На открытии документальной программы этого года традиционно говорили о том, что выбор фильмов для подобного смотра является отражением определённых тенденций в мировой документалистике, и, как справедливо подметили организаторы, юбилейная подборка получилась невесёлая.
С одной стороны, тенденции в документальном кино последних пяти лет не особенно меняются. Принципиальных изменений подхода к форме, за редким исключением, не наблюдается. Улучшается только качество цифрового изображения (не путать с качеством съёмки). Человеческие истории вне контекста социальных и политических проблем тоже практически не выходят «в фавориты» крупнейших фестивалей. Социальная проблематика с, зачастую, очень слабой «образной составляющей» остаётся «в топе».
Интерес к документальному кино при таком раскладе подогревается выбором темы и героя в той «социальной ячейке», до которой тяжелее всего добраться. Если мы не увидим ничего нового в отношении кино, то, может быть, документалист покажет нам то, чего мы просто в принципе никогда не сможем увидеть.
С другой стороны, и, видимо, в этом заключается общий осадок от просмотра программы, сама социально-политическая ситуация обостряется. И это сказывается в «отрицательную» сторону: как на общем оптимизме авторов, так и на пресловутом дидактическом пафосе социального кино — в сторону его благополучного снижения (если говорить о лучших образцах программы). Едва заметным становится изменение оптики, при помощи которой в массе своей принято на эту проблематику смотреть и выводы, которые принято делать.
Но главная тенденция последних пяти лет — увеличение числа зрителей у документального кино, становится уже физически ощутимой (когда безуспешно пытаешься найти свободное место в зале). Тезис «документальное кино интереснее, чем игровое», повторяемый, как мантра, в течение последних лет, приносит свои зримые плоды и, одновременно, совпадает с нон-фикшн-трендом в книжной индустрии. Это показал и немного разминувшийся с ММКФ (из-за его переноса на весну) фестиваль «Докер», успешно собравший несколько полных залов «Октября» и показавший очень сильную программу, самую сильную за историю своего существования.
Теперь о самой «невесёлой» программе фестиваля… Которая, как водится, состоит из двух частей. «Свободная мысль» — по-своему эксклюзивная подборка победителей лучших мировых документальных фестивалей. И конкурс, до которого обычно «доползают» с премьерными показами те, кого не взяли в основную программу всё те же документальные фестивали.
Этот год интересен тем, что хочется больше поговорить о победителях конкурса, чем о всей «Свободной мысли» в целом. Особенно в русле разговора о тенденциях к пессимизму (хотя вопрос о «премьерности» фильмов этого года остаётся открытым, оба победителя были на «Сандэнсе», и оба взяли призы). Победителем документальной программы стал фильм «Чистильщики» молодых немецких режиссёров Ганса Блока и Морица Ризевика. А приз зрительских симпатий получил «Генезис 2.0», снятый швейцарским режиссером Кристианом Фраем в ко-продукции со студентом ВГИКа Максимом Арбугаевым, и, по сути, представлявший Россию в конкурсной программе.
Приз зрительских симпатий «Генезис» получил вполне ожидаемо. Это был самый массовый документальный показ на ММКФ: мест не было ни в самом зале, ни на ступенях. Посмотреть пришли многие «игровики» во главе с президентом фестиваля. И фильм, очевидно, оправдал ожидания.
В центре повествования — попытка осуществления давней мечты генетиков о клонировании мамонта, точнее, наиболее успешная из последних попыток. Вплотную подошедшая к реализации замысла. И это тот случай, когда без ко-продукции с Россией не было бы фильма, его незачем было бы снимать. Правда, справедливости ради стоит заметить, что и без швейцарцев фильм превратился бы в очередное «крепкое кино» из жизни народов Севера. Швейцарский режиссер, прочитав последние исследования Джорджа Чёрча, уже создающего новые виды животных с помощью новейших разработок в генетике, сам вышел на Максима Арбугаева и его сестру, снимавших охотников за бивнями мамонта на Новосибирских островах.
По большому счёту, фильм делится ровно на две цивилизационных модели, которые причудливым образом пересекаются между собой. Один мир — мир новейших технологий, создания новых видов, огромных центров по сбору геномов всего живого и коммерческих компаний по клонированию домашних животных. А второй мир — холодные Новосибирские острова, отрезанные от мира, куда каждый год приезжают охотники за бивнями в надежде найти «идеальный», чтобы продать его за большие деньги и больше ни в чём не нуждаться. В этой части фильма до сих пор бытуют якутские легенды, эпосы, предупреждающие самоуверенного человека от вмешательства в естественный ход вещей, а система ценностей завязана на мираже внезапного и непомерного богатства.
