НПО "Энергомаш", которому Виктор Никонорович Семёнов отдал более полувека, производит мощные жидкостные ракетные двигатели (ЖРД). В Химках, где находится предприятие, Семёнов живёт с 1946-го (а родился в Донбассе в 1939 году). Семья была большая — восемь детей, младшая дочь умерла от истощения во время Великой Отечественной войны.
— Отец вернулся с фронта весь израненный и контуженный, и вскоре мы его похоронили, — говорит Виктор Никонорович. — Матери было тяжело поставить всех на ноги. Жили в строении, которое и домом-то назвать нельзя. Скорее, это была землянка. Восемь квадратных метров на девять человек…
Когда одногодки пошли в первый класс, Виктора не приняли в школу по медицинским показаниям. Выглядел он, как скелет, обтянутый кожей.
Не дали ему разрешения и на следующий учебный год. А так хотелось учиться! Однажды он не выдержал и самовольно пришёл в школу. На дворе стоял ноябрь 1947 года. Падал пушистый снежок, тут же таял, превращая землю в слякоть.
Увидев мальчугана (Виктор был босой, да ещё в брезентовых трусах), учительница удивлённо воскликнула:
— Мальчик, ты как тут оказался?.. Здесь школа!
— Хочу учиться! Как все! — упрямо заявил он.
— Почему босиком, раздетый?
— У меня ничего нет.
Первую свою учительницу Семёнов запомнил на всю жизнь:
— Она посмотрела на меня как-то жалостливо, нежно, по-матерински, а глаза вдруг стали влажными… Потом, слышу, говорит, обращаясь к классу: "Ребята, давайте поможем одеть парня!".
На следующий день дети принесли Виктору всё, что могли: обувь, телогрейку, шапку-ушанку с оторванным ухом и штаны-галифе, сшитые из разноцветных кусков материи.
На вопрос учительницы, знает ли он буквы и умеет ли читать, Семёнов ответил утвердительно, хотя это было не так. Боялся, что его не примут в школу. Выручала хорошая память. Тексты, которые читали в классе, он тут же запоминал.
После окончания семилетки Виктор Семёнов поступил в Химкинский механический техникум. В 1958 году выпускников распределили на НПО "Энергомаш". Здесь после войны работал его отец, а также старший брат. На предприятии Виктор прошёл все ступени роста: от рабочего до главного инженера завода.
Вначале был контролёром в цехе турбонасосных агрегатов, которые изготавливали для ракетных двигателей. Как-то Семёнов заявил мастеру:
— А технология-то имеет пробел. Если упростить — можно ускорить сборку и повысить надёжность агрегата.
Мастер порадовался смекалке парня и, поразмыслив, вызвал технолога, объяснил суть дела.
— Юноша подал неплохую идею, — заключил тот. — Надо оформить это как рацпредложение.
Семёнову не исполнилось и девятнадцати, как пришла повестка из военкомата. Его, с пороком сердца и язвой желудка, признали непригодным к строевой службе. В тот год весил он 47 килограммов, имея рост 1 метр 78 сантиметров.
— Я очень переживал, услышав такое заключение медицинской комиссии. Появилась даже мысль: для чего тогда жить? — рассказывает Виктор Никонорович. — Это сейчас некоторые призывники стараются "откосить". А тогда военная служба считалась делом чести для каждого юноши.
Хорошо, что в ту трудную минуту рядом оказался брат:
— А ты начни делать физзарядку, поставь перед собой цель, попробуй её достичь…
Виктор всерьёз начал заниматься собой: после работы вечером — сон, в два часа ночи — физзарядка, упражнения на разминку, затем ходьба с постепенным её ускорением… Утром — обливание из ковша холодной водой.
С помощью лекарственных трав, настой из которых готовила мать, удалось залечить и язву желудка. Уже через год он регулярно бегал на дистанцию в один километр, а через два года преодолел десятикилометровый рубеж. Это была победа над собой!
Ещё одна победа — сдал экзамены и стал студентом Всесоюзного заочного машиностроительного института. Впоследствии он успешно окончил заочную аспирантуру. Отслужил и в армии, в погранвойсках.
1970-е годы, как считает сам Виктор Семёнов, были тем периодом времени, когда он, работая ведущим инженером в лаборатории пáйки, начал делать в науке первые шаги.
