Снова всколыхнулись разговоры о бедности, и мне захотелось рассказать об одной случайной встрече, словно специально приуроченной к этой теме.
У меня была намечена встреча в кафе, в московском спальном районе. Не новом, новым он был полвека назад, когда застраивался пятиэтажками. Пятиэтажки пока сохранились: место не козырное, потому дорого квартиры не продашь, а недорого – чего возиться? Когда-нибудь потом… Вот и сохранились пятиэтажки, многие даже и отремонтированы. Промежутки межу домами обильно заросли зеленью, вид почти деревенский.
Только села за стол, как позвонили и со всемыслимыми извинениями и реверансами сказали, что встреча откладывается на час.
Ну как употребишь час? Сидеть в кафе и читать книжку, скаченную в телефон? Я решила прогуляться, благо погода весёленькая, солнечная, намекающая на скорую весну. Пройдя сотню метров, наткнулась на магазин «Красная икра»: таких сейчас развелось немало. В мини-лавочке посетителей была всего трое: мужик, купивший здоровую бадью красной икры, я, праздношатающаяся, и худенькая старушка в белом беретике на абсолютно седых волосах и в модном, совсем не старушечьем светло-зелёном пуховике. Старушка купила полкило красной икры и немного красной рыбы. Расплачивалась наличкой, вынимая деньги из белой маленькой сумочки, висевшей у неё наискось через плечо. На ногах у пенсионерки были белые сапожки-дутики, не новые, но исправные. «Сейчас она вытащит белые перчатки», - подумала я. Так и случилось: перчатки были недорогие, вязаные, но при этом ярко-белые, чистейшие. На каждой вышито по цветочку с перламутровой белой пуговкой посредине.
Я вышла из магазина вслед пенсионерке. Спустившись с лестницы из трёх ступенек, старушка слегка поскользнулась, я поддержала её под руку – и она заговорила:
- Вы, вероятно, думаете: вот богатая старуха - икру покупает.
- По правде сказать, я так и подумала, - призналась я.
- А вот и нет! – засмеялась старушка. – Я именно и есть то, что называют нищей пенсионеркой. Живу в однушке в пятиэтажке на пенсию в 14 тыс. рублей. А икру мы покупаем вскладчину с девчонками. Ну, девчонки, сами понимаете, моего возраста, мы дружим Бог весть сколько лет. Ну, собираемся иногда, отмечаем что-нибудь.
- День рождения?
- Вот этого нет, особенно в последнее время. Года наши такие, что юбилеям радоваться не приходится. Что-нибудь весёлое отмечаем: Масленицу, например. День учителя как-то праздновали: среди нас три бывших учительницы. Я географию преподавала, они – в начальной школе. Сбрасываемся, покупаем что-нибудь вкусное, одна из нас мастерица печь – и празднуем.
- Учителя на пенсии часто репетиторством занимаются… - Мне было очень любопытно вызнать секрет благосостояния на 14 тыс.
- Да, бывает, но я этим не занимаюсь: география редко кому нужна. Зато я веду кружок вышивания. При ЖЭКе, по-старому выражаясь. Я, скажу без бахвальства, хорошо вышиваю, в разных техниках. Пока, слава Богу, глаза позволяют. Времени много – вот я целые картины и делаю. И нитки мне кружковцы приносят. А пяльцы у меня с незапамятных времён остались – так что, можно сказать, бесплатное хобби. Одну картину у меня купили даже.
В этом оказался секрет старушкиной элегантности. Кружок бесплатный, но по нынешним временам неловко как-то пользоваться чем-то бесплатным, потому что везде говорят, что всякое образование и занятия с детьми у нас платные и очень дорогие. Вот и тащат мамы руководительнице кружка свою вышедшую из употребления одежду: размер у неё, как я определила на взгляд, 44-46 – самый молодёжный размер. А одежды у современных молодых женщин – на троих хватит. Иной раз наденет разок – и разочаруется, ну и отдаёт. В подмосковном посёлке, где я живу, на церкви висит объявление: женскую одежду не принимаем. Слишком её много, надо понимать. Ну и общий элегантный вид старушки тоже понятен: раз вышивает, да ещё целые картины – значит есть художественный вкус.
- Так что покупаю я – ну, разве исподнее. Остальное – приносят! – старушка опять весело рассмеялась. Она вообще охотно смеётся, отчего её лицо, не ведающее ботокса и гиалуроновой кислоты, покрывается сеткой мелких морщинок, особенно заметных на солнце. Морщинки её не портят: она ведь не пытается играть роль молодой, как это принято в социально продвинутых кругах.
Мы прогулялись, я проводила её до дома, и она легко и охотно рассказала мне практически всё про свою жизнь. В этом было что-то давнее, советское, патриархальное: теперь-то люди непрерывно шифруются, таятся, что-то прячут и скрывают – эдакие бытовые Штирлицы.