Связующим звеном между ними становится директор якутского Музея мамонта, который отправляется на острова в научную экспедицию и находит первую в истории кровоточащую тушу допотопного зверя. А затем зритель видит «всемирную одиссею» якутов — от США через Корею до Китая и знакомство с крупнейшими специалистами по клонированию в надежде найти в этой туше «живую клетку».
Оба мира монтируются параллельно. Пока идёт одиссея Семёна Григорьева на мытарствах мировой генетики, охотники на арктических островах в грязи и холоде ищут свой идеальный бивень. Первозданная природа, бивни мамонта, разбросанные по островам, как грибы после дождя, люди мифического сознания, задабривающие духов при каждом выкопанном трофее, доставать которые считается дурной приметой.
Почти статичная, застывшая пустынная древность и стремительно меняющийся мир с огромным количеством людей, поставленные рядом, оставляют стойкое ощущение устойчивости одного и шаткости другого. Древность монументальна и непостижима, а цивилизация дезориентирована и разогнана до потери равновесия. Несмотря на то, что авторы и зрители вместе с героями надеются, что живую клетку всё-таки найдут и зверь оживёт, — маячащий впереди этический вопрос о клонировании человека и использования геномов в интересах глобального бизнеса (хороший эпизод с китайцами, которым, очевидно, нет разницы, чьи копии изготовлять), заставляет зрителя периодически содрогаться.
Мечта о клонировании мамонта пока остаётся мечтой; живую клетку, которую искали во всех лабораториях, так и не нашли. Но создатели прогнозируют, что это дело ближайшего будущего, которого уже можно буквально коснуться рукой. Только в «сухом остатке» от фильма — почему-то ощутимое желание остановить протянутую руку на полпути.
Главная тема фильма-победителя («Чистильщиков») — цензура в интернете. Более тенденциозную тему представить себе сложно. Настолько, что его категорически не хотелось смотреть (показ был через пару дней после не сильно удачной попытки запуска бумажных самолётиков). Нетрудно было и спрогнозировать его победу. Тем не менее, общее впечатление от кино, вопреки ожиданиям, имеет с этими самолётиками мало общего (не знаю, совпадаем ли мы в такой оценке с теми, кто отдал ему главный приз).
«Большое» техничное документальное кино, с подробным выслушиванием каждой из сторон, хотя и приправленное неким свободолюбивым пафосом. Главные герои фильма — так называемые модераторы интернет-контента, нанимаемые крупными компаниями в странах третьего мира, чтобы удалять из сети те файлы, которые определяются сетевыми фильтрами как опасные или нежелательные. Каждый из них просматривает около 25 тыс. изображений (или видео) в день; и либо удаляет его из сети, либо пропускает дальше. Максимальное время на размышление — около 10 секунд. То есть перед глазами каждого из героев в день мелькает несколько тысяч кадров: в том числе детская порнография, казни, расчленённые трупы, прямые эфиры «суицидников» (которые не являются нежелательным контентом, пока суицид, собственно, не произошёл) и так далее и так далее.
То есть одна сторона вопроса — это проблемы героев, работа которых заключается в ежедневном просмотре «расчленёнки» и порнографии, что соответствующим образом сказывается на них самих. Естественно, случаи суицида самих модераторов после очередной рабочей смены не исключены и являются побочным эффектом такой новой профессиональной деятельности в условиях «дивного нового мира».
Также мы видим комментарии экспертов по вопросу цензуры в интернете. В частности, бывших и нынешних «специалистов по этике» «Гугла», «Твиттера», «Фейсбука». И нескольких художников и активистов, которых эта цензура коснулась своей абсурдной стороной. В частности, активистов, фиксирующих все документальные подтверждения бомбардировок в Сирии, которые сеть определяет как «содержащие насилие».
Однозначного ответа на вопрос, что делать с безопасностью сетей, чтобы оборотная сторона цензуры не проявлялась, естественно не даётся. «Гугл» и «Фейсбук» мечтают о неких более совершенных «фильтрах», которые будут определять контекст высказывания или документа. Но, по сути, главный вывод фильма выдаёт один из бывших «специалистов по этике». Он говорит сакраментальную фразу, которая у любого человека, интересующегося этой проблемой на протяжении многих лет и не вовлечённого ни в чьи финансовые интересы, уже отпечатана на подкорке сознания: «Техника сама по себе не нейтральна». То есть технике нужно было стать настолько всеобъемлющей, чтобы к двадцатым годам ХХI века этот тезис, высказанный по двести раз уже с конца Первой мировой войны, стал звучать на более-менее массовую аудиторию. А образ «всемирной паутины», из которой невозможно выбраться, потому что на ней уже держится невообразимое количество производств и рабочих мест в изменённом мире, лишает любого «технического оптимизма». Все они вынуждены работать на единственный этический закон сети. Каждый акт в ней призван привлекать к себе внимание. А привлекать внимание мы будем, в частности, всем тем, что будет вызывать «резонанс». Соответственно каждому из участников процесса становятся близки проблемы модераторов: пропустить ли в сеть что-то, привлекающее внимание…
Это особенно наглядно в свете недавних трагедий, когда слышишь опасения от людей, освещавших пожар в «Зимней вишне», что именно за это они будут гореть в аду как люди, лишний раз «ретранслирующие» голоса умирающих детей, в частности ради лайков и просмотров конкретно «твоего» СМИ. А на фоне всего этого — улыбающийся Цукерберг, с непробиваемым оптимизмом внушающий, что «сети призваны объединять людей».