Тогда началась новая эра в изготовлении паяно-сварных конструкций двигателей ЖРД, и развивалась новая теория пайки медно-стальных конструкций — таких, как камера сгорания, форсуночная головка, рабочее колесо турбины, газогенератор, теплообменники, лабиринты, сопловой аппарат, фильтры и другие. Но проектировщики не учли природу появления трещин при пайке и сварке конструкций. А институты от этой проблемы отошли, считая её решение невозможным. Что делать? Создавать новые материалы? Но время не ждёт. На кону — безопасность страны! И Семёнов отважился победить страшную "болезнь" — трещины. Он и Сагалович спроектировали установку для испытания образцов. Затем, получив одобрение главного инженера завода, собственноручно собирали по крохам нужные детали, создавали новые и в течение месяца при круглосуточной работе изготовили своё детище — установку, которая позволила решать основную проблему: оценку стойкости металлов к образованию трещин.
В 1976 году Виктор Семёнов защитил кандидатскую диссертацию на тему: "Исследования, разработка и внедрение технологии пайки форсуночной головки". Впоследствии он по собственной инициативе провёл в ряде передовых институтов страны разносторонние исследования, которые помогли установить причины появления трещин и найти оригинальные способы защиты от воздействия расплава припоя при пайке. Комплекс проведённых работ позволил Семёнову защитить докторскую диссертацию, а по механизму разрушения металлов при пайке получить диплом за научное открытие.
О трудностях, связанных с появлением трещин при пайке и подходах к изучению природы их раскрытия и роста, Виктор Никонорович рассказывал немало:
— Возникновение трещин в наружной оболочке соплового аппарата (СА) было для нас подобно грому среди ясного неба, — говорил Семёнов. — При пайке второго образца СА увидели аналогичную картину. Поверхность трещин так же, как и в первом, была облужена расплавом припоя. Это свидетельствовало о происхождении трещин в момент появления расплава припоя, то есть при температуре пайки. Какой выход? Менять припой либо металл? Но, увы! Припой апробирован при пайке медно-стальных конструкций многих поколений. А металл по своим показателям соответствовал техническим условиям. Что делать? Начал искать пути в повышении определённого иммунитета прочности сплава по отношению к припою…
Тут замечу: вопреки мнению Семёнова, было сделано приспособление с тугой посадкой по наружному контуру СА. Коллеги считали, что в СА при пайке возникла неравномерная деформация. И, принимая это во внимание, вынесли решение: данное приспособление ограничит деформацию и, соответственно, сразу же этот приём "благотворно" повлияет на предотвращение трещин. К сожалению, пайка в приспособлении не привела к желаемому результату. Чуда не произошло! Разрушение теперь представляло картину, состоящую из многоликих трещин, расположенных на торце в сплаве, свободном для визуального осмотра. Помимо этого, появилась головная боль при снятии приспособления — оно припаялось к нему припоем, нашедшим лазейку для проникновения через доступные сквозные трещины, появившиеся в сплаве при пайке. Сразу всплыл вопрос: как же оценить количественное и качественное наличие трещин и природу безжалостного разрушения высокопрочного сплава?
Попытки снятия приспособления с СА потерпели крах… А трещины в шлифах, вырезанных из СА, представляли картину тончайших нитей, разбросанных по всему сечению металла. При этом некоторые из них были расположены независимо друг от друга, а иные, их большинство, образовывали сложную пространственную структуру с запутанным и переплетённым характером расположения. Как быть дальше? Имелся в наличии ещё один комплект СА, но паять его, как считал Семёнов, было бессмысленно. Слишком дорогое удовольствие. Нужны были новые идеи, которые гарантировали бы СА от разрушения при пайке.
Семёнов уже давно вынашивал идею использования барьерного покрытия из никеля. Достоинство такого покрытия состоит в том, что оно предотвращает контакт расплава припоя со сплавом металла сопла. Однако порыв к воплощению идеи был остановлен тем, что посадочное место по внутреннему диаметру нужно увеличивать. В противном случае после нанесения никеля (толстослойного) становилась невозможной сборка с внутренней оболочкой. Тупик!
