Дело было на ВДНХ. Когда? Не помню. Давеча. Не знаю, как сейчас называется это место демонстрации выдающихся свиноматок и прочих достижений социалистического хозяйства. Ведь теперь оно у нас капиталистическое, буржуйское, значит, антинародное. Но мне нравится старинная уже аббревиатура, звучавшая поэтически: Вэдээнха. Помню, как жена просила, когда от Курил до Балтики не было ни в одном магазине её любимой гречки: «Не достал? Так иди ты, муженёк, на Вэдээнху…». Там (для приманки посетителей) в магазинчиках и лавках «всё было и почти бесплатно», как пишет известный нам блогер-фантаст Масловский.
Итак, ВДНХ сегодня. Веду репортаж из павильона «Овощи развитого капитализма». С утра весь народ, заглянувший сюда, толпится, переговариваясь, в основном, восклицательными знаками, возле ограждения, за которым помещена…, язык не поворачивается сказать, Тыква, даже уважительно с «большой буквы». Ибо всем тыквам тыква. Краном ставили на почётное место. На табличке крупным шрифтом: Рекордный овощ из ОАО «Ордена Ленина Швейцарский банк им. Совхоза Памяти Ильича» (Брежнева Леонида). Выращен к 100-летию начала Великой Октябрьской Социалистической революции и 26-летию её великого окончания.
Ниже – вес и размеры чудо-овоща. И цифры впечатляют.
Превосходные эпитеты в честь рекордистки так и сыплются с языков глазеющей публики. Хвала звучит слаженно, как хор, исполняющий «Славься» Михаила Глинки.
В толпе выделяются двое. Они основательно потёрты летами, но бодрятся верностью ленинским идеалам, которые они дисциплинированно предали, как велела своим послушно голосующим членам родная коммунистическая партия в конце перестройки. Один из них, в пиджачной паре «от Ширпотребсачи», модной в Пятилетку качества, но подобранной с тем особым оттенком вкуса, который выдаёт с головой дипломированного пролетария, закалённого бедняцкой жизнью совслужащего, чья жизнь прошла в выращивании томатов на подоконнике и картофеля под окном, вместо роз. Так выглядят дожившие до наших дней, рано повзрослевшие от ненависти к Хрущову токари-историки. В глазах его томится вековая скорбь по дедушке, которого задолго до рожденеия внука увели из избы чоновцы, а потом вернулись с дедушкиными лаптями, сказав, что того расстреляли колчаковцы, портки и рубаху деда снял граф, чтобы танцевать на балу. С тех пор наследники славною смертью почившего до коллективизации крестьянина мысленно грызут белые кости...
По некоторым другим признакам звали сего посетителя ВДНХ Фёдор Иванов. Второй из этой пары, откликавшийся на редкое имя Гений, по фамилии Буеволов, был в армейских обносках со следами то ли генеральских, то ли прапорщицких погон, сразу не определишь. Судя по поведению, по путанице в речи, Гений пребывал, мягко говоря, «не совсем в себе». Позже я узнал, что Буеволов, на вопрос, в какой стране он родился, отвечал: в Социализмии; что он требовал на митингах в защиту Анжелы Дэвис запретить все песни, кроме «Интернационала», и что его списали из армии за угрозы подчинённым «достать их с того света». По этой фразе военврачи заключили, что Буеволов готовится к суициду, его надо держать подальше от оружия. Выйдя из медпункта в/ч №????? на пенсию, отставник обещал в случае избрания его Гениальным Вождём страны, попавшей нечаянно по пути коммунизма в капитализм, возродить массовые расстрелы, решением троек, всех несогласных с его линией на счастье народное. И подозреваемых заодно для перевыполнения социалистических планов построения полигонов.
Да, много любопытного впоследствии я узнал об этой паре единомышленников. Но пока что на моих глазах они пуще всех, громче всех, т.с., на публику, расхваливали тыкву-рекордистку:
- Глянь, Федь, ну разве такую красавицу, такую ядрёную, в соках, бабенцию (пальчики оближешь!) мог бы вырастить фермер, частник, мать их так перетак!?
- Куда им, буржуям недобитым, товарищ к’мандир, - глотая от волнения начальный слог «ко», подхватил Иванов. – такую тыкву без классового подхода, без направляющего совета мудрой партии не вырастить. Сам видишь – совхоз Памяти Ильича. Слово-то какое – совхоз! Аж слезу вышибает.
- Ты прав, Федь, наших людей изделие. Есть ещё советская власть в душах. Сейчас бы проснуться в СССР, а там – каждому по такой тыкве, ешь – не хочу, целый год. Ни чё больше не надо.
- Да, красавица, - согласился Иванов. - Целый век бы смотрел, глаз не спускал. Живое золото! И звучит будто золотой колокол. Поэзия! Думаю, и содержимое под стать. Слов нет.
Публичный диалог единомышленников, с тонким пониманием прекрасного и причин явления красоты и пользы, прервал прибежавший в волнении служащий. В руках его была новая табличка. Ею он заменил пояснение к тыкве, выставленное ранее.
- Простите, товарищи, господа, месье, мадам, произошла ошибочка. В конторе перепутали. Эту тыкву вырастил на своей даче один писатель, большой любитель ядрёной флоры. Вот, читайте.
Первым к новой табличке подошёл Фёдор Иванов.
-Хм, писатель… Внук поручика? Беляк, значит? Не его ли дед расстрелял моего деда? Голубая кровь, понятно, лаптями крестьянина, потомственного бедняка, кормильца народа,побрезговал… То-то я гляжу, этот гнилой, вонючий, накаченный водой овощ какой-то диметилхлорвиниловый (прим. автора: здесь и далее диалог классовых дружков построен близко к подлинникам по постам блогеров, которые послужили образами Фёдора Иванова и Гения Буеволова). Нет, - продолжал Иванов, - не запала мне в душу эта тыква, выпала на входе. И из памяти – вон! Подумаешь, вырастил! Хамелеон! Под наших косит, а ведь ненавидит нас всеми фибрами души.
От этих слов друга-единомышленника Гений Буеволов дёрнулся, как пациент жёлтого дома при введении ему перцовой клизмы.
- Белый, говоришь, белобандит? То-то же и мне показался подвох. Эта тыква – убожество, это предательство погибших за советские тыквы мичуринцев! Ишь, за огородик свой взялся, писака белая, когда Россия и ее народ поставлены на край пропасти, когда в стране засилье ворья… И такие свиньи пытаются соблазнить народ буржуйскими тыквами? Устроить нормальный Гулаг! Пусть на Колыме враги народа выращивают свои поганые, как эта, тыквы. Это я говорю, как бегавший всю жизнь на верную смерть за свою Советскую Родину. Да я их, негодяев, предателей, и с того света достану!
Последние слова вошедшего в припадок безумия Гения озадачили Иванова. Он взял исполнителя «пляски святого Витта» под руку.
- Успокойся, товарищ старший прапорщик… извини, товарищ главный генерал. Тебе нельзя, с падучей, знаешь, не шутят. Пойдём-ка по пивку. Чёрт с ним, с этим колчаковцем. Мой дедушка на том свете отомстит.
… «И пошли они солнцем палимы, повторяя…».
Но я уже не слышал. Я заспешил к компу записать этот репортаж.
Вот он, читайте.