Клавдии Петровне 73 года. Всю взрослую жизнь прожила и проработала в школе в том самом районе. Муж, умерший несколько лет назад, работал там же, на заводе, ныне снесённом. Когда-то жили в трёхкомнатной квартире, но потом её продали, купили себе однушку, а денежную разницу отдали сыну, который тогда как раз покупал себе квартиру. Была дача от завода – шесть соток с хибаркой. Когда муж умер – продала.
- Дёшево продала, - вздыхает Клавдия Петровна украдкой, - Кому сейчас нужны шесть соток с хибаркой? Теперь норовят большой участок, шикарный особняк, да поближе к Москве. Знаете такие?
Я знаю, но неопределённо молчу.
- А потом мне повезло, - продолжает К.П. - меня, можно сказать, наняли летней нянькой к ребёнку, который родился у моих покупателей – представляете? Теперь, уж несколько лет, я живу летом на своей бывшей даче, которую, к тому же и отремонтировали, а мне ещё кое-что платят. Да к тому же летом я не трачу ни копейки. Девчонка уже в школу идёт в этом году, прекрасная девчонка, мы с ней и гуляем, и занимаемся, можно прямо во второй класс отдавать. Так что проблема летнего отдыха у меня решена. Там в нашем дачном посёлке живут чудесные люди, многие меня знают ещё по прошлым временам, а потому если что – порекомендуют. - Она опять засмеялась.
- А сын вам помогает? – поинтересовалась я. Клавдия Петровна как-то мгновенно запнулась, словно вспомнив о неприятном.
- У сына своя жизнь: жена, дочка – моя внучка… Я эту жизнь не очень-то понимаю. Вот внучка приезжала, подарила свой старый ноутбук, но мне он не особо нужен.
- Не пользуетесь интернетом? – поинтересовалась я.
- Очень даже пользуюсь! – снова заулыбалась К.П. – Хожу практически каждый день в нашу районную библиотеку. Вы, если не бывали в последнее время в библиотеках, даже не представляете, как там всё замечательно изменилось. Книги новые, свежие, толстые журналы – всё что душе угодно. И свободный доступ в интернет, большой экран – сиди не хочу. Я, отставной географ, люблю иной раз посмотреть что-нибудь познавательное: про страны, народы, путешествия. Иной раз решаю так: на этой неделе изучаю такой-то регион. Ведь столько изменений произошло повсюду c тех пор, как я училась и учила.
- А в реале вы не путешествуете? – задала я бестактный, скорее всего, вопрос.
- Прошлой весной мои девчонки втянули меня в паломническую поездку в Дивеево, по святым местам. Очень утомительно, целый день в автобусе, да ещё всё это, извините, мракобесие… Я всё-таки воспитана по-советски, ничего не попишешь. В общем, не понравилось. В хорошем фильме, по-моему, больше увидишь, чем в натуре.
Когда-то в юности мечтала побывать в разных экзотических местах, даже поступала в Институт восточных языков при МГУ, сейчас-то он как-то по-другому называется, но провалилась. Там экзамены были в июле, а в августе поступила в пед на географию. Так и преподавала всю жизнь географию, а в экзотических странах не побывала. Сын с невесткой ездят иногда и за границу, но мне это и не по средствам, и, наверное, не по силам.
- Интересная у вас жизнь! – похвалила я совершенно искренне.
- В общем, вполне благополучная, - подхватила К.П.
- А пенсии хватает? – всё-таки задала я вопрос, который вертелся у меня на языке, но я стеснялась задать.
- Хватает! – уверенно ответила К.П. – Смотрите: на еду мне надо по 200 руб. в день. Абсолютно достаточно. Молоко, крупы, бульончик из куриного крылышка с вермишелью, салатик какой-нибудь – много ли старухе надо? Старикам надо меньше есть, тогда и здоровья больше будет. Варю себе в кастрюлечке, в которой когда-то сыну кашку варила, когда он был младенцем. Смешно даже. Как говорится, старый да малый. Вот вам шесть тысяч на еду, квартплата минимальная, остальное – на разгул, - она опять засмеялась.
- Ну а лекарства? – нахально приставала я.
- А я их не покупаю, - просто, безо всякого вызова, ответила К.П. И по врачам не хожу. Ведь в это только втянись – и пиши пропало. Придёт время – помру; слава Богу, пожила. Впрочем, вру. В прошлом году меня вдруг вызвали на диспансеризацию. Ну, анализы взяли, что-то ещё. Давление, - сказали, – по возрасту, а цифры я не помню. Наверное, если заболею – будут лечить как-то… Но сама я к ним не хожу.
Мне хотелось ещё говорить с необыкновенной старушкой, но мне позвонили, и я поспешила в то самое кафе, из которого ушла. А то она готова была пригласить меня к себе показать вышивки.