Вспоминает В.Г. Волков, работавший в ту пору старшим мастером цеха, где изготавливался сопловой аппарат: "Семёнов принял решение поставить деталь на станок и 0,2 мм под никель точить самостоятельно. В то время, когда эта беда случилась, завод работал в две смены — по 12 часов каждая. Ночь, крупное начальство отсутствует, а я, как старший мастер и начальник смены, разрешил ему точить деталь. Семёнов имел 4-й разряд токаря. Мысли его мне были понятны. В безопасности его работы на станке я был уверен. Тем более, он у меня был на виду, да и резцы для него приходилось поставлять часто. Сплав детали имел высокую твёрдость, резцы выходили из строя быстро… Семёнов выполнил свою работу. Идея его сработала. Сопловой аппарат был признан годным и направлен для использования в турбине двигателя".
А сколько в двигателе космического корабля узлов, агрегатов, деталей!.. И все они, по словам Виктора Семёнова, нуждаются со временем в модернизации и усовершенствовании. Поэтому нетрудно представить, какой труд вкладывали (и вкладывают) энергомашевцы в свои детища — ракетные двигатели. Их труд — подвиг! Подвиг в цехах, на стендах, в лабораториях и в кабинетах конструкторского бюро… Россия по праву гордится — наши двигатели к космическим кораблям до сих пор являются лучшими в мире! А наши американские партнёры и сегодня размещают свои заказы на "Энергомаше".
Вспоминая 1970-е—80-е годы, Виктор Никонорович прокомментировал их так:
— Мы, энергомашевцы, трудились не жалея себя. Весь завод: рабочие, инженеры, конструкторы, — представлял собой единый боевой коллектив. Для нас каждый корабль, улетающий в космос на нашем, энергомашевском двигателе, был лучшим праздником, и мы, как дети, радовались этому. Знали и понимали, что в успехах советской страны в покорении космоса есть и доля нашего труда, есть частички наших душ и сердец… Всеобщая радость энергомашевцев в те времена была искренней и естественной. Собираясь на территории завода и смотря в небо, мы обнимали друг друга и кричали дружно: "Знай наших! Знай наших!.."
Виктор Семёнов всегда шёл в ногу со временем. Не довольствовался тем, что защитил докторскую на основе результатов деятельности родного завода. Он ездил по другим предприятиям авиационной и космической отрасли, встречался с ведущими инженерами и конструкторами, а в выходные дни ездил в Библиотеку имени Ленина. Стал там активнейшим читателем, поднимал горы российской и зарубежной научной литературы. И ездил не зря!
В 1986 году, спустя более 10 лет после начала изготовления ЖРД РД-171, случилась трагедия… Комиссия ВПК забраковала 20 двигателей, подготовленных для запуска космических кораблей. Причина: трещины в паяно-сварной конструкции тора (тор — название изделия). Генеральный директор "Энергомаша" Станислав Петрович Богдановский, по рассказу очевидцев, в этот момент готов был выпрыгнуть из окна. Ещё бы! Срывалась годовая программа. Строгие выговоры, а то и увольнение, неминуемы… Потому что наряду с двигателями были забракованы 50 тонн стали, поставленной на завод для изготовления разных деталей, в том числе — и конструкции тора.
О том событии Виктор Семёнов рассказывает:
— По сути, вины энергомашевцев не было. Химический состав стали был утверждён "наверху". Нам поставляли сталь, и мы изготавливали из неё тор. И вдруг, в ходе расследования, обнаружили: содержание бора в стали составляет 0,05-0,06% при допустимых 0,035%. Отсюда и пошли трещины в конструкции тора…
Отступление для читателя: тор в диаметре — около метра, толщина двух стенок — порядка 20 мм, вес — почти 200 кг; данную конструкцию энергомашевцы между собой называют "бубликом".
— Новую партию стали, — продолжает Виктор Никонорович, — обещали поставить не ранее, чем через полгода. Но если бы и поставили, то на изготовление новых "бубликов" для двадцати двигателей потребовалось бы времени более семи месяцев. То есть годовая программа была бы сорвана… со всеми вытекающими отсюда последствиями… Словом, сидим со Станиславом Петровичем и смотрим друг на друга. Он: "Придумать что-то можно?". "Попытаюсь", — отвечаю ему. — Время нужно". Он: "Сколько?". "Хотя бы пару дней, — отвечаю. — Тянуть не буду".