Проблема того, что техника не нейтральна, собственно, в том, что даже при постоянной повторяемости этого тезиса, прогресс не получится запустить в обратную сторону. Остается только помнить, что «с каждым “кликом” мир меняется».
Комментарий к программе «Свободная мысль» этого года уместился бы в один абзац, если бы не финальный аккорд. Сербская «Другая сторона всего» — об активистке движения «Отпор», которое тоже оставляет ощущение дезориентации от бесконечной борьбы «за свободу», кончающейся только сменой власти. Российскому зрителю, правда, кадры хроники покажутся до боли знакомыми; такое ощущение, что постсоветская «матрица» в России и Сербии (и не только в них) дублируется один в один, хроника Москвы и Белграда местами идентична. Одни братья Альмодовары («Молчание других») по-прежнему борются с «франкистской диктатурой», видимо, не теряя оптимизма в собственной борьбе за свободу (социальное кино снятое по принципу антагонистичности «злых диктаторов» и «хороших оппозиционеров» начинает уже вызывать аллергию, несмотря на искреннюю расположенность к некоторым из героев). Непонятно как попавшие в программу «Искусство владения ножом» и «Все за одного», больше напоминающие бравые телерепортажи, по принципу метража поставленные в один блок с хорошей «Оперой о Польше» — правда, оставляющей впечатление уже виденного кино… Слабые «Прекрасные лузеры» (в форме интервью, перемежающихся съёмкой велопробегов), «цепляющие» интересной темой никогда не побеждающих спортсменов… Порадовали только «Томас Рид», внезапно побеждающий в одинокой битве с компанией «Интел» за свое родовое имение (с отличной, контрастной к общему ритму концовкой) и «Ни судья, ни подсудимая» — страшно смешной документальный детектив с прекрасной героиней, этакой реальной мисс марпл.
В общем, всё было бы совсем «невесело», если бы не «Об отцах и сыновьях». Показ был в десять вечера на шестой день фестиваля, а из зала ушли только пара человек и то, скорее всего, потому, что им нужно было торопиться домой.
Стоило ожидать, что найдутся люди, которые захотят и смогут снять кино внутри «Аль-Каиды», просто наблюдение за героями, которые доверяют режиссёру. Без дотошных «комментариев экспертов», претенциозных закадровых текстов и всего такого. И вот. Два часа наблюдения за семьёй, в которой воспитываются будущие бойцы «Джебхат ан-Нусры» от нуля до двенадцати лет, говорят сами за себя. Полное ощущение зазеркалья. Некогда мирная земля выжжена до основания, и ты вроде бы смотришь на обычный быт ортодоксальной семьи, воспитание детей в соответствии с заветами предков, видишь отблески искренней любви между отцом и его четырьмя сыновьями, детские игры, только всё это вывернуто наизнанку. Чёткий образ «осколка в глазу», который обращает фундаментальные ценности Бога, взаимоотношений мужчины и женщины, любви к ближнему, любви к животным в нечто совершенно и безвозвратно искажённое. Через любовь между отцами и сыновьями, через каждое слово сквозит Смерть, а всё воспитание направлено на взращивание ненависти, день за днём накрепко отпечатывающееся в сознании улыбающихся детей. В начале ленты есть говорящий эпизод, где сыновья приносят отцу пойманного воробья, а затем с радостью сообщают, что они его зарезали, «как он зарезал того мужчину», и все вместе смеются.
А быт военного лагеря, в котором воспитываются будущие воины джихада, оставляет мало надежд на то, что им можно противопоставить гуманистическую идею (точнее, не оставляет надежд совсем). В конце фильма герой-отец говорит на камеру слова пророка о третьей мировой войне и будущем Армагеддоне. Достойное завершение, которое дорисовывает жирный крест на «техническом оптимизме» и косвенно обещает, что на программах будущих лет в зрелищах недостатка не будет.
На фото: кадр из фильма «Генезис 2.0»