***
Менее всего на свете я хочу кого-то призвать уподобиться этой удивительной старушке – подражать, брать пример и т.п. Прежде всего, я никого ни к чему никогда не призываю: это не мой стиль и не мой темперамент.
А ещё я не призываю брать пример с Клавдии Петровны потому, что это совершенно невозможно. Не в смысле, конечно, её умения прекрасно вышивать, а в смысле всего отношения к жизни. В чём это отношение? А вот в чём.
Оно диаметрально противоположно мироощущению подавляющего большинства людей – западных, по крайней мере; иных не знаю; мы, русские, в этом смысле относимся к западному типу. Средний человек сосредоточен на том, чего у него нет, чего ему не хватает, что у него в жизни не так. В результате он, современный человек, перманентно несчастен, потому что не хватает всего и всем: у одного, по известному присловью, жемчуг мелок, а у другого суп жидок. Это не просто индивидуальное чувствование каких-то отдельных людей. К такому мироощущению нас приучил капитализм: ему нужны постоянно жаждущие покупок и приобретений потребители. Если их нет, куда будут деваться монбланы разной потребительской муры, которые ежеминутно, ежесекундно вырабатываются во всём мире? Кому будут оказывать идущие валом изощрённо-нелепые услуги? То-то же! Недаром с приходом капитализма к нам пришло слово «бедный» и «нищий»: раньше этих слов применительно к себе люди не говорили и даже не думали.
К.П. сосредоточена мыслью на диаметрально противоположном – на том, что у неё есть. И оказывается, что есть у неё совсем не мало. Благоустроенное жильё, тёплое, со всеми удобствами. Про её однушку можно сказать «убогая пятиэтажка», а можно – удобная квартира в обжитом районе. Можно зариться на особняки богатеев или квартиры в «элитных ЖК» и испытывать при этом чувство бессильной тоски, а можно – просто об этом не думать. У большинства не получается не думать, оттого их жизнь ощущается ими самими как убогая и постылая, нищебродская, постыдная. Всё это, повторюсь, не просто личные чувства каких-то отдельных людей – это социально поощряемые чувства, более того активно формируемые с помощью рекламы, СМИ, всякого рода сериалов и прочего «искусства». Там ведь показывают, как надо жить и насколько гол и бос тот, кто не живёт так, как они учат. Кто учит? Ну, например, Божена Рынска, которая заполошно орёт на весь базар, каких квартир и миллионов ей недодала змеюка-бывшая её удавившегося мужа. Да все эти передачи о гламуре и лайф-стайле учат людское стадо ощущать себя нищими и убогими. Ощущать вечную нехватку.
А вот К.П. нищей себя не ощущает. У неё много что есть – так она чувствует. Эти чувства в современном и-мире – нелегитимны. Запретны. Они имеют подрывной характер, т.к. подтачивают несущие структуры современного капитализма.
Если не смотреть на жизнь с позиции постоянной нехватки, то вдруг оказывается, что на 200 рублей можно прокормиться. И вовсе не отбросами, а вполне нормально, даже вкусно. К.П. это доказала. Впрочем, «доказала» – неподходящее слово: она никому ничего не доказывает, она так живёт. И делает это с удовольствием.
Её простая мысль, что надо просто есть меньше, особенно в преклонном возрасте – подрывная. Капитализму надо, чтобы все непрерывно жевали, а потом лечились от ожирения дорогими таблетками и особыми, диетическими, продуктами с низкой калорийностью и высокой ценой.
Клавдии Петровне повезло: она здорова и не нуждается в медицинской помощи. Может, оттого и здорова, что много двигается и не переедает? Может, и так, но надо сказать, что и тут её позиция – подрывная. Если все начнут эдак жить – кто будет кормить транснациональные корпорации, выпускающие все эти горы таблеток, мазей, спреев? Вспомните, раньше, была одна аптека на целый большой район. Теперь где бы ты ни оказался, обернись вокруг, и ты увидишь аптеку.
К.П. не выживает, не мыкает нужду – она преспокойно пользуется теми условиями и теми благами, которые ей предоставляются и доступны для всех. Например, активно пользуется совершенно бесплатной библиотекой. С бесплатным доступом в интернет. Она живёт вполне насыщенной культурной жизнью, и очень довольна. И вовсе не думает о тех, «богатеньких буратинах» (завистливые люди почему-то обожают это выражение), которые на пенсии шастают по всему миру, едят в ресторанах, живут в дорогих отелях и т.п. И тут она выступает как подрывной элемент: она обязана этого хотеть, чтобы колёса капитализма исправно вращались. Она обязана завидовать белозубым и вневозрастным западным гламурным пенсионерам, наслаждающимся благами «золотого возраста».
А она – не хочет. Ей и так хорошо. Поэтому она – исключение из исключений. Она – человек другого мира. Почти пришелец. А пришельцу подражать нельзя: он же другой.