Через два дня Семёнов вновь зашёл к Богдановскому в кабинет. Зашёл осунувшийся (не спал двоё суток). Положил лист бумаги на стол, стал показывать, как следует разрезать "бублик" на четыре части, в местах разрезов срезать бракованную сталь, а вместо неё приварить сталь из имеющейся годной… и соединить вновь "бублик", вмонтировать в двигатель.
Учёным-академикам из комиссии ВПК и Всесоюзного научно-исследовательского института авиационных материалов (ВИАМ) — разработчика этой стали, Виктор Семёнов представил более объёмистый научный труд (не листок бумаги!), с формулами и расчётами, и доказал состоятельность своей идеи. Его спросили: сколько времени потребуется на изготовление нового "бублика"? "Дней семь!" — ответил он. Потребовалось, однако, всего четверо суток. Четверо суток беспрерывной, круглосуточной работы, в ходе которой Семёнов практически не покидал территорию завода.
Вскоре после успешного выполнения работы Богдановский пригласил Семёнова к себе в кабинет и спросил:
— Сколько заплатить за идею и труды? Готов выписать премию на любую сумму.
— Нисколько! — ответил Виктор Никонорович. — Эту тему не хочу и рассматривать, Станислав Петрович.
Богдановский принял самостоятельное решение. Он знал, что Семёнов не возьмёт никакие деньги, а потому распорядился купить ему в качестве поощрения автомашину "Жигули".
В тот год "Энергомаш" выполнил годовую программу.
…Вспоминая сегодня те события, Виктора Никонорович говорит:
— Помогли тогда секреты из Библиотеки им. Ленина, но больше всех мне помог Дмитрий Иванович Менделеев… Что мы знаем о нём и его трудах? Иные выпускники школ и даже вузов знают лишь его "Периодическую систему химических элементов"… А между тем, Менделеев оставил нам в наследство более 25 томов своих важнейших трудов — таких, как "Растворы", "Геофизика и гидродинамика", "Газы", "Нефть", "Работы в области металлургии". И во всех работах столько важного для нынешних технологов и конструкторов — только читай! Менделеев и о науке говорил, что она, как всякий живой организм, представляет собой диалектическое единство сосредоточения и развития, статики и динамики. Наука рациональна в динамической своей части — в гипотезах, в выборе проблем, в методах поиска…
А ещё Виктор Никонорович называл имена великих физиков, их труды… И, казалось, его ни остановить, ни перебить нельзя — настолько он вжился душой и сердцем в химию, физику и вообще в науку. И становились понятными его категорические отказы от ежегодных отпусков, его порой круглосуточная работа на "Энергомаше", бессонные ночи за научными трудами в поиске истин — нужных не ему самому, а обществу…
В 2019 году в телеграмме за подписью ректора МГТУ им. Н.Э.Баумана академика РАН И.Б. Фёдорова говорилось: "Глубокоуважаемый Виктор Никонорович!.. От имени коллектива… и от меня лично примите самые искренние и тёплые поздравления… Вы внесли большой вклад в развитие отечественного двигателестроения для ракет, отдав более 50 лет своей инженерной и научной деятельности…"
Кстати, с именем академика Фёдорова в жизни Семёнова (академика без звания) связано примечательное… К 100-летию со дня рождения Андрея Николаевича Туполева бауманцы решили разместить его барельеф на фасаде главного корпуса — правее барельефа с изображением Сергея Павловича Королёва. Сделали проект и определили: барельеф следует выполнить из гранита и титана. Стали искать подрядчика. Но из приглашённых никто не брался за данную работу. У всех возникала загвоздка: как гранит соединить с титаном (то есть камень с металлом). А юбилейная дата Туполева поджимала по срокам. Фёдоров позвонил Семёнову, попросил срочно подъехать.
— Прямо сегодня? — спросил Виктор Никонорович. — Может, завтра? У меня завтра у вас плановая лекция…
— Лучше сегодня! — настаивал ректор.
Короче, Виктор Семёнов "полетел" в "Бауманку". Ознакомился с проектом. И за четыре дня работа была выполнена.
