разведкой».

Источниками советской разведки внутри «Манхэттенского проекта» были физики Клаус Фукс, Тед Холл, Мортон Собелл и Дэвид Грингласс, занимавшийся в Лос-Аламосе созданием форм для фокусирующих линз. Связь с ними поддерживали сотрудники нью-йоркской резидентуры Александр Феклисов и Анатолий Яцков, а также Гарри Голд и супруги Коэн.

В 1949 году ФБР на основании расшифрованных в рамках проекта «Венона» радиограмм смогло установить, что агент «Чарльз» — это физик Клаус Фукс. В том же году последовал его арест в Англии. На следствии Фукс дал признательные показания и выдал связного — Гарри Голда. От того цепочка потянулась к Дэвиду Гринглассу. ФБР удалось доказать, что именно Грингласс — агент «Калибр». В 1950 году Грингласс был арестован и выдал своего шурина — Юлиуса Розенберга. В том же году ФБР смогло заключить, что агенты по кличке «Либерал» и «Антенна» являются одним лицом — это Юлиус Розенберг, и что именно он стоит во главе советской агентурной сети.

18 июля 1950 года ТАСС сообщило об аресте Юлиуса, а 12 августа – его жены Этель Розенберг. 18 августа в Мексике вооруженными людьми был похищен и доставлен на границу с США Мортон Собелл. 23 августа он был арестован. Ему, как и Розенбергам, а также отсутствующему «Яковлеву», то есть связнику Яцкову, было предъявлено обвинение в заговоре с целью шпионажа. Розенберги и Собелл обвинение отвергли, а Голд и Грингласс признали в обмен на мягкий приговор. Они выступили на судебном процессе, открывшемся в Нью-Йорке 6 марта 1951 года, главными свидетелями обвинения против Розенбергов, которые обвинялись как организаторы заговора: «Вы передали Советам атомную бомбу, и уже одно это предопределило агрессию коммунистов в Корее».
21 мая 1951 года Юлиус и Эйтель Розенберги были приговорены к смертной казни, а Мортон Собелл – к 30 годам тюремного заключения. 19 июня 1953 года в тюрьме Синг-Синг (штат Нью-Йорк) ровно в 20.00 в сопровождении охраны Юлиус Розенберг вошел в камеру, где находился электрический стул. Он сам сел на него и расстался с жизнью, не проронив ни слова. В 20.06 он был мертв. Через несколько минут в камеру смерти ввели Этель. Она была спокойна. Перед тем, как сесть на стул, она протянула руку к сопровождавшей ее надзирательнице, притянула ее к себе и поцеловала в щеку. Видимо, она посылала прощальный поцелуй всем своим родным и друзьям. В 20.16 она была мертва. Газета «Нью-Йорк таймс» писала, что Розенберги приняли смерть с самообладанием и хладнокровием, которое удивило всех присутствующих.

Но вот что в высшей степени странно – спустя всего неделю, 26 июня 1953 года, как бы в продолжение казни Розенбергов, в Москве начались казни и расправы над советскими участниками Атомного проекта. В ходе государственного переворота, совершенного Хрущёвым и группой военных, Лаврентий Павлович Берия был убит, арестованы и казнены многие руководители атомной разведки – такие как Всеволод Меркулов и Амаяк Кобулов. За решеткой оказались Судоплатов, Эйтингон и Серебрянский – последний умер в 1956 году на допросе в Бутырской тюрьме. Супруги Зарубины были окончательно уволены, в Воркуте оказалась Воскресенская-Рыбкина, готовившая аналитические материалы для Фитина. Заместитель Берии, бывший командующий войсками НКВД, Герой Советского Союза, генерал армии Иван Иванович Масленников застрелился. Гайк Овакимян – автор операции «Энормоз», завербовавший Розенбергов, был лишен звания генерал-майора. Начальник контрразведки Пётр Федотов, возглавивший после Фитина внешнюю разведку, также был чуть позже разжалован. Семён Семёнов, работавший с Розенбергами, Коэнами и Бруно Понтекорво, был уволен из органов без права на пенсию и c трудом нашел место кочегара на текстильной фабрике. Этот список можно продолжать до бесконечности.

29 ноября 1953 года генерал-лейтенант Павел Михайлович Фитин также был уволен из органов «по служебному несоответствию» – без пенсии, так как не имел необходимой выслуги лет… Как ближайший сподвижник Лаврентия Павловича Берия он еще легко отделался.
Но он навсегда войдет в историю как основоположник национальной разведки, первого управления госбезопасности. Когда 10 октября 2017 года ему открывали памятник у здания Пресс-бюро Службы внешней разведки России, директор СВР Сергей Евгеньевич Нарышкин признался, что когда впервые смотрел «Семнадцать мгновений весны», то постоянно задавался вопросом, а кто же такой этот Алекс, бывший в фильме начальником советской разведки? И лишь спустя годы стало известно, что под оперативным псевдонимом «Алекс» в фильме был показан именно Павел Михайлович Фитин. Хотя в реальности «шифротелеграммы Фитин скромно подписывал "Виктор"», — сказал директор СВР и добавил: «Имя Павла Фитина возвращается в нашу историю».

Съемки фильма «Семнадцать мгновений весны» начались в 1971 году. Именно весной 1971 года решением Военной коллегии Верховного суда СССР был посмертно реабилитирован «по всем статьям предъявлявшихся ему ранее обвинений» Яков Серебрянский. А обвинения эти, как мы знаем, состояли в участии в «заговорщической деятельности Берия». Павел Фитин в то время работал директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы. 24 декабря 1971 года он внезапно умер в Москве на операционном столе. Ему было 63 года. По мнению родственников Павла Михайловича, показаний для операции по поводу прободной язвы не было… Скорее была опасность начала широкой кампании по реабилитации команды Берия. И тогда с неизбежностью вскрылась бы очевидная истина, что разведка была задушена не в 1937-1938 годах, как нас пытаются убедить, а в 1953-1954 годах. Задушена рвущейся к власти хрущёвской мафией, в которую входили преимущественно выходцы с Украины – достаточно взглянуть на имена тех, кто занял тогда все ключевые посты в партии, государстве, армии, госбезопасности, прокуратуре.
Так что памятник Павлу Михайловичу Фитину – это лишь первый шаг на пути к правде. Будем надеяться, что за ним последуют и другие.