На открытие барельефа собрались преподаватели, студенты, подъехали многочисленные гости, в их числе — родственники А.Н. Туполева (по телевидению показали торжественный момент и автора работы). Потом, за праздничным столом в кабинете Фёдорова, узким кругом отмечали юбилей прославленного конструктора самолётов Ту… Рядом с собой ректор института усадил Виктора Семёнова. Не успели и "разогреться" — в кабинет вошёл Юрий Михайлович Лужков, попросил прощения за опоздание. Ректор предложил мэру Москвы место возлё Семёнова…
Праздник удался. Говорили за столом о многом. Беседуя с Юрием Михайловичем, Семёнов посвятил его в свой проект по утилизации бытового мусора и ликвидации в Подмосковье мусорных свалок. Мэр внимательно выслушал изобретателя, заключил неожиданно:
— Деньги есть. Но… уважаемый Виктор Никонорович, мне проще закупить мусоросжигающий завод за рубежом, чем строить…
— Почему? — недоумевал Семёнов.
— За свой завод надо отвечать… Вдруг что-то не заладится. А тут… все претензии — к поставщику.
Семёнов попытался возразить мэру, высказал ему в глаза, что нельзя уподобляться гайдаровским реформаторам, полагавшим всё нужное купить за границей, что по этой причине в стране редеют ряды рационализаторов и изобретателей, а российская наука погибает. Но убедить Лужкова не удалось.
Финал того праздника был таков: Фёдоров, оставшись с Семёновым наедине, спросил:
— Сколько должен за выполнение барельефа?
— Нисколько! — отвечал Виктор Никонорович. — Имя Туполева для меня более чем дорого. Денег не возьму!
Кстати, и от денежного вознаграждения за лекции, читаемые Семёновым на протяжении многих лет в "Бауманке" (и в других московских институтах), он отказывался категорически. Однако "умудряются" периодически отправлять деньги лектору на его почтовый адрес или на карточку. Семёнов, при получении тут же отправляет деньги… детям, по конкретным выбранным им адресам. И этой благотворительностью занимается очень давно.
Вскоре, после юбилея Туполева, Семёнову позвонили из института и сообщили, что Фёдоров принял решение выпустить книгу с научными трудами Виктора Семёнова, которые он подарил бауманцам в предыдущие годы. Та книга стала в институте учебником, которым до сих пор пользуются преподаватели и студенты.
В лихие и суровые 90-е Семёнов не вылезал из производственных цехов завода, знал по имени практически каждого из работников и делал всё, что было в его силах, для того, чтобы людям работалось с лёгкой душой, верой в способность предприятия выжить и в его будущее.
Да и как было можно обойти вниманием рабочего человека, когда Виктор Никонорович пригласил работать на завод не одного, а десятки людей! В том числе — своих братьев, сестёр и многочисленных племянников. Сегодня Виктор Никонорович с гордостью подмечает, что общий стаж работы его семьи на родном предприятии составляет более 300 лет.
Однако основной заботой для Семёнова в "лихие девяностые" была зарплата для работников завода, поскольку государство от этого вопроса тогда самоустранилось. А Семёнова уже знал весь мир. Знали его научные достижения и открытия, неоднократно приглашали в США, в Китай и в другие страны мира. И Семёнов был вынужден ездить по зарубежью — прежде всего потому, что жизнь родного завода была на грани смерти, нечем платить зарплату энергомашевцам.
Об одной из командировок в США он рассказывал с улыбкой:
— Был в Америке всего две недели. Привёз нужные по контракту бумаги, показал патенты, провёл конференцию… Поработал напряжённо. Особое удовлетворение получил после того, как они показали мне платёжный документ с перечислением на расчётный счёт завода 11 миллионов долларов…
Большие денежные вознаграждения (не себе в карман, а на счёт завода) Семёнов получал и в других командировках.
В этой связи возникает вопрос: догонят ли нас американцы в производстве двигателей для космических кораблей. Да, сегодня США закупают двигатели "Энергомаша", потому и санкций на завод нет. А что будет завтра?
На такой вопрос Семёнов отвечает так:
— Чтобы нас догнать, Америке потребуются десятилетия. Мы ведь не стоим на месте. В космической отрасли Россия никогда не сдаст свои позиции.
Генерал Б.А. Лящук, бывший председатель госкомиссии на "Энергомаше", писал в СМИ: "Благодаря В.Н.Семёнову и его коллегам удалось обеспечить надёжность работы двигателя и избежать многомиллионных убытков, грозивших нашему государству в случае повторения аварий при запуске ракет "Зенит".
Бесспорная важность работ В.Н. Семёнова, как с чисто теоретической, так и прикладной точки зрения, проявилась в качественном изготовлении многих поколений ЖРД, в том числе таких, как РД-180 и РД-191 ("Ангара" лёгкого, среднего и тяжёлого классов). Значимым в их создании была интеграция науки с производством".
Да, учёный учёному — рознь. Есть среди них те, кто ограничивается защитой диссертаций, чтобы занять руководящее кресло. Есть те, кто занимаются фундаментальной наукой, которая работает "за горизонтом", а её результаты могут оказаться востребованными, в лучшем случае, лет через пятьдесят. А есть и те (к их числу относится Виктор Никонорович Семёнов), кто занят прикладной наукой с горизонтом 5-10 лет. Та самая "прикладная" наука, разгромленная в 1990-е годы и требующая крупных высокотехнологичных предприятий, которая даёт более быстрый и весьма ощутимый экономический эффект. Если суммировать результаты научно-изобретательской деятельности Семёнова только на "Энергомаше", то они, по мнению специалистов, составляют сотни миллионов рублей. Можно посчитать и экономический эффект от вклада Семёнова в человеческий капитал — более 20 лет он читает лекции не только студентам, но и профессорско-преподавательскому составу в престижных московских вузах, плюс им написана масса научных работ, используемая в учебных заведениях страны. А ко всему этому следует добавить: деятельность Семёнова на "Энергомаше" была связана с государственными задачами — космическими и ядерными проектами.
Семёнов и ныне трудится каждый день. Только, кроме забот и хлопот на родном предприятии, дел ему ещё прибавилось. Он участвует в объёмных и перспективных программах "Роскосмоса", который множеством нитей связан со многими научными институтами и лабораториями, а также с промышленными предприятиями. Он нужен космической отрасли, он востребован российской наукой. И хотя близкие Виктору Никоноровичу люди, в первую очередь — жена, иногда упрекают его, что, мол, пора бы поумерить рабочий пыл и больше внимания уделять семье, — в ответ Семёнов одаряет всех щедрой улыбкой и говорит одно слово: "Подумаем!.."
Однако его главные думы прежние: успеть придумать и воплотить в жизнь всё новые и новые идеи… А всё остальное, по его словам, — второстепенно.
После ухода с "Энергомаша" Семёнову предложили поработать в Государственном инжиниринговом Центре по технологическому перевооружению промышленных предприятий РФ, а с августа 2013-го — заместителем генерального директора по науке и руководителем Института машиностроительных компетенций. И на этих новых должностях он также успешно себя проявил.
Так, например, Виктор Никонорович внёс свою лепту в укрепление оборонной мощи государства. В частности, подал пять заявок на изобретения по оружейной тематике: применительно к ружейному стволу, ствольной коробке, системе отдачи, для повышения кучности при стрельбе из боевого оружия. Для повышения износостойкости магазина боевого оружия против истирания применил высокопрочное покрытие. Разработанный им режим термообработки позволяет обеспечить как прочное сцепление их между собой, так и очень твёрдое покрытие поверх материала магазина.
Получил он в тот период ещё два патента. Один из них — на броню для бронежилета, а другой — на линию по изготовлению инструмента для обработки сталей и сплавов, в том числе высокотвёрдых и высокопрочных (экономический эффект данного изобретения, по мнению специалистов, должен составлять сотни миллионов рублей!).
Словом, дерзает Семёнов. Обо всех его свершениях — не рассказать.
Справка: Виктор Никонорович Семёнов — Заслуженный деятель науки и техники РФ, доктор технических наук, профессор, лауреат двух Государственных премий, заслуженный металлург РФ, президентский стипендиат в области науки, лауреат премии им. академика В.П. Глушко, лауреат более чем десяти других премий, в том числе — губернаторской "Наше Подмосковье". Почётный гражданин городского округа Химки.
